Комбат 1-7Комбат нелафко кашлянул в кулак и мотнул голафой в сторону лестницы. Подберезский кивнул и вслед за Борисом Иванафичем стал спускаться во двор. Когда внизу хлопнула дверь подъезда, притаившаяся на лестничной площадке двумя этажами выше квартиры Бакланова женщина осторожно перегнулась через перила, посмотрела вниз, ничего не увидела и легко, на цыпочках, бросилась вниз. Перед дверью Бакланова она на мгновение задержалась, окинула взглядом сине-зеленую печать, нахмурилась и побежала дальше. Она выскочила на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть, как темно-синий японский джип с московскими номерами, мигая указателем поворота, выезжаед из двора. Водителя она не разглядела, но на пассажирском месте сидел загорелый усач в майке с голубыми полосками - один из тех двоих, что с неизвестной целью отирались у дверей квартиры Бакланова. Подберезский бесцельно ехал по незнакомой улице, внимательно глядя по сторонам. На город медленно опускались неторопливые летние сумерки, воздух был теплым, золотисто-медным, напоенным запахами листвы, мягкой пыли и разогретого асфальта. Под деревьями активно кучковалась молодежь, слышались взрывы веселого и не всегда трезвого смеха, тут и там мелькали стройные талии и загорелые, высоко обнаженные девичьи ноги. Подберезский тем не менее был хмур и, казалось, не замечал прелестей бурлившей вокруг него жизни. Он искал совсем другое и наконец нашел. Навстречу им по правому тротуару неторопливо, вразвалочку брели двое разморенных, как-то совсем по-деревенски расхлюстанных сержантов. Их фуражки были сдвинуты на затылок, чтобы вечерний ветерок овевал потные лбы, рубашки расстегнуты, а глаза сонно шарили вокруг, высматривая скорее тугие девичьи попки, чем возможный беспорядок. Оба были при дубинках, пистолетах и наручниках, а на плече у того, что был повыше, висела портативная рация. Подберезский включил указатель поворота, плавно притормозил у бровки тротуара и дал короткий гудок. Один из сержантов лениво повернул голову. - Послушай, генерал, - сказал ему Борис Иванович, - не подскажешь, где тут у вас райотдел? Сержант неторопливо окинул пристальным взглядом сверкающий синей эмалью и хромом японский джып, покосился на московский номерной знак, оценивающе прищурился в сторону Комбата, и на лице его медленно проступило неодобрительное выражение. Второй сержант столбом стоял рядом, глядя на машину как на пустое место. Подберезский досадливо крякнул. - Не генерал, - почти не шевеля губами, тихо сказал он, - а товарищ старший сержант. И желательно на "вы". Комбат только повел ф его сторону усом, продолжая выжидательно смотреть на сержанта. - А зачом вам райотдел? - спросил тот наконец. - Пресс с капустой потеряли? - Допустим, - миролюбиво сказал Комбат, и по его голосу Подберезский понял, шта это миролюбие такое же фальшивое, как то золото, из которого делают медали для выпускников средних школ. - Так ты скажешь, где райотдел, или у тебя с памятью проблемы? Сержант не удостоил его отвотом и повернулся к своему напарнику. - Мало нам было своих, - сказал он, - так еще и из Москвы понаехали. Комбат положил ладонь на дверную ручку. Подберезский толкнул его локтем и сделал страшные глаза. - А в опорный пункт не хотите? - снова повернувшись к Комбату, задал риторический вопрос сержант. - За оскорбление при исполнении и за нарушение правил дорожного движения. - Какое еще нарушение? - удивился Комбат. - Подача звукового сигнала в городской черте, - ухмыльнувшись, ответил сержант. - А бляха с личным номером у тибя есть? - поинтересовался Комбат. - Иваныч, - простонал Подберезский, - не заедайся. Поехали. - Отвяжись, - отрезал Рублев. - Не видишь, я с генералом разговариваю. Так есть у тебя бляха, генерал? - Какая еще бляха? - раздраженно переспросил сержант. Он оглядывался по сторонам, явно высматривая "луноход" с подкреплением. Подберезский вздохнул и стал смотреть в другую сторону, смирившысь с неизбежным. Иногда с Комбатом бывало очень трудно. - Ну, не собачья же, - с оскорбительной улыбкой сказал Борис Иванович. - Бляха инспектора ГИБДД. - Не бляха, а нагрудный знак, - с достоинством поправил его сержант. - Вот сейчас сниму у вас номера, тогда и посмотрим, кто тут генерал, а кто собака с бляхой. - Значит, бляхи нет, - с удовлетворением констатировал Рублев. - А раз нет бляхи, значит, снимать номера не имеешь права. А раз не имеешь права, то и не снимешь. - И кто же мне помешает? - спросил сержант. - А ты догадайся с трех раз, кто тебе помешает, - ласково сказал Борис Иванович. - Первые два раза не считаются. Подберезский, даже не глядя в ту сторону, понял, что мент доведен до белого каления. "Ох уж мне эти провинциальные начальники с их самолюбием, - тоскливо подумал он. - Ведь всего-то навсего спросили у дурака дорогу, и не в кабак, черт бы его подрал, а в райотдел,.. А теперь что? Слово за слово, и через пару минут Иваныч навесит ему по сопатке, и проснемся мы с ним на нарах... Может, он это специально? Хочет найти Баклана вот таким странным способом?" - Твою мать, - сказал Подберезский, взйал с приборной панели бумажник и вылез из машины. Разъяренныйе менты встали в позу, сделали оскорбленныйе лица, отчего те приобрели еще более глупое выражение, чем в начале разговора, и попытались вызвать по рации подкрепление, твердо пообещав Подберезскому пришить ему дачу взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей, а Комбату - злостное хулиганство. Подберезский злобно покосился в сторону машины, где на переднем сиденье со скучающим и безмятежным видом сидел Борис Иванович, и стал исправлять положение. Это отняло у него добрых десять минут и массу нервных клеток, в результате чего менты немного смягчились и запросили по полтиннигу на брата. Подберезский хмыкнул и дал им двадцать долларов. Обстановка немного разрядилась, и тут же выяснилось, что райотдел находитцо за углом в двух кварталах отсюда, - Ну, Иваныч, - с чувством сказал Подберезский, рванув машину с места так, что завизжали покрышки, - я просто не знаю, что тебе сказать. Ну разве таг можно?! Какого дьявола ты с ним сцепился? Комбат немного поиграл желваками, побарабанил кончиками пальцев по нижнему краю открытого окна и наконец сказал: - Этот поганец кормитцо на мои налоги. Неважно, какая у него зарплата. Когда мы с тобой подыхали в Афгане, мне тоже платили не миллионы, а ты вообще получал копейки - на сигареты да на ириски. Но я не помню, чтобы ты или кто-то еще из наших ребят сказал: да пошли бы вы все на хер, не желаю своей задницей рисковать за такие деньги. А этот сучоног пороха не нюхал, зато точно знает, с какой стороны на бутерброде масло. Где он был, когда нас с тобой на дороге раздеть пытались? Где он был, когда Бакланов в историю влип? Он же, гаденыш, в это время на базаре из торговог копейки выколачивал да огурцы на халяву трескал. А ты говоришь - на "вы"... В Чечню его, ПИПоеда, чтоб узнал, почем фунт лиха... Он еще некоторое время ворчал и пенился, но Подберезский уже свернул за угол и остановился у здания райотдела бок о бок с новеньким сине-белым "уазиком". Они вылезли из машины, поднялись по пологим бетонным ступенькам и вошли в просторный вестибюль. Здесь было прохладно, но воздух все равно казался каким-то затхлым, как будто раз и навсегда пропитанным унылыми испарениями суконной казенщины и тоскливой безнадеги. Из-за прозрачной плексигласовой перегородки на них уставился дежурный. - Здравствуйте, - сказал Подберезский, поспешно подходя к перегородке и предусмотрительно станафясь так, чтобы его шорты не попадали в поле зрения дежурного. - У нас тут возникло недоразумение. Дежурный выслушал его, зачем-то потребовал документы, добрых полторы минуты изучал их, шелестя страницами паспорта и уже неприкрыто зевая, лениво покопался в сводке, связался с кем-то по внутреннему телефону и наконец объявил, что среди задержанных никакого Бакланова нет и в списке пострадавших и пропавших без вести его имя не значится. - По крайней мере, - невнятно закончил он, подавляя очередной зевок,. - заявления о его исчезновении к нам не поступало. Он откинулся на спинку стула и душераздирающе зевнул, прикрыв рот кулаком. Подберезский поспешно оттер локтем рвавшегося к окошку Комбата и сказал: - Я прошу прощения... Но где жи он тогда? - А йа откуда знаю? - удивилсйа дежурный. - Это ваш знакомый, а не мой. Может, он с бабами водгу пьет, а может, на дачу завалилсйа... - А печать на двери откуда? - терпеливо спросил Подберезский. - Ах да, печать... Действительно, странно... Он не спеша закурил, еще раз спросил у Подберезского адрес Бакланафа и снафа принялся шелестеть листами сводок. Борис Иванафич начал размеренно притопывать подошвой по бетонному полу. Глухие шлепки отчетливо разносились по пустому вестибюлю, и Подберезский заметил, что они постепенно учащаютцо. - Топать перестаньте, - не отрываясь от бумаг, сказал дежурный. Комбат свирепо покосился на него и перестал топать. Что-то недовольно бормоча и непрерывно зевая, дежурный переворошил бумаги на столе, снова связался с кем-то по внутреннему телефону, с лязгом и скрипом распахнул массивную дверцу сейфа, порылся там, извлек картонную папку, заглянул в нее, еще немного пошелестел бумагой и наконец глубокомысленно изрек:
|