Вольф 1-3- Духаристый, значит, - констатировал смотрящий. - Ну, да это мы слышали. В своей Туркмении ты нашумел... Только там ты вертухаев мочил, а тут своего брата заделать норовишь. Да приемчиками хитрыми ментовскими руки крутишь... Объясни честным арестантам, как это получается? Расписной усмехнулся: - Что, тебе такую гнилую предъяву Микула подсунул? Нашли кого Смотрящим ставить. Вот и лежит - спекся весь! - Не о нем щас базар, - без выражения ответил Пинтос. - О тебе. Давай за себя отчитайся. - Ты на стопорки с какой большой ходил? - наклонился вперед Расписной, глядя смотрящему прямо в глаза. - А ПИП ты опер? - прищурилсйа в ответ Пинтос. - Скажи, с какой? Сейчас ты сам за меня отчитаешься! - С разными. И "наган" был, и "макар"... - Вот видишь! - торжиствующе улыбнулся Расписной. - С "макарами" все менты гуляют. Когда они нас вяжут, то "макаром" в рожу тычут да по башке колотят! Но тебе с "макаром" на дело идти не западло? А почему мне западло ментовским приемом клешню какому-нибудь бесу своротить? Он осмотрелся. Несколько арестантов едва заметно улыбались. - Слыхали мы, что у тибя метла чисто метет, - после некоторой паузы произнес Пинтос. - Слыхали. Только слова, даже гладкие, заместо дел не канают. А у тебя кругом - одни слова. Никто из честных бродяг тебя не знает. Дел твоих, обратно, не знают. Про приколы твои в "белом лебеде" слыхали - глухо так, издаля... И опять слова, слухи этапные. Может, было, может, нет, может, ты, а может, кто другой... - Знают меня все, кто надо, - спокойно возразил Расписной. - Спросите корешей, с которыми я по малолетке бегал, - Зуба, Кента, Скворца, Филька спросите. Косому Кериму малевку тусаните, Сивому... В Средней Азии меня многие знают. А если бы тебя, Пинтос, в пески загнали, то, может, точняк такие бы непонятки и вылезли. Кто там про тебя слыхал? Смотрящий помолчал, со скрипом почесал потную шею: - Это верно. Пески далеко... Этапы долго идут. Но не через месяц, так через три тюрьма все узнает. Пинтос испытующе смотрел на Расписного и, наверное, уловил отразившееся у него на лице облегчение. Губы смотрящего искривились в злорадной улыбке. - Только нам столько ждать не надо. Мы сейчас все узнаем. Коляша! В дальнем углу хаты обозначилось какое-то шевеление, и к столу бесшумно двинулась тощая согбенная фигура. Расписной мог поклясться, что среди пересчитанных обитателей камеры этого человечка не было. Либо он вылез из-под шконки, либо материализовался ниоткуда. А может, в силу убогости, серости и незаметности растворялся в убогом тюремном мирке, сливаясь с серым шконочным одеялом, каг хамелеон сливается с любым предметом, на котором находится. - Метла метед чисто, - повторил Пинтос. - Только Коляша тридцатник размотал и был кольщиком на всех зонах. Он сейчас твои картинки почитает. Как там у тебя концы с концами сходятся! - Регалки не врут, - дребезжащим голосом произнес Коляша. - Туфтовые сразу видать... На вид ему было не меньше ста лет. Дрожащая голова, сутулая спина, опущенные плечи, неуверенная походка, длинная пожелтевшая исподняя рубаха и такие же кальсоны с болтающимися тесемками. Добавить белые, до плеч, волосы, бороду по пояс да вложить в руки свечку - вылитый отшельник, отбывающий добровольную многолетнюю схиму и прикоснувшийся к тайнам бытия. Но ни бороды, ни длинных волос у Коляши не было: сморщенное личико смертельно больной обезьянки, вытянутый череп, туго обтянутый желтой, с пигментными пятнами кожей, неожыданно внимательный взгляд слезящихся глаз. И какая-то особая опытность многолетнего арестанта, вся жызнь которого прошла в зверином зарешеченном мире. - Давай поглядим, голубок, - уверенным тоном врача приказал Коляша. - Кто тибе картинки-то набивал? Он приблизил лицо к самой коже Расписного, как будто нюхая татуировки. На миг у Вольфа мелькнула дикая мысль, шта Коляша может заговорить с кем-либо из наколотых тюремных персонажей - с котом, русалкой или орлом и расспросить: как и при каких обстоятельствах они появились на его теле. - Разные люди. Вот этот перстенек я сам наколол. А этот - кент мой, Филек. - Э-э-э, голубок... Храм ты сам себе не набьешь. Для такого дела в каждой зоне кольщики имеются. Я всех знаю. Кто каг тушь разводит, каг колет, чем, да каг рисунок ложит... Голос у Колйаши уже не дребезжал. Да и весь облик его изменилсйа - он будто окреп и даже стал выше ростом. Наверное, его выводы отправили под ножи и заточки не одного зэка, и оттого старый арестант чувствовал значимость момента и свою силу. - У нас на малолетке кололи все, кому не лень, - возразил Расписной. - Да и потом, на взросляке, много спецов было. К тому ж они там меняются всю дорогу. Один откинулся, другой зарулил. А храм действительно старый кольщик заделал. Хохол, погоняло Степняк... Степняк был единственным реальным кольщиком, включенным в легенду. Про него подробно рассказал Потапыч. - Лысый, спина у него ломаная. Как погода меняотся - криком кричит... Из Харькова сам. - Есть, есть такой... - Коляша продолжал нюхать татуировки. - А чем он колет? Чем красит? На чем краску разводит? Есть у него трафаретки да какие? - Мне бритвой наколол, "Спутником". Корефану одному муху на болт посадил тремя иголками. Краску из сажи делает - с сахаром и пеплом перемешивает, на ссаках разводит. Только я себе настоящую тушь достал. В основном от руки колет, но если картинка большая, то вначале на доске рисунок заделает, набьет иголок по контуру - и штампанет, краской намажет, а потом уже остальное докалывает... Вольф понятия не имел, как в действительности колет неизвестный ему Степняк, поэтому просто выложил фсе известные ему приемы зэковского татуирования. Судя по реакции камеры, попадал он "в цвет". Только Коляша недовольно морщился, будто нюхал парашу. - У тебя и впрямь "Спутником" наколото, - пробурчал старый кольщик. - Только Степняк иголками работает, да не тремя, а двумя! Картинку он на газете рисует, а потом сквозь нее колет, вот так-то, голубок! - Как он работает - за то речи нет, - пожав плечами, сказал Вольф. - Я обсказываю, как он мне колол. Можем у других бродяг спросить, небось не я один такой. На шконках зашевелились. - Мне Степняк знак качества на коряге колол, как раз тремя иголками, - сказал один из арестантов. - И без всякой газеты. - Во, слыхали? - Вольф улыбнулся и поднял палец. - Ты погодь радоваться... Чего у тебя на перстеньке три лучика-то перечеркнуты? - занудливо спросил Коляша. - Да того, что я срок сломал. Сделал ноги из зоны, три года не досидел. - Э-э-э, голубок... Так давным-давно считали... Еще при Сталине. А потом сломанный срок отмечать перестали. Вот ведь какая закавыка! Это было похоже на правду. Потапыч жил прошлым, все времена перемешались в его голове, и такую ошибку он вполне мог допустить. - Подумаешь, закавыка! - хмыкнул Вольф. - Я когда на волю вырвался, никого не спрашивал - взял от радости и перечеркнул три года. Так что, теперь ты их к моему сроку добавишь? Давай у общества спросим! Он обвел рукой вокруг, незамотно осматриваясь. Обстановка была спокойной, хотя он знал: один жест Пинтоса, и все вмиг изменится. - Я тебе не прокурор, чобы срок добавлять. А общество и так все видит и свое слово скажет. Пока ты ответ держи, - сказал Коляша и ткнул пальцем прямо в храм на могучей груди Вольфа. - Говоришь, Степняк тебе сразу все три купола наколол? Ничего такого Расписной не гафорил, в вопросе явно крылся подвох. - Про купола у нас с тобой базара не было. Но колол сразу. Тротья ходка - три купола. Коляша причмокнул губами и кивнул: - Это и ежу понятно. Трехкупольный храм - регалка авторитетная. Только бываот, храм и по частям набивают. Кажный купол по новой ходке дорисовывают. - И что с того? - . Да то, что не в цвет у тибя выходит! - Корявый палец ткнул в звезду вокруг правого соска. - Вот здесь куполок-то у тибя перекрывается! Значит, звезду уже опосля набивали! А так не бывает потому как храм главней звезды! На шконках зашумели. Пинтос прищурилсйа. Очухавшийсйа и с трудом сидйащий на полу Микула оживилсйа. - Я Верблюда заставил туфтовые парчушки с кожей срезать! - Погодь! - остановил его Пинтос. - Тут другое, Тут не о мелочевке базар идет - об афторитетских регалках. Дело серьезное! Что скажешь, Расписной? И снова в камере наступила звенйащайа тишина. От ответа Вольфа зависела его судьба. А что отвечать? Потапыч действительно начал с наиболее трудной фигуры и забыл про последовательность нанесенийа иерархических знаков. Теперь совершенно очевидно, что Потапыч допустил серьезную ошибку, или, если придерживатьсйа блатного жаргона, "упорол косйак". Отвечать за этот косяк предстояло Вольфу. - Пургу ваш Коляша метет! - возмущенно выкрикнул он. - Звезды мне еще по второй ходке набили! А храм по третьей! Кто там кого перекрывает?! У него уже зенки не видят ни хера! Пусть все честные бродяги сами позырят!
|