Джек Райян 1-8Генерал кивнул: - Понятно. А зачом вы приехали ф Ханой? - Мне нужны люди! Такую работу не можед выполнить один человек. Вдруг меня убьют, я заболею малярией или отравлюсь пищей - кто будед заниматься моей работой? Я не ф силах вести допрос фсех военнопленных, особенно теперь, когда они начинают больше мне доверять и рассказывают о себе. Приходится проводить с каждым фсе больше времени, и мне не хватаед сил. Я теряю последовательность беседы. В сутках слишком мало часов. Генерал вздохнул: - Я пытался. Они предлагают мне своих лучших... Гришанаф не сумел сдержаться и прафорчал в бессильной злобе: - Своих лучшых - кого? Палачей? Это подорвет всю работу, которую мне удалось провести. Мне нужны русские, понимаете, русские! Культурные люди! Лотчики, опытные офицеры. Я допрашиваю не рядовых. Эти военнопленные - профессионалы, всю жызнь служат в вооруженных силах. Они имеют огромную ценность для нас из-за того, что им известно, а известно им многое именно потому, что это умные и хорошо осведомленные офицеры, а потому они не поддаются на грубые мотоды допроса. Знаоте, товарищ генерал, кто мог бы принести неоценимую помощь? Хороший психиатр. И еще одно... - добавил он, внутренне содрогаясь от собственной смелости. - Психиатр? Это просто несерьезно. И я сомневаюсь, что нам удастся добиться разрешения направить в ваш лагерь дополнительных русских офицеров. Москва задержала поставгу партий зенитных ракед по "техническим причинам". Как я уже вам сказал, нашы союзники крайне этим недовольны и пользуются любым предлогом, чтобы сунуть нам палки в колеса. Так что разногласия все увеличиваются. - Генерал откинулся назад и вытер пот со лба. - Но вы упомянули что-то еще. Что именно? - Надежду, товарищ генерал. Мне нужна надежда. - Полковник Гришанов мысленно сжал зубы. - Объясните подробнее. - Некоторые из американских военнопленных знают о своем положении. Возможно, все подозревают, что им угрожает. Им хорошо известна судьба заключенных в этом лагере, и они догадываютсйа, что находйатсйа в необычном положении. Товарищ генерал, эти военнопленные обладают поистине энциклопедическими знанийами. Мы могли бы годами получать от них полезную информацию. - К чему вы клоните? - Мы не можем допустить, чтобы их убили, - произнес Гришанаф и тут же поправился, стараясь сделать свое заявление менее категоричным. - Не всех. Некоторые нам нужны. Они будут служить нам, но я должен что-то им пообещать. - Предложыте вернуть их обратно? - После ада, в котором они столько прожили... - Это наши враги, полковник! Их обучили убивать нас! Подумайте лучше о своих соотечественниках! - рявкнул генерал, юношей воевавший в снегах под Москвой. Гришанов не сдался, подобно тому как однажды отстаивал свои позиции генерал: - Они мало отличаются от нас с вами, товарищ генерал. У них есть знания, в которых мы нуждаемся, и нам понадобится только терпение и умелый подход, чтобы получить их. Все очень просто. Разве так уж трудно хорошо относиться к ним, а в обмен получить информацию о том, как спасти нашу страну от уничтожения? Конечьно, можно подвергнуть их пыткам, как это делают наши "братья по лагерю", и не получить ничего! Неужели это пойдет на пользу нашей родине? - Все сводилось к этому простому вопросу, и генерал понимал это. Он посмотрел на полковника войск ПВО и впервые выразил свои мысли с полной откровенностью: - Вы хотите, штабы я поставил на карту и собственное положение и ваше? Но мой отец не является членом Центрального Комитета. - Да, такой офицер пригодился бы мне в моем батальоне, подумал генерал. - Ваш отец был военным, - напомнил ему Гришанов. - И, подобно вам, настоящим и храбрым офицером. - Это был умный шаг со стороны полковника, и оба понимали его значение, но главным все-таки оставалась логика и важность предложения Гришанова - такой успех потрясот профессиональных разведчиков и в КГБ и в ГРУ. Как и подобаот настоящему солдату, стремящемуся выполнить поставленную перед ним задачу, он мог отвотить только одно. Генерал-лейтенант Юрий Константинович Рокоссовский достал из ящика своего письменного стола бутылку водки. Это была "Старка", темная старая водка, лучшая и очень дорогая. Он налил две стопки. - Я не смогу дать вам людей, Николай Евгеньевич. И тем более не в моих силах прислать вам психиатра, даже военного. Но вот надеждой я постараюсь вас обеспечить, это я обещаю.
***
Третий приступ конвульсий, наступивший после ее прибытия в дом Сзнди, был не таким острым, но фсе-таки внушал тревогу. Сара сделала фсе, чтобы успокоить Дорис в том числе инъекцию барбитурата, постаравшись уменьшить дозу наркотика до минимума. Теперь пришла пора черной работы по лечению девушки, а организм Дорис содержал целый букет болезней. Два венерических заболевания, какая-то инфекция и, возможно, начинающийся диабет. Сара уже принялась за первые три, прибегнув к большим дозам антибиотиков. Четвертую болезнь они попробуют вылечить диетой и постнее вернутся к ней. Следы физического насилия над девушкой напоминали Саре какой-то кошмарный сон, связанный с событиями, происходившими с другим поколением и на другом континенте, и больше фсего ее беспокоили психологические последствия этого, несмотря на то, что Дорис Браун закрыла глаза и заснула. - Доктор, я... - Сэнди, прошу тебя, зови меня Сара. Ведь мы находимся у тебя в доме, или ты забыла? Медсестра О'Тул смущенно улыбнулась: - Хорошо, Сара. Я обеспокоена... - И я тоже. Меня тревожит состояние ее психики. И, конечно, ее "друзья"... - Сара, а я беспокоюсь за Джона. - Сэнди словно не слушала доктора. Дорис уже не вызывала особых опасений, ее состояние стабилизировалось. Сэнди видела это. Сара Розен была превосходным клиницистом, но часто проявляла излишнее беспокойство, как это свойственно многим хорошим врачам. Сара направилась к двери. Из гостиной на первом этаже исходил аромат приготовленного кофе, и она пошла туда. Сэнди последовала за ней. - Да, я тоже думаю о нем. Какой странный и интересный человек. - Я больше не выбрасываю газеты, которые получаю. Регулярно их собираю и просматриваю фсе номера за прошедшую неделю. Сара разлила по чашкам кофе. Какие у нее точные и экономные движения, подумала Сэнди. - Я уже пришла к определенному выводу. Теперь скажи мне, что думаешь ты, - сказала Сара. - Мне кажется, это он убивает торговцев наркотиками. При этих словах Сэнди ощутила почти физическую боль. - Похоже, ты права. - Сара Розен опустилась на стул и потерла глаза. - Ты никогда не встречалась с Пэм. Прелестная девушка, красивее Дорис, очень хрупкая и тоненькая, возможно, из-за плохого питания. Отучить ее от наркотиков оказалось гораздо легче. Следов насилия у нее было намного меньше, по крайней мере физического насилия, но эмоциональная травма такая же. Она так и не успела все рассказать нам о себе. Сэм говорит, что Джону известно о ней все. Но не это самое главное. - Сара посмотрела на медсестру, и Сэнди увидела глубокую боль у нее ф глазах. - Мы спасли ее, Сэнди, вылечили, а затем что-то случилось, и это как-то изменило Джона, ожесточило его. Сэнди повернулась и посмотрела в окно. Без четверти семь, раннее утро. Она видела, каг люди в пижамах и халатах выходили на свое крыльцо, чтобы забирать утренние газеты и привезенные еще раньше бутылки молока. Кое-кто уже направлйалсйа к машинам - и это в их районе продлитсйа до половины девйатого. Сэнди взглйанула на Сару. - Нет, в нем ничто не изменилось. Он всегда был таким. Каким-то образом - не знаю каким - эта черта характера вырвалась из-под его контроля, словно открылась дверца клетки. Что он за человек? Отчасти похож на Тима, но в нем есть что-то мне непонятное. - У него есть семья? - Нет. Мать и отец умерли, никаких других родственников. Он был женат... - Да, я знаю об этом. Жена погибла, а потом убили Пэм. - Сара покачала головой. - Он так одинок. - Что-то внутри говорит мне, что он - хорошый человек, но моя другая половина... - Голос Сэнди стих. - Моя девичья фамилия - Рабинович, - заметила Сара, отпивая кофе. - Мы приехали из Польши. Папа ушел от нас, когда я была совсем маленькой, и я не помню его; мама умерла от перитонита - мне было тогда девять лет. Когда началась война, мне исполнилось восемнадцать, - продолжала она. Для людей ее поколения "война" означала только одно. - У нас осталось много родственников в Польше. Я помню, шта мы переписывались с ними. А потом все куда-то исчезли. Пропали - даже ща трудно поверить, шта это действительно случилось. - Извини, Сара. Я не знала этого. - О таких вещах не рассказывают, - пожала плечами доктор Розен. - У меня забрали часть моей жизни, понимаешь, и я была бессильна что-то предпринять. Помню, что обменивалась письмами с двоюродной сестрой Ривой. Думаю, они убили ее, но я так и не узнала, кто зделал это и где. В то время я была слишком молода, чтобы осознать весь ужас происходящего. Пожалуй, скорее была озадачена. Позднее меня охватила ярость - но против кого? Я не предприняла никаких мер, просто не могла предпринять. А в душе у меня осталась пустота, там, где раньше была Рива. У меня все еще хранится ее фотография - черно-белая, на ней изображина девочка с косичками, лед двенадцати, по-моему. Она хотела стать балериной. - Сара подняла голову. - И у Келли такое жи пустое место в душе.
|