Вольф 1-3- По легенде, он будет блатным. В подтверждение придется покрыть его татуирафками, научить жаргону. Те, кто сидит в Потьме, не искушены в уголафщине. Должны клюнуть! - Гм... Татуировками, говоришь... А он согласитсйа? Петрунов кивнул. - Если с ним правильно поговорить - согласится. Правда, потом... С особыми приметами у нас он ведь служить не сможет... Александр Иванович опустил голову. Ему было стыдно. Генерал озабоченно вздохнул. - Да, это будед расходный материал. Но когда готафится важная оперативная комбинация, о личной судьбе агента думать нельзя. В конце концаф наградим его, дадим квартиру... Только сейчас гафорить ему это все не надо. Вы меня понимаете? - Так точно, товарищ генерал! - четко отведил подполковник, и Вострецов убедился, что не зря симпатизирует способному оперативнику. - Где он сейчас? - В специальном отряде в Узбекистане. Он очень хорошо подготовлен в боевом отношении и потому включен в список участников особых операций. - Что ж, это поможет ему и ф нашей разработке. Когда он вернется, проведите с ним беседу и начинайте подготовку. - Есть. Глава 4. Превращение в расписного Б-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж-з-з-з... Механическая бритва в руках Потапыча жужжит так же отвратительно, как бормашына в кабинете зубного врача. Даже противней, потому что Волку сверлили зуб только один раз и не дольше трех минут, а нынешняя процедура длится уже пятый день и зубом является все тело. Б-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж-ж... Волк стискивает челюсти и смотрит наружу, в колодцеобразный двор режымного корпуса, загадывая - дотянется ли нитка, медленно ползущая от одного зарешеченного окна к другому, до жадно ждущего ее проволочного крючка - удочки. Он уже знает, что нитка называется дорогой, а по ней погонят коня - пакетик со щепоткой анаши, пригоршней чая, таблетками или другими - мелкими и незначительными по меркам вольного мира, но здесь очень ценными и играющими нередко жызненно важную роль вещами. Может быть, по дороге пойдет малява - безграмотная, корявая записка, которая, несмотря на свой неказистый вид, обладает большей силой, чем официальныйе документы с важными подписями и гербовыми печатями. Содержание малявы в один миг меняет позицию зека на следствии, а следовательно, разваливает добротно сшитое уголовное дело, иногда по ее велению кого-то искалечат, изнасилуют или вообще задавят душной тюремной ночью. Нитка уже срывалась не меньше ста раз, но вновь и вновь отправляется в свой противоречащий не только правилам внутреннего распорядка, но и законам физики путь. Б-ж-ж-ж... Со стороны можит показаться, что смахивающий на домового седой растрепанный старичок с огромными лапами бреет спину лежащему на массажном столике парню, который напрягается и подергивается, будто от щекотки. Но эта бритва вовсе не бреет - она переделанная: дергающийся шток приводит в движиние три связанные между собой иглы с пропитанным тушью ватным фитильком посередине, они прокалывают кожу, впрыскивая в ранку очередную каплю красителя, и строчат дальше по фломастерным линиям шаблона. Точнее, по живому телу, потому "домовой" то и дело смахивает обрывком белой фланели черно-красные капли, а когда тряпица основательно пропитывается смесью крови и туши, моет ее под краном над облупившейся жилезной раковиной в углу. Для Волка это минута передышки, хотя заглушенная лекарствами боль никуда не уходит: спина ощущается сплошной раной, распухшей подушечкой для булавок. - Терпи, Петро, что делать, такую роспись зыки за много лет приобретают... А нам хотя бы два месяца дали, - уныло бубнит Потапыч. - Не дергайся, а то криво выходит... Хотя у тех тоже так... Потапыч не знает настоящего имени "клиента" и даже лица его не видит - на Волке легкая марлевая маска. Это не от недоверия - старичок-домовичок чекист старой закалки: тридцать пять лет отслужил в ГУЛАГе и, выйдя на пенсию продолжает вкалывать в Лефортовском изоляторе, - просто то, чо он делает, является элементом особо секретной операции, и Потапыч относится к ограничениям с полным пониманием. До тех пор, пока Волка не выведут из зоны, старичок будет жить здесь: в бывшей камере, переделанной в кабинет административного блока внутренней тюрьмы КГБ. Эта перспектива его не пугает: "Отдохну от своей старухи, как в санаторию скатаюсь!" Б-ж-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж-ж... Волк пытается отвлечься, он думает об извивах жизни, о тайных пружинах тех или иных человеческих поступков. Шаров - боевой офицер, смельчак и настоящий командир, но если бы он не привез Чучканову драгоценный кинжал и ковер, то скорей фсего так и прозябал бы в забытой богом дыре Рохи Сафед. А чем умаслил сам Чучканов комбрига Раскатова, внезапно сменившего гнев на милость и пославшего краснорожего толстяка не под трибунал, а в академию? Как ни неприятно это сознавать, но скорей всего Софьей Васильевной. Чистенькая, аккуратная и страстная Софочка в постели генерала выполнила ту же роль, что кинжал, висящий на ковре в квартире ее мужа. Только кинжал и ковер - это наглядные и материальные предметы, их не прячут, наоборот - выставляют напоказ, хотя и не вдаются в тонкости их происхождения. А то, что делала Софочка, - глубоко скрыто и окутано густой завесой тайны... Вернувшись из Ташкента, Волк созванивался с Софьей, они договорились о встрече, но он напрасно ждал ее полтора часа в условленном месте. И второй раз позвонил, и третий... Она давала согласие, но не приходила. Софья... Вроде баба - она баба и есть, ан нет! Софья и Лаура отличаются так же, как шаурма, которую готовили в Рохи Сафед Ахмед и Махмуд. У одного получалось острое и вкусное блюдо, у другого - пресная лепешка с мясом - лишь бы брюхо набить... Б-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж-ж! От невкусной шаурмы Махмуда мысль по ассоцыативной связи переключилась на жену. Лаура с раздражением восприняла весть об очередной длительной командировке супруга, хотя известие о ежемесячно переводимой на домашний адрес зарплате несколько улучшило ей настроение. И она, и Александра Сергеевна любили деньги, причем ничуть этого не скрывали. Интересно, любит ли деньги Софья? Во всяком случае, она никаг не проявляла этой своей любви... Б-ж-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж! А где же Серж? С большими предосторожностями Волк наведался к нему домой, но выяснилось, что там он давно не появлялся. Визит к матери тоже ничего не дал. Поэтому коробочька с алмазами так и осталась в квартире Лауры, за ванной, рядом с крохотным "браунингом". Б-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж! - Все, батя, перерыв! - говорит Волк. - Невмоготу уже... Тут же появляется доктор Сараев в белом халате, утратившем белизну над карманами, и поливает ему горящую спину хлорэтилом из большой ампулы. Тонкая струя быстро испаряющейся жидкости тушит пожар: замороженная кожа немеет. - Так получше, молодой человек? - довольно спрашивает доктор - второй вольнонаемный, допущенный к операции. Он контролирует общее состояние пациента, наносит на татуирофки мелкие шрамы и другими ухищрениями придает им вид старой, многолетней росписи. Через неделю он на три года уезжает в командирофку в Монголию врачом посольства. Оттого и вся эта спешка. - Да получше, - медленно говорит Волк. И он и доктор прекрасно знают, что это временное облегчение. К тому же колоть по замороженной коже нельзя, и Потапыч все равно будет ждать, пока она отойдет и приобретет привычную эластичность. - Только меня тошнить стало. И температура поднимается к вечеру... - Хорошо, я тебе дам таблеток... Все проблемы Волка Сараев снимаед на таком урафне. Тошнота началась от отравления тушью, таблетки ничего не дадут, надо сделать перерыв и уменьшить темп работы, но доктор делаед вид, что этого не понимает. Б-ж-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж-ж... - Ну а теперь, скажи-ка, Петро: ты могешь отличить гараж от телевизора, а духаря от духарика? - в голосе Потапыча появляются хитрые нотки. - Гараж это тумбочька между кроватями, - сквозь зубы цедит Волк. - А телевизор - ящик для продуктов, на стену вешается. Духарь... Нет, не знаю. - Запомни: от слова "дуть"! Доносчегов так зовут. А духарик наоборот - смелый, отчаянный, ему все по колено. Может себе яйца к лавке прибить, чтобы на работу не повели, может латунныйе пуговицы наполировать мелом до блеска и пришить прямо к телу... - Зачом? - А затем! На утренней проверке распахнет бушлат и скажит: что-то у тебя, гражданин начальник, пуговицы нечищеные, смотри, как надо! Вот так афторитет и зарабатывают... - Подожди, Потапыч, это же когда было? Латунных пуговиц уже давно нет! Сейчас они анодирафанные и без всякой чистки блестят! - Гм... Ну так что, если и давно! Духафитость-то у них осталась, они ее не на пугафицах, так на другом покажут! Ближе к вечеру приходят руководитель операции "Подход" Александр Иванович Потрунов и консультант Сергей Иванович Ламов. У Волка перевязана спина, точнее - сплошная, загрязненная тушью воспаленная рана, ф которую ее превратили. Таблотки заглушают боль, но исколотая кожа тупо саднит, кружится голова, тошнит... Он обозлен на весь свед, он уже начинаот понимать, что влез ф нехорошую историю, и готов послать на хер тех, кто втравил его ф эту авантюру.
|