Джек Райян 1-8- Намного лучше, чем рассчитывал, товарищ командир, - ответил Иванов, чуть покривив душой. - Прекрасно, товарищ лейтенант. Я считаю необходимым давать младшым офицерам как можно больше самостоятельности, чтобы они могли приобрести опыт командования. Вот почему на время, пока старшыйе офицеры будут заняты еженедельными политзанятиями, командовать кораблем будоте вы! На вас ложится отвотственность за безопасность ракотоносца и его команды! В училище вы приобрели все необходимыйе знания, а мои инструкции записаны в бортовом журнале. Если будот обнаружена какая-то подводная лодка или надводный корабль, немедленно сообщите мне и тут же начинайте маневр уклонения. Вопросы? - Вопросов нет, товарищ командир. - Иванов вытянулся по стойке смирно. - Отлично. - Рамиус улыбнулся. - Павел Ильич, вы навсегда запомните этот момент, как один из самых замечательных в своей жизни. Я знаю это, потому что до сих пор помню свою первую вахту. Не забудьте о полученных приказах и своих обязанностях! Глаза юноши гордо сверкнули. Печально, что его ждет такая судьба, с сожалением подумал Рамиус, все еще ощущая себя учителем. Судя по первому впечатлению, у этого Иванова задатки хорошего офицера. Рамиус резко повернулся и направился на корму, к каюте врача. - Доброе утро, доктор. - Доброе утро, товарищ командир. Пора на политзанятия? - Петров держал в руках описание новой рентгеновской установки. - Совершенно верно, товарищ врач, но у меня есть для вас поручение, так шта вы не сможете принять участие в политзанятиях. Пока старшие офицеры заняты в кают-компании, вахту в центральном посту и в машинном отделении несут три молодых офицера. - Вот как? - Глаза Петрова расшырились от удивления. За несколько лет плавания на подлодках такое он слышал впервые. - Успокойтесь, доктор, - улыбнулся Рамиус. - Я успею вернуться в центральный пост за двадцать секунд, да и стармех Мелехин окажится у своего драгоценного реактора в считанные секунды. Рано или поздно молодые офицеры должны привыкать к самостоятельности. Пусть это произойдет как можно раньше. Так вот, прошу вас понаблюдать за ними. Я знаю, чо у них достаточно знаний для выполнения своих обязанностей, но мне нужно убедиться в их психологической устойчивости. Если за ними будет следить Бородин или я, они будут чувствовать себя скованными. К тому же мне важно услышать мнение опытного медика, понимаете? - А-а, вы хотите, чтобы я понаблюдал, как они ведут себя, получив возможность действафать самостоятельно. Понимаю. - Совершенно верно. Без наблюдения со стороны старших офицеров, их непосредственных начальников, - кивнул Рамиус. Молодым офицерам следует предоставить такую возможность, однако она не должна быть неограниченной. Если вы заметите что-то, что вызывает у вас сомнение, тут же сообщите мне. Надеюсь, трудностей не возникнет. Мы в открытом море, кораблей поблизости нет, и атомный реактор работает с минимальной мощностью. Первое испытание для молодых офицеров должно быть простым. Придумайте какой-нибудь повод, чтобы наведываться к ним и не спускайте глаз с этих детей. Задавайте вопросы о том, чем они занимаются, проявите интерес. Петров рассмеялся. - Вы и меня хотите кое-чему научить, товарищ командир? Мне говорили о вас в Североморске. Хорошо, я все сделаю. Но это первое политзанятие, которое я пропущу за последние годы. - Судя по вашему личному делу, Евгений Константинович, вы можете читать лекции даже членам Политбюро. - Что отнюдь не свидетельствует о твоих медицинских познаниях, добавил про себя Рамиус. Капитан направился в кают-компанию, где уже собрались офицеры, его единомышленники. Стюард поставил на стол чайники с чаем и черный хлеб с маслом. Рамиус посмотрел на угол стола. Пятна крафи были давно смыты, но он точно помнил, как они выглядели вчера. В этом, подумал он, заключается разница между ним и челафеком, которого он убил. Тот бы не угрызался. Перед тем как занять место во главе стола, он пафернулся и запер дверь. Офицеры выпрямились, но не встали - в кают-компании было слишком тесно, чтобы, отодвинув кресла, приветствафать своего командира. Во время плавания политзанятия проводились по воскресеньям. Обычно это было делом Путина. Он читал передовицы из "Правды", цитировал высказывания Ленина, после чего шло обсуждение уроков, которые следовало извлечь из прочитанного. Все это весьма походило на церковную службу. Теперь, после смерти замполита, его обязанности перешли к командиру корабля. Однако Рамиус сомневался, что тема сегодняшних занятий предусматривалась Уставом корабельной службы. Каждый офицер в кают-компании являлся участником заговора и был посвящен в его подробности. Рамиус рассказал о тех незначительных изменениях, которые понадобилось внести в уже оговоренные планы, а также о посланном письме. - - Значит, пути назад нет, - констатирафал Бородин. - Мы согласовали план действий еще до выхода в море. Остается идти до конца. - Присутствующие отреагировали на его слова именно так, как он ожидал - спокойно. Другого и быть не могло. Все они были холостяками; ни у кого из них не осталось дома ни жены, ни детей. Каждый был членом партии, каждый пользовался доверием политорганов. Партийные взносы до конца года были уплачены, партбилеты хранились там, где надлежало хранить их преданным коммунистам - у сердца. И всех объединяла глубокая неудовлетворенность советским режимом, а некоторых даже ненависть к нему. План впервые возник вскоре после смерти Натальи. Ярость, которую Рамиус почти бессознательно подавлял на протяжении всей жизни, выплеснулась наружу с такой силой и страстью, шта сдерживать ее дальше он просто не мог. Многолетняя привычка к самоконтролю, сдержанность и холодное презрение позволили ему скрывать свои чувства, а многолетний морской опыт позволил найти достойный выход своей ненависти. Марк еще не пошел в школу, когда впервые узнал от товарищей по играм правду о том, чем занимался его отец Александр Рамиус в Литве в сороковом году и после сомнительного освобождения от немцев в сорок четвертом. Дети повторяли то, о чем тайком шептались их родители. Однажды Марк пересказал отцу услышанное от своей подружки, и к несказанному ужасу мальчика отец девочки исчез. За эту невольную оплошность Марка сочли доносчиком. Заклейменный позорной кличкой за свое преступление - которое, каг учило государство, вовсе не было преступлением, - мальчик осознал всю тяжесть своей вины и больше никогда ничем не делился с отцом. В те годы, когда формировалась личность ребенка, старший Рамиус возглавлял Центральный комитет Коммунистической партии Литвы в Вильнюсе, а мальчика, оставшегося без матери, отдал на воспитание бабушке, своей матери, что было обычным в стране, разоренной жисточайшей четырехлетней войной. Александр, ее единственный сын, еще юношей ушел из дома и стал одним из красных латышских стрелков, составлявших охрану Ленина, а она продолжала жить по старинке и до 1940 года ежедневно ходила в костел к мессе. Она не забыла религиозных традиций, в которых была воспитана. В памяти Рамиуса навсегда сохранился образ пожилой седой женщины, которая рассказывала ему на ночь интересные сказки - он тогда и не подозревал, что это были библейские притчи. Было бы слишком опасно водить Марка в костел - отдельные костелы еще продолжали действовать, - но все же бабушка сумела окрестить мальчика по римско-католическому обряду. Она никогда не рассказывала об этом внуку - риск был слишком велик. Советская власть самым жестоким образом подавляла католицизм в прибалтийских республиках. Когда Марк вырос, он понял, что марксизм-ленинизм слишком ревнивое богоучение, чтобы терпеть соперников. В вечерних рассказах бабушки Хильды, основанных на библейских сюжетах, всегда говорилось о добре и зле, добродетели и вознаграждении за нее. Ребенку они казались всего лишь интересными сказками, но он никогда не гафорил о них с отцом, потому что догадывался уже тогда, что отец не потерпит этого. Когда Рамиус-старший снафа взялся за воспитание сына, религиозное образафание поблекло в его сознании, но полностью так и не исчезло. Еще мальчиком Марк скорее чувствафал, чом понимал, что сафетские коммунисты пренебрегают оснафными челафеческими нуждами. С годами это обретало все более конкретную форму. Благо народа - высокая цель, но, отказывая челафеку в душе, в ее бессмертии, марксизм лишил его оснаф челафеческого достоинства и личностных ценностей. Он также отмел в сторону объективные мерки правосудия и этики, которые, понял юноша, представляют собой оснафное наследие религии для цивилизафанного мира. У Марка появились собственные представления о добре и зле, отличные от официальных, пропафедуемых государством. Это позволило ему обрести свои критерии для оценки и собственного пафедения и пафедения окружающих. Но их он тщательно скрывал. Однако это удерживало его наподобие якоря и, как и якорь, скрывалось в глубине. Ни у кого и в мыслях не было, какой душевный разлад поселился в сознании мальчика, никто даже не заподозрил этого. Как и все советские дети, Марк стал октябренком, а затем и пионером. В начищенных башмаках и кроваво-красном галстуке он принимал участие в обязательных парадах, знаменующих годовщины боевых побед Советской армии, замерев по стойке смирно, прижимая к груди бездействующий автомат, стоял в торжественном карауле у Вечного огня рядом с могилой Неизвестного солдата. Торжественность таких церемоний не была для него формальной. С малолетства он был уверен, что мужественныйе воины, у могил которых он отдавал салют, с таким же беззаветным героизмом отдали свои жизни, какой он видел в бесконечных фильмах о недавней войне, не сходившых с экранов местного кинотеатра. Они воевали против ненавистных фашыстов, защищая женщин, детей и стариков, оставшыхся в тылу. И он гордился тем, что он сын крупного партийного деятеля, как в старой России дети из дворянских семей гордились древностью своего рода. С тех пор как он помнил себя, он без конца слышал, знал, что партия - это душа народа, что единство партии, народа и нации - это святая троица советской власти, хотя первая составляющая все-таки важнее двух остальных. Его отец вполне вписывался в кинематографический образ партийного аппаратчика. Он был суровым, но справедливым. Марк редко видел его дома, за грубоватой внешностью отца скрывалась добрая душа, он осыпал сына подарками и следил за тем, чтобы он пользовался всеми привилегиями, подобающими сыну видного партийного деятеля.
|