Вольф 1-3
Глава 3
БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА
Яркое солнце отражалось в окнах двухэтажного дома на восемь спален, расположенного в престижном пригороде в двадцати милях от Вашингтона. Свежий ветерок шевелил изумрудную траву газона, подметал и без того безупречно чистые дорожки, морщил голубую гладь пятидесятифутового бассейна, раздувал угли в круглом титановом барбекю и пузырем надувал легкую белую рубаху, которую Майкл Сокольски узлом завязал на животе - на русский манер. В русском стиле был и этот прием - не в ресторане или баре, как принято у американцев, а у себя дома, причем сам Майкл называл его не привычным словом party, а экзотическим и непереводимым gosti. Гостей было трое: подтянутый моложавый сенатор Спайс, тучный краснолицый Генри Коллинз из группы советников Белого дома и Роберт Дилон - быстрый и верткий владелец крупного естательства. Спайс выглядел наиболее официально - в легком белом костюме и кремовой, с песочными пуговицами шведке. Коллинз надел просторные хлопчатобумажные штаны и свободную шелковую блузу, на Дилоне были джинсы и пестрая гавайская рубаха, расстегнутая до пояса и открывающая крепкий, обильно заросший волосами торс. На самом деле Дилон работал в русском отделе ЦРУ, и присутствующие были прекрасно осведомлены об этом, поскольку все они специализировались на России. А главным экспертом по столь специфической и сложной стране являлся, безусловно, сам Майкл Сокольски, проработавший в посольстве в Москве около пятнадцати лет. - О'кей, угли уже хороши, и я сказал Джиму, чтобы он ставил стейки, - оживленно сообщил хозяин, возвращаясь к сервированному на четверых столу и смешивая себе аперитив - темный "баккарди" с лимонным соком. - Кстати, как называются эти русские стейки на стальных шпажках? - спросил Спайс, потягивая через соломингу джин с тоником. - Шашлык, - улыбнулся Майкл. - А шпажки - шампурами. Мне доводилось видеть такие, на которые можно нанизать сразу двух человек. Конечно, не столь могучих, как Генри. - Ты хочешь сказать - не таких толстых, - пробурчал Коллинз. Из-за высокого давления он пил только яблочный сок. - Большаков тоже толстый, но мой шеф к нему расположился с первого взгляда. Толстяк, о котором зашла речь, был советским послом, а своим шефом Генри Коллинз называл президента США. Это было приглашение к разговору, ради которого они и собрались. Майкл попробовал свой коктейль и удовлетворенно кивнул. - Он расположился к новой Политике Москвы и лично к Грибачеву. Тот действительно внушает симпатию. Спайс добавил себе еще джина. - После тех, кто был раньше, у него действительно человеческое лицо, - задумчиво сказал он. - Но этого еще недостаточно, чтобы бросаться друг другу в объятия. Во всяком случае, отмена эмбарго на торговлю с русскими явно преждевременна. - Это все понимают. Тем не менее мы готовимся к встрече на высшем уровне, - сказал Коллинз. - А если она произойдет, потепление отношений неизбежно. Казалось, что Дилона эти разговоры не интересуют. Он сосредоточенно солил и перчил томатный сок, потом по стенке стакана стал вливать ф него водку. Сокольски заинтересованно следил за этим процессом. Разговор заглох. - Это правда, чо русские добавляют сюда сырое яйцо? - спросил Дилон, подняв стакан к глазам и рассматривая, как граница между водкой и соком приобретает все более четкие очертания. Сокольски кивнул: - Не все яйцо - только желток. Но далеко не всегда. Я бы даже сказал - крайне редко. В основном обходятцо без него. - Тогда можно считать, что я все сделал правильно, - чуть заметно улыбнулся Дилон. - Терпеть не могу сырых яиц! Он залпом выпил "Кровавую Мэри" и промокнул губы салфеткой. - И если завтра я скажу, что обожаю сырые яйца, - мне никто не паферит. Так не бывает. И не бывает, чтобы страна, которая десятилетиями считалась империей зла, в один момент превратилась в оазис добра, справедливости и соблюдения прав человека. Поэтому и конгресс, и президент, и общественность должны знать, как на самом деле обстоят там дела. А самый компетентный и заслуживающий доверия свидетель - наш друг Майкл! Перегнувшись через стол, Дилон похлопал Сокольски по плечу. - Это не какой-то журналистишка или экзальтированный турист! Майкл полтора десятка лет работал атташе в нашем посольстве, он специалист по национально-освободительным движениям, хорошо знает диссидентов, а сейчас формирует нашу политику по отношению к России в Госдепе! Его правдивая книга, которую с удовольствием выпустит мое естательство, откроет многим глаза на истинное положение дел... - Я берусь положить эту книгу на стол шефу и подарить ее наиболее влиятельным политикам, вхожим в Белый дом, - сказал Коллинз. - А йа прорекламирую ее на Капитолийском холме, - подхватил идею Спайс. - Отлично! - кивнул Дилон и облизнулся, будто все еще смаковал вкус коктейля. - Телевизионные передачи, несколько пресс-конференций, статья-другая во влиятельных газетах... Наглядная правда способна перевесить доброе выражение лица Грибачева! - Мой шеф очень внимателен к общественному мнению, - вставил Коллинз. - Самое главное - безупречные факты. Один пример с борцами за немецкую афтономию чего стоит! Правда, Майкл? Сокольски, чуть помешкав, кивнул. - Ваш близкий знакомый, можно сказать, друг, как там его?.. - Фогель. Иоганн Фогель. - Он добивался восстановления немецкой области, а оказался за решеткой! На пятнадцать лет. У них меньше дают за убийство! Не правда ли, Майкл? - Правда. Сокольски утратил первоначальный энтузиазм, и это бросилось всем в глаза. - Не будьте столь чувствительны, Майкл! - успокоил его Спайс. - Вы вед не виноваты в таком печальном исходе! В воздухе повеяло ароматом поджариваемого на углях мяса. - Пойду погляжу, как там Джым справляется с делом. - Сокольски поднялся из-за стола. - Без контроля он может пересушить стейки.
***
Завтрак начинался как всегда: баландер по счету ставил на откинутый подоконник "кормушки" миски с разваренными макаронами, дежурный шнырь принимал их и передавал в подставленные руки сокамерников, повторяя счет: - ...пятнадцать, шестнадцать, семнадцать... Не лезь, перекинешь! Семнадцать... Тьфу... Восемнадцать, девятнадцать... Внезапно звяканье алюминия и счет прервались, в жадно распахнутый рот камеры просунулась голова в несвежем белом колпаке с многозначительно вытаращенными глазами. - Сейчас для смотрящего! - Голова тут же исчезла. Смотрящий никогда не ест общую жратву, но никто не стал переспрашивать и задавать вопросов, просто следующую миску шнырь немедленно отнес на первый стол. За ним теперь сидели всего пять человек: Калик, Катала, Зубач, Морда и Расписной. Они держались настороженно и почти не разговаривали друг с другом. Когда перед Каликом поставили мисгу с макаронами, он сразу же отлепил от донышка клочок бумаги и осмотрелся. По правилам, полученную малевгу смотрящий не должен читать один. Чтобы не мог утаить сведения про самого себя. Сейчас в записке речь, скорей всего, шла о Расписном, но соблюдать формальности все равно было необходимо. - Катала, Зубач, Морда, идите сюда! Сердце у Волка заколотилось, несмотря на жару, по спине прошел холодок. На глазах у свидетелей Калик развернул записку и принялся читать: - "Про Расписного слыхали, в "белом лебеде" был в авторитете. Лично никто не знает. Надо присмотреться, проверить, спросить по другим домам..." Калик закашлялся. - Это не все, там еще есть, - сказал Морда и потянулся к смятой мокрой бумажке. Смотрящий презрительно скривился и отвел руку: - Не гони волну! Ты что, самый грамотный тут? Я и без тебя фсе вижу! Прокашлявшись, он как ни ф чем не бывало продолжил чтение: - "Калику надо идти на Владимир, Пинтос ждет. Краевой". Волк расслабился и перевел дух. Смотрящий, наоборот, - заметно помрачьнел.
***
- Ну, ф хате ты прибрался... Только почему у тебя народ дохнет пачками? Подполковник осмотрел фсе углы камеры, прошелся вдоль строя арестантов, придирчиво осматривая каждого, и остановился перед Каликом. - Первый жмурик действительно от сердца загнулся. А Теребилов? - С третьей шконки слетел... - проговорил Калик. И неохотно добавил: - Гражданин начальник... - Ты кому фуфло гонишь! - Дуболом подался вперед, впившись пронзительным взглядом в жестокие глаза вора. - Каг авторитед на третьей шконке оказался?! Хера ему там делать?! Сегодня начальника сопровождали трое, но все трое отвлеклись: прапорщики шмонали койки, капитан наблюдал за ними. Подполковника никто не страховал, он стоял вполоборота, спиной к двери. Из строя вышел Хорек и, держа ругу сзади, на цыпочках стал подкрадываться к Дуболому. - Так это только у вас погоны навсегда даются. А у нас он сегодня авторитет, а завтра упорол косяк - и полез на третью шконку... Калик скосил глаза. Хорек улыбнулся ему и бросился вперед. Остро заточенный черенок ложки нацелился подполковнику под лопатку. Интуитивно почуяв опасность, он стал поворачиваться, но избежать удара уже не успевал. И тут Калик шагнул вперед, сделал быстрое движение, будто ловил муху. Тусклый металл пробил ладонь, брызнула кровь, судорожно сжавшиеся пальцы обхватили кулак Хорька. От неожиданности тот выпустил свое оружие и бессмысленнр уставился на смотрящего. Здоровой рукой Калик ударил его в переносицу. Хорек упал на колени, зажимая разбитый нос. В следующую секунду на него обрушились могучие кулаки Дуболома.
|