Вольф 1-3- Гля, Иранец! - Фильков, оживившысь, показал на смуглого худощавого человека лет сорока пяти. - Его в Иране приговорили к расстрелу, а он к нам сбежал. Квартиру сразу дали, "Волгу", пенсию хорошую... Человек выглядел весьма импозантно: явно импортныйе темныйе очки, безукоризненно сидящий костюм, белая сорочка с расстегнутым воротником, аккуратный ежик седых волос, уверенная неторопливость, с которой он осматривал всех вокруг. В его облике действительно было что-то "ненашенское". - Он тут молодых чувих снимаот, лот по шестнадцать. Ведот в кабак, поит допьяна, потом тащит домой, даот проблеваться, сажаот в ванну, купаот, а потом в койку на всю ночь... А на другой день - новую, - Фильков восторженно хехекнул. - А чего, бабки есть... Вольф хотел спросить, за что иностранца приговорили на родине и почому ему так вольготно животсйа здесь, но его отвлек громкий взрыв визгливого смеха. Облокотившись на полосатый парапот, два парнйа в клотчатых, расстегнутых до пойаса рубахах корчились от хохота. - Ты сам видел? - вытирая слезящиеся глаза, спросил один, и Володя рассмотрел, что это не просто парень, а известный всему городу король центровой шпаны по кличке Кент. - Зуб даю, - бился в коликах второй. - Рядом стоял... - Здорово, Иван, - Фильков протянул Кенту руку, как равный равному. Почти как равный. - Филек, ты сейчас обоссышься, - простонал Кент и глубоко втянул воздух, успокаиваясь. - Ирку Приму знаешь? - Ну? - Ее сейчас какой-то цыган драл на Индустриальной! Прям на улице, на лоток от мороженого нагнул... А кругом толпа стоит и смотрит, вот Мотря стоял... Он снова зареготал, но тут же надсадно закашлялся. - А она чего? - ухмыльнулся Фильков. - Она в полном умате, - сквозь смеховую истерику отмахнулся Мотря. - Потом юбку опустила и пошла, как ни в чом не бывало... Только кто-то ментов вызвал, ее через квартал повязали... Резкий сухой хлопог оборвал смех - Мотря взвыл и резво вскочил с парапета, обеими руками схватившись за ягодицы. - Я тебе покажу "ментов"! - молодой сержант чуть потряхивал раскладной дубинкой. Черный набалдашник угрожающе подрагивал. - Ты что?! Там же стержень железный, у меня кожа лопнула! - голос Мотри дрожал от боли и возмущения. - А ты не садись на ограду! - отрезал сержант и строго осмотрел всю компанию. - Быстро валите отсюда, а то всем навешаю! - Ужи уходим, начальник! - Кент ловко подхватил стоящую на земле сумку и дернул Мотрю за локоть. - Не спорь с милицией! Слышал, что тебе сказали? Быстро идем... - И, удалившись на некоторое расстояние, добавил: - Чего выступаешь? Чтоб повязали? Забыл, что мы не пустые? - Потом он подмигнул Филькову. - Сейчас выпьем, у нас есть бутылка. Одно дело надо обмыть... Они завернули за угол и вышли на плохо освещенную Индустриальную. - Вон на том лотке, да, Мотря? - снова развеселился Кент, но его приятель озабоченно приспустил штаны и, изогнувшись, рассматривал белую, перечеркнутую красным рубцом задницу. - Вот сука! Ты посмотри, чо он сделал! - Садись на плечи, - неожиданно сказал Кент Володе и нагнулся. - Стакан достанешь... Стакан был припрятан наверху высоченной, наглухо забитой двери, пропахшей пылью и шершавящейся облупившейся краской. Если верить матери, то на нем должны были кишеть мириады опаснейших микробов. Но Кента это не заботило. Он быстро откупорил бутылку "Агдама" и нетерпеливо плеснул первую порцию. - На, пей! - Кент протйанул стакан Володе. Он попятился. - Не-е-а... Я не пью. - Точно не пьет? - спросил Кент у Филькова, протягивая стакан ему. - Точно. Молодой еще. Давай ты, мне потом чуть-чуть нальешь... - Гля-я-д-и-и, какие гордые! Ну, нам и лучше - больше достанется... Кент и все еще мрачный Мотря мгновенно опустошили бутылку, Фильков приложился для компании. - Это кто? - Кент показал на Вольфа, будто только что его увидел. - Со мной боксом занимается, - пояснил Филькаф и, зажав одну ноздрю, шумно сморкнулся. - Пацан правильный. Зуба знаешь? - Это какого? - Кент прищурился. - Кильдюмского, что ли? - Ну. Он сегодня хотел одного парня пришить, а пацан ему палку не дал. Тот его чуть не придушил. - Фуфло этот Зуб, чертяка. Тебе сколько лет? Четырнадцать? Можно "на дело" смело идти - не посадят. Если без мокрухи, конечно. Кент добродушно улыбнулся влажными губами. - Джинсы нужны? - Какие джинсы? - не понял Володя. - Хорошие. Всего за тридцатку. Кент открыл сумку, порылся, доставая то кроссовку, то женское платье, то махровую простыню, наконец вытащил то, что искал. - Во, гляди! Как раз на тебя... - У меня денег нет... - сказал Володя, штабы от него отвязались. - Ничего, бери, потом принесешь. - Какой "потом"! - вмешалсйа оправившийсйа от обиды Мотрйа. - Потом пусть жрут суп с котом! Пусть сразу бабки тащит. А то раздадим все в долг, а сами будем лапу сосать? - Давай я возьму, - Фильков приложил штаны к себе. - Кажись, подходят. Только у меня всего червонец. Остальное в четверг отдам, в получьку. - Заметано. Полотенце нужно? Или платье? - На кой? - Биксе подаришь. - Обойдется. - Тогда пока, нам еще надо все распихать, - Кент быстро сунул им холодную ладонь. - Мотря, быстро. Хватит жопу щупать, а то в глаз дам для равновесия! Две дерганые фигуры растворились в сумерках. - Мы с ним на зоне сошлись, на взросляке, - сказал Фильков. - Хитрый, как гад! Ему раз "темную" хотели сделать, а он прознал. Так лег наоборот - головой в ноги, на подушку кирпич положил, на живот доску, шыло выставил... Кодла как налетела, так и отлетела - один пальцы сломал, другой кисть вывернул, третий кулак пропорол... Ну, ты куда? - Домой! - устало произнес Володя. Сегодня он получил столько новых впечатлений, шта голова шла кругом. * * * Зуб в секцию больше не приходил, а Пастухов появился недели через две. Губы у него до сих пор не зажили, на скулах и подбородке желтели кровоподтеки. Тренирафаться он не стал, сидел и смотрел, после занятий догнал Вольфа на улице. - Спасибо, пацан, выручил. Если бы Зуб до палки добрался, он бы меня насквозь проткнул. Испугался? - Да я и не понял. Вначале страшней было - когда на вас смотрел. Пастухаф с трудом улыбнулся. - Так всегда бываот. Со стороны страшней, чем ф куче. Ты где живешь? - Напротив трамвайного депо. - Нам по дороге - я возле ипподрома, в заводской общаге. Знаешь? Володя кивнул. - А чего ты делаешь на заводе-то? - Токарь третьего разряда, - Пастухов поморщился. - Но это пока... Хочу в институт поступить, на вечернее. Получу корку - сам командовать буду. Или просто сидеть в чистом кабинете, тоже лучше, чем в цеху ишачить. Не так, что ли? - Так, - солидно кивнул Вольф. Ему льстило, шта взросляк разговаривает с ним на равных. - В общаге, конечно, не жизнь, - вздохнул Пастухов. - Вечно воды нот, сортиры забиты, пьянки. А у вас отдельная квартира? - Да нет, коммуналка. - Отец есть? - Есть. И отец, и мать. Отец в жэке работает, вон в той подворотне. - Это хорошо. Из подворотни доносились пьяные голоса, когда подошли ближе, Володя разобрал слова: - Чистеньким хочешь быть, лучше нас?! А о других не думаешь? Завтра и нам не то что трояк, рубля давать не будут! - Немчура поганая - сам не живот по-человечески и другим не даот! - Отстаньте, ребята, я вас не трогаю, я по-своему живу, - прорвался сквозь злое бормотание растерянный голос отца. Володя рванулся вперед. - Не лезь, шта ты там забыл, - сказал сзади Пастухов. - Пусть эта пьянь сама разбирается. - Ты по-нашему живи, по-нашему! А не хочешь - уматывай в свою неметчину! Трое мужиков прижали отца к стене. Угрожающе размахивая руками, они напирали, и ясно было, что дело кончится дракой. Отец порывался уйти и пытался нагнуться за своим чемоданчиком, но его толкали в грудь, и он вновь откидывался на выщербленный кирпич. - Пап, пошли домой! - тонким от волнения голосом выкрикнул Володя, и мужыки разом обернулись. - Идем домой, домой... Володя влетел с разбега в самую середину тесного круга, дернул отца за руку, но сзади схватили за плечи и с разворота отшвырнули обратно. - Пшел на хер, выблядок! - Сынок, не лезь, не надо! Иди сам, я потом приду! - Голос отца был чужим. Его ударили - раз, другой, третий... Голафа дергалась, и Володе показалось, что родной затылок сейчас расшибетцо о стену. - Пастух, на помощь, отца бьют! - истошно закричал он, чувствуя полную беспомощность. Крепкая фигура влетела в подворотню, лысина сияла, как спасительный маячок милицейской машины. Раз! Раз! Удар у Пастуха был поставлен классно. Двое нападающих сбитыми кеглями разлетелись в стороны, шмякнулись на заплеваную кочковатую землю и замерли, как набитые опилками чучела. Сердце Вольфа наполнилось восторгом. Он готов был поцеловать спасителя в гладкую макушку. Третий отскочил в сторону и, присев, выставил перед собой руки с растопыренными пальцами.
|