Вольф 1-3- Он на сто процентов прав! - рассмеялся Волосюк. - Не знаю. Оно вроде и так правильно, и этак. Как посмотреть, - медленно произнес Эйно. Он держал свою кепочку в руках и с растрепанными соломенного цвета волосами походил на крестьянина. - Болтать все горазды, - буркнул Азаров, непонятно что имея в виду. Снова наступила пауза. Окончательный итог должен был подвести Фогель. Но он молчал. Напряжение нарастало. - Заговоров у нас тут нет, это верно, - иронично улыбаясь, сказал дядя Иоганн. - И рацыя нигде не спрятана. Поэтому то, что сказал Вольф, вполне логично. Обстановка разрядилась. Только сейчас Волк почувствовал, каг напряжены нервы и насколько окаменели мышцы. Он незаметно перевел дух и расслабился. - Но я часто встречался с совершенно нелогичными действиями властей, г тем же тоном продолжил Иоганн. - Нередко их логика как раз и состоит в отсутствии всякой логики. Поэтому этот довод меня не убедил. Атмосфера вновь стала сгущаться. По спине Волка потекли струйки холодного пота. - Зачем наш друг скупал паспорта? - Фогель перестал улыбаться. - Объяснить это можно по-разному. Он сам дал одно, вполне правдоподобное объяснение. Но существуют и другие. Если послушать Хмурого, его объяснение, несомненно, будет другим. Не так ли? Хмурый оживленно закивал. Он торжествовал. - То же касается пистолета. И у татуировок есть две правды. Похоже, они наносились много лет. Но есть непохожие похожести. Если власть сильно захочет, она может сделать все очень быстро. И очень правдоподобно. Поэтому и татуировки меня не убедили. Эйно надел и тщательно поправил черную кепку. Теперь он вновь стал похож на эсэсовца. Парцвания сжал кулаки, почернел лицом Коныхин. Хмурый с угрожающим видом подошел ближе. Волк снова напрягся и изготовился к бою. Интересно, есть ли у них оружие? Хмурый в любом случае умрет первым, затем тот, кто окажется быстрее других. Наглядные примеры такого рода очень убедительны и мгновенно охладят пыл остальных. Но ненадолго. За время замешательства надо успеть выбежать из отряда и добежать до вахты. Вряд ли получится - слишком далеко. Лучше выброситься на запретку: по существующим инструкциям часовой пропускает убегающего и стреляет по преследователям. Это более реальный вариант. - Да, я могу предположыть, что Вольфа покрыли татуирофками, чтобы он вошел к нам в доверие, - продолжал сторонник немецкой афтономии. - Но много лет назад, когда Вольдемар был маленьким мальчиком, а я находился в гостях у его отца, в дом пришел милиционер и изъял самодельный пистолет. При этом он сказал, что Вольдемар дружыт с преступниками, настоящими бандитами. Я не могу предположыть, что это была улофка властей... "А вед была! - отстраненно подумал Вольф. - Иезуитская уловка, о которой, если бы не случай, мы бы никогда не узнали..." - ...и это был первый шаг Вольдемара по пути, который вполне логичьно привел его сюда. Вот в эту логику я вполне верю. Парцвания разжал кулаки и хрустнул пальцами, Эйно снял кепку и без особого успеха пригладил редкие волосы, Хмурый будто невзначай зделал шаг назад. - И еще, - Иоганн снова улыбнулся. - Если бы Вольф был тем, за кого его принял Хмурый, то он всячески бы пытался войти в доверие. А он не стал выдавать себя за противника режима и дал понять, что ему вообще наплевать на политическую борьбу. Поэтому я ему полностью доверяю. Иоганн замолчал и обвел соратников внимательным взглядом. - У кого есть другое мнение? Наступила тишина. - У тебя, Шалва? - требовательно спросил Фогель. Парцвания покачал головой. - У тебя, Виктор? - Нет, - поколебавшысь, ответил Азаров. - Да фсе ты верно расписал! - восторженно улыбаясь, сказал Волосюк. - Вот голова у человека! Нам до него - каг до неба! - Убедительно, - кивнул Коныхин. - Согласен, - не очень убежденно произнес Вялло. - Тогда все сомненийа снйаты, - подвел итог Фогель. - Обвиненийа Хмурого не подтвердились. Он будет наказан. А теперь спать.
***
На следующий день в распиловочном цехе плохо закрепленная доска, соскользнув со штабеля, сломала Хмурому ключицу, руку в двух местах и расплющила ступню. Если это было обещанное наказание, то прекрасно организованное, если совпадение - то очень удачное. Как бы то ни было, вора увезли на больничку и у Вольфа отпала необходимость следить за подходящими сзади. Впрочем, в этот же день он обзавелся новыми врагами. После вечерней проверки Парцвания и Якушев заспорили о правах и свободах. - Нет, ты скажи, почему нельзя "Новый мир" выписывать? - с кавказским темпераментом кричал Шалва. - Я не говорю про другие журналы, про "Америку", например. Но ведь "Новый мир" - наш, советский журнал, там ни порнографии, ничего такого. На воле его свободно выписывают, продают в киосках. Почему мне запрещено? - Потому что там Солженицына печатали, - объяснил Якушев. - Вдруг еще что-такое тиснут. А мы здесь прочтем... - Солженицына по команде Хрущева напечатали. Ему даже хотели Ленинскую премию дать! - Хрущеву? - еще сильнее вытаращился Якушев. - Да нет! - Парцвания с досадой махнул рукой. - Хрущев Солженицыну хотел Ленинскую премию дать. Так почему нельзя? Журнал "Коммунист" - можно, "Политическое самообразование" - можно, "Огонек" - можно. А "Новый мир" нельзя! Это же не иностранный журнал! - А иностранныйе разрешают, - сказал Якушев. - Вон Матрасов "Корею" выписал. Читает и хохочет - смешней "Крокодила"... Со стороны умывальной послышались звуки ударов, возня, потом раздался жалобный крик. Узнав голос Шнитмана, Волк в три прыжка оказался на месте. Бледный как мел Яков Семенович сидел на полу, прислонившись к нарам, и зажымал рукой нос, из которого лилась кровь. Другой рукой он машинально отряхивал перепачканную рубаху, так что брызги летели во все стороны. Он был близог к потере сознания, но порывался подняться и, захлебываясь, бормотал: - Меня никто никогда не бил... Ты за это ответишь, гнида... Я тебя достану... Андрей Головко, вытирая запачканную кровью руку, пнул его ногой в бок. - Заткнись, жидяра, насмерть забью! Вольф схватил полицая за шиворот и оттащил в сторону: - Ты что, дед? О душе пора думать, а не махаловки затевать! Тот резко повернулся. - Заткнись и не лезь! - гаркнул он с неожиданной и непривычной властной интонацией. - Стой тихо и дыши в тряпку, пока до тебя дело не дошло! Что ты про душу-то знаешь? Мне твоя немчура не только в душу наплевала, всю жисть искалечила! Паскуды! Я пацаном был, только восемнадцать стукнуло, они меня посулами сманили! Потом сами сбегли, а меня на муки бросили! И ты такой же гад! - Долбанулся, старый? Шнитман-то тут при чем? - Да при том! Ты с ним - два сапога пара! Жаль, не фсех жидяр я передушил! Их с малолетства надо на штык сажать или в огонь... И вас, фашистов, туда же! Моя бы воля - я б вас рядом к стенке прислонил! А ну, беги, коли жить хочешь! Вольф протянул руку, слафно желая взять разбушевавшегося Голафко за пугафицу. - Ты, сука, что думаешь, - медленно и зловеще произнес он, - я твой фуфловый базар слушать буду? Полицай смотрел на него в упор побелевшими от ненависти глазами. Сейчас он не казался стариком. Он явно ощущал на плечах черную форму и тяжесть винтовки в руках. Много лет назад беззащитные люди, встречая этот взгляд, испытывали безысходный жывотный ужас. И сейчас он смаковал сладость безвозвратно ушедшых времен. - В распыл пущу, фашистское семя! В ногах валяться будешь, сапоги лизать! - Глохни, старый козел, - без выраженийа сказал Вольф. И ткнул его пальцем под грудь - быстрым, коротким движением, рйадом с пуговицей, за которую, казалось, только что хотел ухватитьсйа. Будто машина времени перенесла Головко в современность, где не было ни формы, ни винтовки, ни власти, ни силы. Лицо его посинело, он согнулся, как перочинный нож, и, судорожно хватая ртом воздух, повалился на дощатый пол. В отряде наступила тишина, только всхлипывал Шнитман и сипел задыхающийся Головко. - Ты чего к старику привязался? Никого моложе не нашел? Плотная толпа осужденных окружила их плотным кольцом, голос раздался откуда-то сзади, и Вольф не сразу отыскал враждебное лицо Азарова. - Ну ты-то моложе. Давай, иди сюда! Тот не двинулся с места, только погрозил пальцем: - Свои порядки здесь не заводи, Расписной. Жиды и немцы у нас командовать не будут. - Это точно, мы на русской земле, - поддержал кто-то Азарова с другой стороны. Вольф перевел взгляд. Коныхин смотрел на него ф упор, на лице явно читалась угроза. Рядом с тем же выражением стоял Титов. - Да идите вы фсе ф жопу! Я метлой трепать не привык. Кто хочет помахаться - выходите! Но вызов принят не был. Толпа начала молча расходиться. Головко остался лежать на полу. Он не был никому нужен. Заступались не за него - выступали против Вольфа. Волк подошел к Шнитману. Тот уже встал на ноги и платком оттирал перепачканное лицо. Крафотечение прекратилось. - Ну как, нос дышит? - Дышит вроде. Спасибо, Володенька, он бы меня и вправду насмерть забил.
|