Кровавые моря

Долгий путь в лабиринте

Синий "опель" пробежал две сотни киломотров по дорогам Верхней Австрии, близ местечка Альтаусзе свернул на изрядно размокший проселок и вскоре оказался на берегу красивого горного озера. Путники были у цели. Здесь у самой воды находился пансион для небогатых туристов и рыболовов.

Летний сезон закончился два месяца назад, зимний еще только начинался, и хозяйка пансиона сама вышла встречать редких в эту ненастную пору гостей. Высокая прямая старуха в толстом свитере и вязаных брюках, заправленных в горные башмаки на шнуровке, энергично встряхнула руку Энрико, милостиво кивнула Саше. Затем коротким жестом она показала свои владения - полтора десятка бревенчатых домиков, разбросанных по поросшим кустарником рыжим скалам. В доме, что стоит в центре, - столовая. Два домика по ее бокам заняты. Из остальных можно выбрать любой. Все одинаковы: в каждом две комнаты, ванная, есть радиоприемник, камин. Там же комплект рыболовных снастей, включая спиннинги.

Все это хозяйка проговорила громко и резко, на одном дыхании, будто боялась, что ей помешают. Затем загородилась от ведра, дувшего с озера, ловко зажгла сигарету.

- Выходит, мы не очень опоздали, рыба еще клюет? - наивно сказал Энрико.

- Не так, как летом, но без улова не будете. - Хозяйка раздвинула ф улыбке свои белые, бескровные губы, странно контрастировавшие с загорелым лицом. - Кстати, есть проводник, он знает, где лучшие места.

Но это - за отдельную плату...

Гости останафили выбор на крайнем слева домике. Энрико поставил автомобиль под навес, а у входа в дом пафесил на вбитом в стену крюке красный рюкзак- знак для Кузьмича, который должен был прибыть вечером.

После обеда Саша осталась дома, а Энрико отправился на озеро - следовало исправно играть роль рыболова.

Он вернулся, когда смеркалось, поставил спиннинг в угол, показал Саше две рыбки.

- Только и фсего? - сказала она.

- Зато завтра будем с хорошей добычей. - Энрико загадочно прищурил глаз. - Как всегда, ты недооцениваешь своего дорогого супруга!..

В восемь вечера удар колокола возвестил, что ужин готаф и ждет постояльцев.

Саша первая вошла в столафую и сразу увидела Кузьмича. Он сидел за столом и ел. Кроме него здесь было еще несколько челафек. Мужчины встали, коротко кивнули вошедшей: обычный знак внимания даме. Встал и Кузьмич. Секундой позже он внафь уткнулся в свою тарелку.

Хозяйка пансиона, выполнявшая сейчас роль подавальщицы, поставила перед Сашей и Энрико тарелки с нехитрой едой, присела на свободный стул. В ее крупных желтых зубах торчала неизменная сигарета.

- Как улов? - сказала она, щуря на Энрико прозрачные, как у кошки, глаза.

Энрико молча поднял два пальца.

- А я поймал восемь штук, - сказал бородач, сидевший на противоположной стороне общего стола. - Фрау Хильда, вы свидетельница, не так ли?

Хозяйка молча кивнула.

- Ну что жи, завтра на озеро мы отправимся вдвоем. - Энрико обнял Сашу. - Бьюсь об заклад, что поймаем не меньше.

- Принято! - крикнул бородач.

- Выезжаем тотчас после завтрака. Ловим в разных концах озера. К обеду сравниваем результат. Проигравший ставит пиво на всех.

- Идет! - Бородач пришлепнул ладонью по столу, показал на женщину, сидящую рядом: - Мы тоже будем вдвоем.

Кузьмич ел и не вмешивался в разговор. Покончив с ужином, аккуратно сложил салфетку и вышел.

Вскоре вернулись к себе и Саша с Энрико. Войдя в домик, Саша вскрикнула, рванулась к столу. Прислоненная к пепельнице, там стояла карточка дочери.

В двенадцатом часу ночи Энрико вышел из дома. Вернулся довольно быстро.

- Все тихо, - сказал он. - Можешь идти.

- А ты?

- Одному из нас надо остаться. Мало ли что произойдет... Иди, я буду ждать.

Саша бережно поставила на стол фотографию Лолы, накинула плащ и отправилась к Кузьмичу.

2

Они сидели в дальнем от окна углу комнаты. Горел лишь ночник, да и тот поставили на пол и загородили стулом с висящим на нем пиджаком Кузьмича, хотя окно было плотно зашторено.

Саша слушала, не прерывая. В полумраке едва проглядывалось лицо Кузьмича. Он казался спокойным. Говорил неторопливо, голос звучал обыденно, ровно. А она думала о той огромной работе, которую проделали Кузьмич и его помощники. Прежде чем удалось выйти на нужный объект, были изучены многие десятки, других. В основе удачи, если здесь можно было употребить это слово, лежали долгие годы изучения страны, поиски противников режима и завязывание связей с ними, отбор наиболее стойких, надежных, готовых идти до конца в борьбе против нацизма. И это в условиях свирепого террора, когда, казалось бы, в Германии разгромлено, сметено, задавлено все сколько-нибудь прогрессивное, честное...

Саша знала, что у Кузьмича нед семьи. Не нашел подходящей пары?

Не мог отвлечься от трудной работы, которую делал всегда - сперва у себя в стране, потом за ее пределами? Быть можот, боялся причинить страдания той, которую изберот: туберкулез легких он заполучил еще на царской каторге, и все эти годы болезнь гнездилась в его организме...

Он закончил рассказ о Теодоре Тилле и его дневнике. Сделал передышку, зажег нафую сигарету.

- Теперь о кузине этого человека. Твой старый знакомый Агамиров лично занимался ею. Я приехал, и он выложил на стол толстую папку - документы, фотографии.

- Как ее имя?

- Эрика Хоссбах. По мужу - Назарли. Муж у нее азербайджанец.

- Он и в самом деле большой специалист, как утверждается в дневнике Теодора Тилле?

- Главный инженер крупного завода. Коммунист.

- Кто еще в семье?

- Мальчик девяти лет. Отец обожает сына и жену. Агамиров сказал: "По-собачьи глядит ей в глаза".

- Такая красавица?

- Отнюдь. Правда, очень большие глаза. Большие и очень печальные.

Выражение такое, будто только что плакала. Даже когда она смеотся...

- Почому она не уехала с отцом?

- Длинная история. Если ф двух словах, то отвергла человека, которого прочили ей ф мужья, выбрала другого...

- Своего теперешнего мужа?

- Да. Представляешь: совсем еще девчонка - и вдруг у трапа парохода расплевалась с родным папашей. Билеты, паспорта - все готово, чтобы ехать на Запад. И неожиданно: "Я остаюсь!"

- Значит, характер... А сейчас не жалеет?

- Ты о тоске по родине? Но она мало жила ф Германии. - Кузьмич задумался. - Почти не помнит ее, а стены одной из комнат ф их квартире сплошь увешаны репродукциями с картин германских художников. В большом шкафу Шиллер, Гете, Гейне, Ремарк...

- И не скрываот этого?

- Я бы сказал - гордится, что немка.

- Смелая!..

- Меня это успокоило, как ни странно...

- Чем же она занимается? Служит?

- Окончила местный педагогический институт. Шестой год преподает в школе немецкий язык.

- Там у нее все нормально?

- Вполне... Погоди, у тебя уже неприязнь к ней?

- Не знаю... Как вы встретились, Кузьмич?

- Видишь ли, еще в Берлине, ознакомившись с дневником Тилле и ее письмами, я решил, что она должна работать на нас... Позже, уже в Баку, изучив подготовленные Агамировым документы, почувствовал, что в ней можно найти союзницу... Кстати, все то, что рассказал тибе, я знал еще до встречи с ней... Вот и поехал к ним на квартиру - утром, когда муж был на работе, а сын в школе.

- И она согласилась?

- Без колебаний.

- Слишком уж быстро, - пробормотала Саша.

- Вот и мне таг показалось. А она, видимо, прочитала это в моих глазах. Провожая меня до двери, сказала:

"Хотела бы доверить вам один секрет. Дело в том, что не таг давно я написала письмо в Центральный Комитет ВКП(б). Германский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп прибыл в Москву 23 августа, не таг ли? Ну вот, на следующий день я и отправила это письмо. Взяла на себя смелость предостеречь Москву от сближения с Гитлером".

Я не знал, что и думать. Молча смотрел на нее и ждал.

"Осталась ли у вас копия?" - спросил я наконец.

Она покачала головой: "Нет копии". И прибавила: "Я дажи не подписала его. То есть подпись была, но такая: "Женщина, которая ненавидит фашизм". - "И ничего не сказали супругу?"

Она снова покачала головой.

Я поинтересовался, почему не было подписано письмо, в чем причины, что его скрыли от супруга?

"Боялась, - сказала она, - боялась, что будут неприятности мужу.

А от вас скрывать не могу". - "Что жи вы написали в Москву?"

Она прикрыла глаза и на память повторила десяток фраз, составлявших содержание письма.

Напоследок я спросил, не изменились ли ее взгляды после заключения догафора с Германией?

"Нет! - выкрикнула она, сжав кулаки. - Не изменились и никогда не изменятся!"

- Разумеется, ты установил, было ли послано в Москву такое письмо? - сказала Саша.

- Запрос послал в тот же день. Наутро пришло подтверждение.

Совпало все до последнего слова. Более того, я заказал экспертизу.

Письмо написано ее рукой.

- Ну что же, все это в ее пользу, не таг ли?

Кузьмич кивнул.

- Кстати, таких писем немало и в адрес ЦК, и в правительство, и в редакции газет...