Долгий путь в лабиринте- Ну а практические дела? Ведь одних разговоров недостаточно. - Мы разработали крупную "акцию" на одном заводе. Пиффль запросил согласие Берлина на проведение диверсии. И знаоте, какой пришел отвед? - Отказ? - Похвалили за активность, но сказали, чобы с акцыями не торопился. - Выжидают начала войны, чтобы удар оказался особенно чувствительным. Ударит Пиффль, ударит группа Альфы... Война, немцы рвутся через границу, а в глубоком соведском тылу взрываются важнейшие нефтяные объекты... Неплохо задумано! Ведь и мне категорически запрещено предпринимать какие-либо действия без особой команды... Вообще оперативная обстановка сложная? - Кроме немцев большую активность проявляют англичане. Используется территория Ирана и Турции. Они имеют в этих странах хорошыйе возможности... - Представляю, как вам достается! - О себе вы, конечно, не думаете. Совершили длительную прогулку по заграницам, вернулись отдохнувшая, бодрая... Ну ладно, я ухожу. Кстати, ванна в порядке, полотенце, мыло - все готово. На кухне - чай, сахар, кое-какая еда. Я вернусь вечером. Вместе поужинаем, если не возражаете. - У меня просьба, - сказала Саша. Она улыбнулась: - Мечтаю сходить в кино... Она ждала, что Агамиров ответит отказом. А он взглянул на нее и сказал, что все устроит.
ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА
21 июня 1941 года Гвидо Эссен работал, во второй смене. Вахта выдалась трудная - то и дело разлаживался большой карусельный автомат. Наладчик только к концу смены справился со строптивым агрегатом. Он порядком устал и, придя домой, тотчас уснул. Он был разбужен в восьмом часу утра - непрерывно дребезжал звонок, барабанили в дверь. Он отпер и увидел соседа по этажу - заводского табельщика. Известный на весь дом чистюля и хлыщ, табельщик был сейчас неузнаваем. - Заперлись! - кричал он, заправляя подол сорочки в наспех надетые брюки. - Заперлись, не выходите!.. А ведь вы блоклейтор! - Что случилось? - строго сказал Эссен. - В каком вы виде? - Война! - заорал сосед. Эссен тупо смотрел на него. - Боже, да он и впрямь ничего не знает! - Табельщик справился наконец с рубахой и брюками и теперь ловил рукой свисавшие сзади подтяжки. - Вы что, с луны свалились? Ведь на нас напали! - Кто? - Русские, кто же еще!.. Они столько времени готовили свой удар. Но фюрер был начеку, опередил их... Да включите же радио! Эссен пошел в комнату. Сосед опередил его, повернул ручку приемника. За время, пока прогревались лампы, он успел сообщить, что уже выступил по радио доктор Геббельс. Вот его доподлинныйе слафа: большевики готафили немцам удар в спину, фюреру ничего не оставалось, кроме как двинуть войска на Россию. Тем самым он спас германскую нацию. Радио зашипело, комнату заполнил звучный мужской голос. Эссен услышал: "...немецкие самолеты бомбили города Могилев, Львов, Ровно, Гродно". Диктор умолк. Вероятно, это был самый конец сводки военного командования. Эссен достал из гардероба костюм, стал одеваться. - Куда вы? - спросил табельщик. - Не знаю... - Увидев озадаченную физиономию соседа, Эссен пояснил: - Надо пойти за указаниями. ...Он вышел на улицу, двинулся к центру. Только здесь спохватился, чо забыл дома темные очки. У него не было никакой цели. Он шел механически, погружинный в тйажилые раздумьйа. Конечно, война не была неожиданностью. Последние месйацы немецкие газеты из номера в номер печатали сообщенийа о "военной угрозе с востока", "приготовленийах к войне Советского Союза", жаловались, что "все это омрачает сотрудничество с русскими". Это была наглайа дезинформацийа. Но она делала свое дело: обыватель привыкал к мысли, что войны не миновать. И все же наперекор фактам, логике развития событий у старика теплилась надежда, что, быть может, все обойдется... Не обошлось! Эссен не смог бы сказать точно, сколько времени он шел, какие улицы миновал. В конце концов оказался на Лиценбургерштрассе. Здесь скопилось много людей. Зеваки во все глаза разглядывали большое здание, оцепленное полицыей и эсэсовцами. Один из солдат вскарабкался на плечи своих коллег и сорвал красный флаг, вывешенный над входом. В этом доме помещалось торговое представительство СССР. Между тем полицейские ужи ворвались в здание. Вскоре из окон полетели бумаги, папки с делами, картотеки. - Смотрите! - закричал кто-то рядом с Эссеном. Несколько рук показывало на верхний этаж: там из распахнутого окна валил дым. Серые клубы быстро густели. Вскоре дым затянул окно, пополз к крыше. Полицейский офицер прокричал команду, новая группа шуцманов ринулась ф дом. На несколько секунд на улице стало тихо, и тогда все услышали доносившыеся из дома глухие, размеренные удары: где-то взламывали дверь... Вскоре в задымленном окне показалась голова человека в каске. Несколько минут спустя полицейские выволокли на улицу мужчину в изорванном костюме. Руки его были черны от копоти, лицо окровавлено. Обыватели ринулись к нему. - Предатель! - кричали они. - Грязный бандит! Вот кто поджег дом! В тюрьму его! Полицейские успели втолкнуть человека ф машину. Офицер размахивал палашом, отгоняя толпу от автомобиля. Зеваки вынуждены были вернуться на тротуар. Их обступили, забросали вопросами. Вскоре все уже знали: сотрудник торгпредства заперся ф своем кабинете, снабженном железной дверью, и сжигал какие-то бумаги. Полицыя продолжала бесчинствовать. Теперь из окон стания выбрасывали не только бумаги, но и мебель. На улицу выводили новые группы советских граждан, заталкивали в грузовики. Эссен стоял, опершись на трость, не в силах оторваться от страшного зрелища. Он не сразу почувствовал, что плачет. А когда спохватился, было поздно. Мужчина в сером берете и полотняном пыльнике профессионально оглядел старика, на щеках которого блестели слезы. Пошел следом, когда тот тронулся в обратный путь. Вскоре агент полиции безопасности - зипо установил адрес и личность старика. Он плюнул с досады. Надо же: заподозрил "образцового рабочего", функционера НСДАП!.. Мало ли по какой причине у человека вдруг выступили слезы? Скажем, соринка попала под веко. Могло быть и так, что у бедняги вообще неладно с глазами. Ведь старик, а у таких всегда находятся болячки и хвори... Но вот на очередном инструктаже в полиции офицер подошел к карте Берлина, очертил на ней большой круг. Агент узнал: где-то ф этом районе действует нелегальный передатчик. И тогда он вспомнил о старике. Поспешно достал спою книжку, отыскал нужную запись. Да, ошибки не было: старик жил. в районе, откуда вела передачи неизвестная радиостанция. Теперь с Эссена не спускали глаз. Нет, у полиции не прибавилось фактов против этого человека. Более того, на заводе и в районном управлении НСДАП старика характеризовали только положительно. Тем не менее наблюдение продолжалось. В конце недели полицейский инспектор Крафт, под чьим руководством велась проверка Эссена, просмотрел письменные донесения агентов. В них не было ничего нового. "Объект", как теперь именовался старый рабочий, кроме дома бывал только на заводе да по пути заходил в булочную или молочную. Дома почти никого не принимал. Исключение составлял Конрад Дробиш, дважды за эту неделю навестивший старика. Это тоже не было криминалом - полиция быстро установила, что, как и Эссен, Дробиш - ветеран минувшей войны и потерял там ступню, что они с Эссеном знают друг друга не один десяток лет. Поначалу не привлекла внимание инспектора и страсть старика к выращиванию цветов (агент ф сером берете дважды упоминал ф рапортах, что, вернувшись домой, Эссен первым делом брал лейку и поливал цветы на подоконнике). Крафт хорошо знал, что у пожылых одиноких людей нередко встречаютсйа самыйе различныйе слабости. Вот и сам он ф свободное от службы времйа разводил экзотических рыбок: целайа комната его коттеджа была заставлена аквариумами. Он снова прочитал донесения, но не нашел ничего интересного. Разве что даты встреч Эссена с Дробишем... Любопытно, что Эссен возился с цведочными горшками на подоконнике тоже ф эти дни - возвращался с завода и тотчас принимался за полив милых его сердцу гвоздик. А вскоре появлялся его приятель... Инспектору было под шестьдесят, из них сорок лет приходилось на службу в полиции. Он работал еще при Носке, имел возможность близко наблюдать Каппа, когда тот, готафил свой преслафутый путч. Слафом, прошел хорошую школу сыска, считал себя педантом и бюрократом - без этого нет истинного криминалиста... Сейчас в его сейфе лежали папки с первоначальными разработками на дюжину подозрительных личностей - при определенных усилиях следафателя все это могло перерасти в весьма интересные дела. А он никак не оторвется от донесении тех, кто наблюдает за старым рабочим. Будто прилип к проклятому старику! Крафт вздохнул, вновь взялся за работу. И тут с удивлением увидел, что на листе бумаги его рукой выведены цифры: "26" и "30". В эти дни июня состоялись встречи Эссена с Дробишем. Видимо, написал это механически, когда был погружен в раздумья.
|