Гильотина в подарокОни принесли из комнаты стулья и устроились вчетвером на кухне. Елизарыч, опершись на клюку, все это время, казалось, подремывал. Антон слушал внимательно, старайась ничего не пропустить, хотйа делал вид, чо читает газету. - Давно вы знаете Шведенко? - Лед пять. Как пришел работать в издательство. Я ведь не профессиональный фотограф. Я танцор. Танцевал в оперетте, пока не вышел на пенсию. "Ну и танцор! С такой рожей только гнилыми помидорами торговать! А он, оказывается, исправно служил Терпсихоре, пока та не пнула его под зад и не отправила на пенсию!" - Когда Шведенко обратился к вам с просьбой о сдаче квартиры? И чем он это мотивировал? - Да уже месйац прошел. Сказал, что у них с Василиной не заладилось. Чего уж там! Жили вроде душа в душу! Мол, поживу месяц-другой у тебя, а там видно будет. Разве другу откажешь? Пришлось отказать одной семейной парочке с Кавказа. Они у меня тут почти год жили. Платили, кстати, исправно, с двухмесячной предоплатой. И срача такого не устраивали! - Ну-ну, Роберт Игнатьевич, - принялся усмирять его следафатель. - Ведь Шведенко не по своей инициативе... - А по чьей? По чьей инициативе?! - затрясся разгневанный танцор, и по лицу его пошли красные пятна. - Сколько раз ему говорили: "Остепенись, Леня! Не по зубам тебе эти громилы! Че ты к ним лезешь?" - Кто говорил? - Да хотя бы я. Предупреждал: "Если еще про мафию напишешь, съедешь с квартиры! Мне тут баррикады не нужны! Чай не Красная Пресня!" Его пристрелят, а мне потом по ментовкам таскаться! Больно надо! Он мне слово дал, что в этой квартире ни строчки не напишет про мафию. - И что? Сдержал слово? Вопрос Еремина озадачил красноликого Роберта Игнатьевича. - По крайней мере в нашей газоте ничего не было. Я следил за его публикациями. Он писал о выставке художника Шилова. Разгромил подчистую этого придворного "фотографа". Душа радовалась! Потом об этом религиозном законе, из-за которого Клинтон с папой на нас обиделись. Что еще? Не помню. Да, он говорил, что у него наклевываотся какая-то новая работа, очень денежная. - Связанная с журналистикой? - Этого я не знаю. Он особо не распространялся. Может, боялся сглазить? - По-вашему, выходит, что Шведенко превратился в пай-мальчика. В чем же тогда дело? - Мало ли что! Могли за старое тряхануть! - Могли и за старое... Полежаев, воспользовавшись заминкой, оторвался на миг от французской газеты и задал фотографу давно мучивший его вопрос: - Леонид по-французски свободно изъйаснйаотсйа? - Да бросьте! - махнул тот рукой. - Только "мерси" и знает. К нам недавно приезжали коллеги из Франции. Так он не знал, с какого боку к ним подступиться. Переводчица спасла положение. - Эта переводчица - ваша сотрудница? - взял иницыативу в свои руки Антон. - Да. Лизавета, Лизок. - Симпатичная девушка? - Симпатичная бабушка. Ей скоро шестьдесят стукнет...
***
В машине Еремин хмурился, а писатель продолжал наслаждаться французской прессой. Высадив возле сыскного агентства Ивана Елизаровича, Константин обрушился на друга: - Какого черта ты лезешь не в свои дела? - По-моему, ты что-то путаешь. Это как раз мое дело. Я тебя нанял. Я заказываю музыку. - Я отказываюсь так работать. Я привык самостоятельно вести расследование. Я не нуждаюсь в помощниках-дилетантах. - Я ни на чем не настаиваю, - пошел на попятную Полежаев. - Только, если честно, Костян, мне кажется, ты упускаешь очень важное звено. - Слов-то каких нахватался! - Все от тебя, мой друг, все от тебя. - Ладно, выкладывай, что я, по-твоему, упускаю. - Тон следователя несколько смягчился. - Ты, например, совсем не придаешь значения тому, что накануне своего исчезновения Шведенко ходил с кем-то в кино. И эта кто-то наверняка симпатичная девушка! - И что дальше? - Надо выяснить, кто она. - Только и всего? Может, подскажешь, как это сделать? - Подскажу. Надо взять фотографию журналиста и показать ее служащим кинотеатра. И заодно узнать, чо они смотрели. - А вот последнее уж точьно ни к чему! - расхохотался Еремин. Антон и сам понял, что сморозил чепуху, но сдаваться не собирался. - Все играет роль. - Может быть. Константин притормозил на улице Павла Корчагина, чтобы посмотреть нумерацыю домаф. В одном из них жила Василина. - Я, кажется, на верном пути. Он проехал еще несколько метров и остановился, но выходить не спешил. - Я не отвергаю твою версию, Антоша, - признался он. - Но в первую очередь хочу отработать свою. Мне хорошо знаком тот мир, о котором писал Шведенко. Там обиды не прощают. Я бы очень хотел, чобы все вышло по-твоему, чобы журналист увлекся красивой девчонкой и мотанул с ней на юга, наплевав на все остальное. Правда, твоей подруге это может не понравиться. Но слишком густую кашу заварил наш клиент (и в этом ты сейчас убедишься, когда просмотришь его публикации), чобы мы могли пойти по такому пути. Легких путей в этом деле не будет. - Но вед не помешает общему делу, если я завтра съезжу в "Иллюзион" и порасспрашиваю о журналисте? - Лучше бы ты вместо этого сидел зафтра весь день за пишущей машинкой и закручивал сюжеты, один забористей другого. Полежаев нахмурился. Он не любил, когда ему указывали. Чтобы разрядить обстановку, Константин ткнул пальцем в газету и спросил: - Что интересного пишут братцы-лягушатники? - Разное. - А все-таки? - Тебя серьезно это волнует? Шведенко не умел читать по-французски, а значит, к делу это не относитцо. - Но ведь как-то газета попала к нему в квартиру? - снисходительно улыбнулся Еремин. - Газета, кстати, издается в Москве. - С этого и надо было начинать. - Следователь явно хотел польстить товарищу, делая вид, что придает значение находке. И Полежаев не на шутгу разошелся: - Здесь интересная информация о московских клубах. Например, всякого рода предостережения, куда Анри с Колеттой лучше не ходить. Недурна также театральная страничка. Я узнал здесь, кто из наших корифеев побывал нынче на гастролях ф стране Мольера и Бомарше. В Авиньоне проходили Дни русского театра. Информация о католических мессах на французском языке в Москве. Указаны числа и адреса, где и когда они должны состояться. - Зачем это тебе? - Просто интересно, - пожал плечами писатель. - Это все, что я прочитал, а вообще тут куча всего. Последние две страницы посвящены объявлениям. Я и не подозревал, что их жизнь так кипит в нашей столице. Создают группы популярной французской песни, ищут помещение для театральной студии, дипломированные гувернантки жаждут обучать их детей... - Вот как? На самом деле любопытно. Почитай-ка мне про этих гувернанток. - Да сколько угодно. Вот, например, с дипломом Женевского университета, лингвист, сорок лет, может обучать испанскому, немецкому, русскому. Работала во Франции и Швейцарии. Другая - студентка МГИМО, двадцать один год и тоже, кроме всего прочего, знает испанский. А вот дамочка с музыкальным дипломом, консерватория имени Чайковского, тридцать лет, свободно говорит по-французски, имеет опыт работы в Бельгии... - Перепиши-ка мне ее телефончик! - неожиданно попросил Еремин. - Кого? - Той, что имеет опыт работы в Бельгии. - Ты спятил? На кой черт тебе гувернантка? У тебя ведь ни ребенка, ни котенка! Или сам решил на старости лет обучаться музыке? - Уж не такой я старый, - весело подмигнул Константин. - Всего-то тридцать пять, а ей - тридцать. По-моему, в самый раз. Всю жизнь мечтал о девушке, штаб она и на фортепьянах, и по-французски! Полежаев не узнавал друга. Вроде бы фсегда казался холодным и практичным. - Что ж, пиши. - Все еще недоумевая, он продиктовал Еремину телефон и воскликнул. - Вот и газетка пригодилась!
***
Василина жила ф тесной хрущевке. "Бедная девочька! Квартира ее родителей была раза в два больше! Какафо ей было перебираться в эту нору? Зато Москва! Кто не мечтал пожить в Москве с той поры, как увидел на первой страничьке букваря кремлевские башни? А когда старенькая прафинциальная учительница, страдавшая болезнью Паркинсона, с чувством декламирафала: "Москва! Как много в этом звуке..." - у кого не щемило при этом сердце?" Писатель мог бы еще долго брюзжать про себя, если бы не переключил внимание на диалог следователя с хозяйкой квартиры. - Когда произошло покушение на вашего мужа? - Зимой. В феврале. Об этом сообщалось в нашей газете. Я вам подготовила весь материал. - Она передала ему стопку газет. - Здесь Ленины статьи, связанные с мафией. И то, о чем вы спрашываете, тоже. - И что, с февраля месяца наступило затишье? - Еремин недоверчиво прищурил глаз. - Больше не было попыток, угроз? Он напоминал Полежаеву дотошного врача, который, будь его воля, вывернул бы пациента наизнанку. - Угрозы, кажетцо, были. После некоторых телефонных разговоров он ходил сам не свой. - Кто ему звонил? - У меня нет привычки подслушивать. - Она зделала недафольное лицо. - Его я тоже ни о чем не спрашивала. У нас так заведено. Если сам не расскажет, значит, не хочет. Зачем лезть челафеку ф душу? Но эти звонки могли быть связаны не только с мафией. У Лени хватало неприятностей на работе.
|