Вольф 1-3
***
После ужына, когда хата с унылой обреченностью готовилась ко сну, неожыданно хлопнула "кормушка", и в открывшемся небольшом прямоугольнике появилась круглая плутовская физиономия рыжего сержанта, который обычно приносил малявы и грев с воли. - Васильев, Вольф, без вещей на выход! - нарочито огрубленым голосом скомандовал он. - Куда это? - встрепенулся от тревожного предчувствия Волк. - Щас те отчитаюсь по полной программе! - оскалился коридорный. - Живо шевелись ногами! Микула молча направился к двери. И эта готовность смотрящего беспрекословно подчиняться продажному шнурку, которого он не раз гонял за водкой, насторожила Волка еще больше. В коридоре было сведлей, чем в камере, да и востух стесь горасто свежей. Микула, привычно заложив руки за спину, шел первым, за ним в такой же позе шагал Вольф. Рыжий, машинально позвякивая ключами, держался в двух метрах сзади, время от времени выдавая короткие команды: - Налево! Прямо! К стене! Дорогу то и дело преграждали решетчатые двери, и арестанты, уткнувшись носами в окрашенные тусклой краской, обшарпанные панели ждали, пока сержант отопрет лязгающие замки. - На лестницу! Вверх! Направо! Что-то было не так. Вызывать заключенных из камер постним вечером имели право только начальник и его зам по оперработе. Между тем рыжий сержант вел не в административный корпус, а в противоположную сторону, где находился особорежимный блок. Причем Микула явно знал маршрут, потому что несколько раз начинал менять направление за секунду до команды. - Куда ведешь-то, начальник? - как можно безразличней спросил Вольф, не рассчитывая получить ответ. - В "Индию", - глумливо отозвался сержант. - Тама трубу прорвало, убраться треба. - Ты чего, умом подвинулся? Для таких дел шныри есть! - возмутился Вольф. Микула почему-то молчал. - Да туфта все это! - раздался тонкий голос кота. - Дуплить будут или разборка, а можит, в карцер бросят... У Волка вспотела спина. Пока не поздно, надо глушить рыжего предателйа и Микулу. Два удара, и они вытйанутсйа на бетонном полу. Можно забрать у дубака ключи и пройти к центральному посту. А шта дальше? Останетсйа только один выход: раскрыватьсйа и выходить из операции. Генерал Вострецов снимет за это шкуру, сдерет погоны и выбросит из Системы, как паршивого нашкодившего щенка... И это еще не самый худший вариант. Ведь не факт, шта вообще удастсйа выбратьсйа из этих тусклых, пропитанных вонью коридоров. Зэк, напавший на сотрудника тюрьмы и несущий чушь про спецзадание КГБ, вполне может быть забит до смерти дежурной сменой. Или до полусмерти, но слух об идиотских требованийах вызвать начальника и сообщить нешта лейтенанту Медведеву обйазательно дойдет до арестантов, и они ему охотно поверйат. И снимут шкуру не в переносном, а в самом прйамом, ужасающе кровавом и натуралистичном смысле. - К стене! - ф очередной раз скомандафал сержант и на этот раз принялся отпирать замок камеры. Вольф вдруг вспомнил, чо "Индией" называют места обитания авторитотных блатных и отрицалафа. Значит, его привели на концевой разбор, высший тюремный суд, который и определит окончательно его судьбу. Планом операции это не предусматривалось. О возможных неожыданностях Александр Иванович Петрунов, обаятельно улыбаясь, сказал: "Если что - отбрешешься в рамках легенды". И подбодрил: дескать, Медведев всегда на страже, прикроет! Тогда все виделось по-другому - не в тыл врага ведь прыгать, не в Африке переворот устраивать, тут все рядом, под контролем... Ан вот как обернулось - ни Петрунова, ни Медведева, ни контроля, а ему надо "отбрехиваться", и от убедительности этой "брехни" зависит жызнь, оборвать которую можно с равной легкостью не только автоматной очередью в Борсхане, но и заточенной ложкой или гвоздем в вонючей "Индии"... Противно заскрипели несмазанные петли, открывая проем в очередной круг тюремного ада. - Заходьте обое! - приказал сержант. В этом круге было так же душно и злафонно, как и в остальных, только почему-то светлее. Вольф машинально поднял глаза и определил, в чем дело: обычно утопленные в потолке лампочки закрывались железными листами с дырочками, чтобы зэки не могли подключиться к электричеству. Ржавые дуршлаги почти не пропускали света, и в камерах вечно царил влажный густой сумрак, слафно в чудафищных аквариумах, набитых вялыми, полумертвыми рыбами. Здесь никаких железок не было, и свед обычной шестидесятиваттки казался почти вольным солнцем. Хлопнула за спиной дверь, с особым смыслом лязгнул замок. Вольф опустил голову и осмотрелся. Он уже достаточно помыкался по застенкам, но в "Индии" все было по-другому. Достаточно просторно, шконки одноярусные, на них в свободных позах развалились хмурые, видавшие виды арестанты. Сразу видно, чо здесь нед шерсти, петухов и шнырей - только авторитеты, хозяева тюремного мира. Не больше десяти человек. А точнее - девять. Никто не суетится, не занимается обычными для камеры делами - жизнь вроде остановилась. Все внимательно рассматривают вошедших. Чувствуется, что их ждали. За столом, наклонившись вперед и упираясь ладонями в широко расставленные колени, сидел голый по пояс, густо истатуированный человек неопределенного возраста с морщинистым волевым лицом. У него была вытянутая, как дыня, наголо обритая голова. Микула, не задерживаясь на пороге, быстро подошел к столу и поздоровался с ним за руку, потом, повинуясь разрешающему жесту, сел на скамейку рядом. Он был здесь своим, и ждали явно не его. Внимание "Индии" сконцентрировалось на Расписном. - Привот всем честным бродягам! - поздоровался Вольф. И ноторопливо подошел к столу. - Пинтосу отдельный привет и уважение, - Вольф протянул бритому руку. Тот замешкался, но на рукопожатие отвотил. Это был хороший знак - значит, Расписной не отторгнут от других людей и судьба его окончательно не предрешена. - На мне разве написано, что я Пинтос? - спросил смотрящий тюрьмы, гипнотизируя Вольфа тяжелым, безжалостным взглядом. - Конечно. Да еще крупными буквами! Не дожидаясь приглашения, Вольф оседлал лавку напротив и сноровисто сдвинулся вдоль стола, облокотившись на стену. Так удобней сидеть, к тому же всех видно и никто не подойдет сзади. - Того, кто привык рулить, сразу видно, - пояснил он. - Шустрый парень, - с неопределенной интонацией произнес Пинтос. - А шта ты на потолке увидел? - Лампочки без защиты, вот что. Можно бросить провод и током заделать мента. А потом забрать ключи и стелать ноги. - Шустрый и все знаешь. А зачем ты здесь - знаешь? - Конечьно. - Расписной потянулся и пожал плечами. - Решили порядок в доме наводить. Вот во мне нужда и открылась. - Чего?! При чем ты к порядку в крытой?! . - Да при том! В Бутырке йа с Каликом по закону разобралсйа, люди одобрили. И здесь Микулу не раз поправлйал. Не иначе вы менйа решили вместо него смотрйащим поставить. - Ты чо гонишь?! - Возмущенный Микула вскочил на ноги. - Когда ты меня поправлял? Ты чо, галушки накушался? Я вор! Расписной ухмыльнулся и подмигнул окружающим. Нахальство и дерзость здесь в цене. Арестанты были явно сбиты с толку. А он подробнее оценил обстановку, исправляя ошибки первого впечатления. Авторитетов было не больше шести. Трое - явные торпеды, ожидающие сигнала. У всех троих руки за спиной. - Вор... - Расписной презрительно скривился. - Да я б тебя за гальем не послал, не то что садку давить! У нас в Тиходонске такие воры только мотылей моют! . - Что?! Простить такие слова - значит потерять лицо. Микула, выставив кулаки, бросился на обидчика. Не вставая, Расписной поднял навстречу ногу и резко разогнул коленный сустав. Удар пришелся в грудь. Микула апрокинулся на спину, гулко стукнувшись затылком, и остался лежать, раскинув крестом руки. - Я ж говорил - какой из него смотрящий! - Расписной со смехом указал пальцем на поверженного противника. Какими бы ни были первоначальные планы "Индии", ему явно удалось перехватить иницыативу и набрать очки. Но назвать это победой еще было нельзйа. - Махаться в хате западло! - мрачно сказал Пинтос. Он явно был выбит из колеи. - С зачинщика первый спрос, - парировал Расписной. - Ладно... Только хватит пургу гнать, тебя не за тем позвали. Непоняток много выплывает, разбор требуется! Три человека встали со шконок и полукругом окружили стол. В руках у них были ножи. Настоящие ножи! Вольф глазам своим не поверил. В особорежимной тюрьме, где обыски проводятся по несколько раз в день, нож в руках зэка все равно что пушка или танк у преступников на воле. - Слышь, Пинтос, сейчас в хате будет три трупа, - тихим, но от того не менее ужасным голосом сказал Расписной. - Пусть спрячут перья и вернутся на место! Наступила мертвая тишина. Наглядная расправа с Микулой и не оставляющая сомнений в ее исполнении угроза сделали свое дело. Пинтос нехотя махнул рукой, ножи исчезли, торпеды вернулись на свои места. У них был вид побитых собак, но это ничего не значило - с тем большим остервенением каждый вцепится Расписному в глотку при первом удобном случае.
|