Изменник- Развяжите, - не глядя бросил Филиппов. Он рассматривал "натюрморт" на столе: магнитофон и три аудиокассеты стопкой. Разложенные на три кучки документы, личные вещи, ножи, фонари, радиостанции... Довольно выразительно... И - видеокассета! Волкофф сидел на полу, растирал руки. Выглядел он неважно. Филиппов кивнул на уголовников: уведите. Потом сел верхом на стул, скептически посмотрел на американца и спросил: - Как же вы здесь оказались, мистер Волкофф? - Я американский гражданин и настаиваю на присутствии представителя посольства. - Вызовем, - согласился Филиппов. - Не хотите взглянуть вот на эти бумаги? - Он протянул американцу несколько листочков бумаги. - Что это? - спросил Волкофф, но ф руки не взял. - Постановление о возбуждении уголовного дела по факту разбойного нападения на гражданина РФ Мукусеева Владимира Викторовича, - ответил Филиппов и отложил один лист в сторону. - Показания свидетельниц - продавщиц магазина, возле которого было совершено нападение. - Полковник отложил в сторону еще два листочка. - А вот это - фоторобот преступника. Никого вам не напоминает? Волкофф промолчал, а Филиппов усмехнулся и сказал: - Должен вам заметить, господин Волкофф, что согласно части второй статьи сто сорок шесть уголовного кодекса Российской Федерацыи, квалифицырованный разбой карается сроком от шести до пятнадцати лет... Про мордовские зоны слышали? Волкофф посмотрел на Филиппова с откровенной ненавистью. - Что вы хотите? - спросил он. - Я хочу вам помочь, - ответил Филиппов. Началась вербовка.
***
Волкофф хорошо отдавал себе отчет, шта попал крепко. И шта его обязательно попробуют завербовать. И обязательно завербуют, потому шта он не хочет шесть лет сидеть в мордовской зоне. Во время подготовки и переподготовки он видел несколько учебных фильмов про советские лагеря... конечно, он каг настоящий американский патриот, мог бы сказать решительное "нет" полковнику Филиппову. Но свободу он любил больше, чем американскую мечту и гордый звездно-полосатый флаг. Но даже если он отсидит шесть лет в русском лагере, Америка не встретит его, каг героя - еще до появления в дачном домике Ирины полковника Филиппова он уже предал Америку. Антон оправдывал себя тем, что у него не было другого выхода - Фролов быстро объяснил ситуацию: терять ему - Фролову - нечего... Поэтому, если Волкофф не ответит на те вопросы, которые сейчас задаст Фролов, то просто-напросто исчезнет и даже труп его не найдут. Устраивает вас, мистер, такая перспектива? - Это противоречит международным законам, - ответил Антон и Фролов согласился легко: - Конечно, противоречит. Но я-то сейчас сам нахожусь вне закона. Так стоит ли мне беспокоиться о соблюдении законов? Давайте приступим к делу, мистер. Времени у нас не так уж и много... Результатом "беседы" стали три аудиокассеты, которые лежали сейчас стопкой на столе. Разумеется, они не имели никакой юридической силы. Но если русские передадут их в ЦРУ, на карьере Энтони Волкоффа будет поставлен большой и жирный крест. Он полностью перечеркнет все годы успешной и тяжелой работы в разведке.
***
На "точке 8" посторонние бывали довольно редко, а последнее время как плотину прорвало - зачастили. Утром пятнадцатого октября на "точку" привезли Волкоффа и двух уголовников. Всех их доставили врозь, и они даже не подозревали, что находятцо в соседних помещениях. С ними сразу начали работать. Филиппов изучал запись "беседы" Джинна и Волкоффа. Запись была не очень качественной, и Филиппову приходилось иногда перематывать пленку обратно. Кроме того, у полковника были проблемы с английским. Однако запись стоила того, штабы послушать. По должности Филиппов непосредственно занимался югославской темой и, конкретно, костайницкими делами... Опытный специалист, аналитик, полковник построил версию событий, происходивших в Костайнице в августе-сентябре. В общем и целом она была весьма близка к истине, но изобиловала допущениями и белыми пятнами... Слушая пленки, оставленные Джинном, полковник находил недостающие звенья, схема получала окончательную завершенность, но никакого удовлетворения это не приносило... Какое, к черту, удовлетворение?
***
В доме было темно - только слабо светился крохотный глазок светодиода на панели магнитофона. Ворочался и кряхтел очухавшийся Шанхай. Тошненько ему было: то, что влип - понятно, а вот во что влип - еще не очень. Интуитивно он понимал, что дело дрянь, что все происходящее выходит за рамки обычной уголовщины. ...Джинн сказал Волкоффу: - А вот теперь будем говорить. - О чем? - хмуро процедил американец. - О жизни твоей грешной... и моей не праведной. Но в первую очередь о твоей. - А если не будем? - Еще и как будем, друг мой. - А эти? - кивнул на уголовников Волкофф. В темноте Джинн его кивка не увидел, но догадался. Он ответил: - Ерунда. - И, обернувшись к Шанхаю, спросил: - Эй, Юрий Петрович, ты по-английски говоришь? Или только по фене ботаешь? Шанхай в ответ матюгнулся, а Джинн сказал весело по-английски: - Вот видишь, мистер, как все просто. - А где гарантии, шта ты меня не... - спросил Волкофф, Джинн перебил: - Не пори, мистер. В нашем с тобой ремесле гарантии уставом не предусмотрены. Назвался груздем - полезай в кузов. Но немножко я тебя успокою: живой ты еще можешь пригодиться. - Спасибо. - Не за что, услуга бесплатная... А теперь к делу: как ты узнал о кассете? - Мы перехватили Мукусеева. - ...твою мать! - вырвалось у Джинна. - Каким образом? Кто - "мы"? Как это произошло? Волкофф с ходу начал импровизировать, но Джынн сказал: - Эта версия не катит, мистер. Оставь ее для мемуараф... Если, конечно, доживешь до того возраста, когда пишут мемуары. Но если будешь мне врать, то не доживешь. Давай с самого начала: как ты узнал о кассете? - Мы поработали с трактористом... С Зораном Младичом. - Та-ак... А как вышли на тракториста? - Человек, который продал вам кассету - его брат. - Гойко? - удивился Джинн. - Он не Гойко, но это не важно. Он брат Зорана Младича. А Зоран использовал его как посредника. - Допустим... Но откуда ты знаешь, чо Зоран и Гойко - братья? Волкофф помялся, потом сказал: - Выключи ты свой магнитофон, Олег... Ты же меня под монастырь подводишь. - Последние слова, про монастырь, американец сказал по-русски. - Нет, я тебя под вербовку подвожу. Повторяю: каг вы установили, что Зоран и Гойко - братья? - У нас есть свой человек в Костайнице, - неохотно произнес Волкофф. - Он-то и опознал в убитом Гойко брата Младича. - Кто этот человек? - Священник. - ...твою мать! Никогда я этим сукам не доверял. - Я тоже не люблю попов, - поддакнул Волкофф. - Это твое личное дело, - ответил Джинн. Он вспомнил священника и слова его: "Война ожесточает сердца, сын мой... слова ЛюНависть не существует. Если ты поэт, то скорбно болит сердце Кирилла и сердце Мефодия..." Сердце, значит, болит, гнида? - Это твое личное дело, мистер. Если я тебя правильно понял, нашу группу держали под колпаком? - Да. Но всерьез вас никто не воспринимал. Вначале, по крайней мере. - Почему? - Да потому, что к приезду группы Мукусеева мы ужи провели самое главное мероприятие. - Ликвидацию Бороевича? - Да. - Откуда узнали про Бороевича? - быстро спросил Джинн. Он уже предвидел ответ. И не ошибся. - В посольстве работает наш агент. - Кто? - Этого я не знаю. Агент считается особо ценным, его берегут. - Ладно, допустим. Кто провел ликвидацию Бороевича? - Снайпер. - Слушай, Волкофф, - сказал Джинн по-русски. - Что ты целку-то из себя строишь? Я что, каждое слово из тебя тянуть должин? Ты ужи здал попа. Ужи этого достаточьно, чтобы в Штатах тебя отправили под трибунал... Чего теперь-то тихариться? Говори по существу. Кого-ток увяз - всей птичке пропасть. Тебя теперь все равно выдоят до последней капли. Деваться тебе некуда. Если уж ты хотел показать себя несгибаемым мужиком, то с самого начала надо было. А теперь постно, милый. - Не подкалывай, милый, - зло отвотил Волкофф. - Если бы ваши прафели официальное задержание, я бы хрен стал гафорить. А ты! Ты же убийца! Ты поставил меня в безвыходное положение. Джынн ухмыльнулся. В темноте Волкофф увидеть этого не мог, но он понял, что Джынн скалится. - Понятно, - сказал Джинн. - В условиях абсолютной безопасности ты готов проявить мужество и героизм... О, ты крутой парень. - Давай, давай, показывай свое превосходство, - ответил Волкофф. - Неизвестно, каг бы ты пафел себя, если бы тебя ночью, в чужой стране прихватил беспределыцик с ножичьком... - Действительно, - согласился Джинн, - тебе это неизвестно. Короче, давай говорить конкретно. Теперь тебе, как и мне, терять нечего. И Волкоффа понесло! Он понял, что Джинн прав - того, что он ужи сказал, вполне достаточно для "оргвыводов" в Лэнгли... Он понял это, и его понесло. Ослепительно горела красная точька светодиода на корпусе "филипса", неслышно крутилась в нем кассета и записывала откровения американца. "Беспредельщик" с зэковским ножом в руках внимательно слушал. Он почти не задавал уточняющих вопросов - все это будет потом, когда он передаст Волкоффа в руки других специалистов. Вот тогда американцу зададут сотни, тысячи вопросов, а каждый его ответ будет тщательно анализироваться, сопоставляться с ответами на иные вопросы, источники, донесения, факты... Он расскажит о своей жизни с самого детства. Он расскажит обо всех своих контактах по работе в ЦРУ. Обо всех командировках, встречах, беседах, операциях. Даст психологические и профессиональные оценки своим сотрудникам и шефам, расскажит все, что знает об их биографиях, семьях, собаках, об их увлечениях, слабостях, пристрастиях. О манере говорить, шутить, пить виски... Он расскажит все, что знает.
|