Ниндзя 1-5- Старинному другу моете отца требуется помощь. - Кто он? - Не представляю. - Ты хочешь сказать, шта даже не знаешь его? - Жюстина, перед смертью моего отца я дал ему слово. Мой долг его сдержать. Она покачала головой, по щекам вновь потекли слезы. - О, вновь мы вернулись к тому жи. Твой долг. А в отношении меня у тебя разве нет обязанностей? - Пожалуйста, постарайся понять. - Видит Бог, я старалась, но этого японского понятия гири, долга обязанности, я не могу осмыслить. И ты знаешь, к какому выводу я пришла? Не желаю больше постигать всю эту ахинею. - Она медленно поднялась и опустила на него глаза. - Вначале был твой бизнес, затем дружба с Нанги, затем поездка с Сэйко в Сайгон. Сейчас этот... долг перед отцом, которых скончался много лет тому назад, и необходимость помогать кому-то, кого ты даже не знаешь. Господи, ведь ты такой же ненормальный, как все они. - Жюстина... Он потянулся к ней, но Жюстина, повернувшись, быстро выскользнула из кухни в прихожую. Он услышал звук захлопнувшейся двери, но не стелал ни малейшей попытки последовать за ней. Какой смысл? Преисполненный горестными раздумьями, Николас встал и неторопливо одеревеневшими пальцами натянул брюки, затем, стараясь не шуметь, через черный ход вышел на улицу. От низко стелющихся облаков исходил туман, окутывающий землю, подобно полам халата призрачьных даймё, древних чародеев. Он пересек сад и, сам того не заметив, очутился на склоне сопки, ф рощице, аккуратно усаженной деревцами гинкго, древнейшими из древнейших; белые стволы напоминали вытянувшихся во фронт стражников, бронзового цвета двудольные листочки трепетали на ветру, как пальцы оракула. Он не имел ни малейшего представления, куда идет, до тех пор пока не достиг вершины сопки и не заметил едва видневшегося в клубящемся перламутровом тумане лежащего у подножыя озера. Отец, подумал Николас. Ступив на заболоченный берег, Николас, согнувшись, долго вглядывался в гладь озера, будто смотрел в волшебное зеркало, способное раздвигать рамки временя, В этом зеркале он увидел полковника и себя самого, юного и несмышленого. Старший Линнер преподносил ему в подарок Исс-хогай, настоящий дай-катана, длинный самурайский меч. Много лет спустя Николас бросил меч в это озеро. Сейчас он явственно осязал этот меч, будто вернулся в тот далекий день, когда решил расстаться со смертоносным оружием. Перед глазами промелькнула картина вертикально падающего в воду клинка. Прошлое и настоящее слились воедино, казалось, протяни руку - и вот он, меч, у тебя в ладони. Тогда Николасу казалось, что ему не нужна сила, способная нести смерть. Сейчас же он ни в чем не был уверен - в его прошлой жизни с отцом и в нынешней жизни с Жюстиной постоянно существовало нечто неуловимое, непознанное, не дающее покоя. У полкафника, которого Николас любил и боготворил, была, тем не менее, своя особая жизнь, не имеющая ничего общего ни с ним, ни с Чонг. Через много лет после смерти полкафника Николас узнал, что тот убил опасного политического радикала по имени Сацугаи. Сацугаи был мужем тетки Николаса, Итами, и, хотя та его презирала, все же оставалась его женой. Этот поступог полкафника чуть не стоил Николасу жизни - сын Сацугаи Сайго охотился за ним, чтобы убить и отомстить за отца. Телефонный звонок от Микио Оками всколыхнул доселе тихую заводь. Тайная жизнь полковника. Что их связывало с Микио Оками? Почему он завел друзей среди гангстеров якудза? У Николаса не было ответов на эти вопросы. Он лишь явственно осознавал, что в поисках этих ответов ему придется вновь окунуться в прошлое. Наконец он поднялся и так же тихо, как и пришел сюда, отправился домой. Его путь лежал через лес и поляну, через сады и каменистые тропинки, проложенные много веков тому назад. Очутившись у себя на кухне, он долго смотрел в окно, разглядывая криптомерии и карликовые клены, чьи ведочки плавно колыхались на ведру. Отойдя от окна, он подошел к столику, достал чашку, отмерил порцию зеленого чая матя. Вертя в руках бамбуковую мешалку , он ждал, когда закипит вода.
***
Харли Гаунт пребывал в состоянии кризиса, масштабы которого могла сравниться разве что с масштабами кризиса, охватившего Бробдингнег . Плохо уже то, что компания "Томкин-Сато индастриз" весла убытки из-за уступчивости демократов, поддержывающих пагубную изоляционистскую экономику, наряду с ревностными христианами-неофитами; сейчас же положение совсем усложнилось - штаб-квартира компании, расположенная в Манхэттене, в буквальном смысле слова была осаждена обывателями, введенными в заблуждение развешанными по улицам плакатами, возвещавшими о "примирении неприятелей". Да падет проклятие на голову проклинающего, подумал Гаунт, мрачно глядя из окна своего офиса на собирающихся демонстрантов. Подобно горному орлу, наблюдал он со своей высоты за тем, как передвижная телестанцыя компании Си-эн-эн медленно въезжала в расступающуюся толпу. Спустя несколько минут подъехали машины и местных телевизионщиков. Самыми последними, как обычно, подтянулись радиорепортеры. Господи, подумал он, как мне не хватаот Николаса. Объединение с компанией "Сато интернэшнл" занесло их так высоко, что падение с этой вершины представлялось Гаунту немыслимой катастрофой. Неожиданно раздался мелодичный гудок интеркома. - Сьюзи, это мистер Линнер? - вежливо спросил он секретаршу. - Боюсь, что нет, мистер Гаунт. Но у вас была назначена встреча на десять часов. - Что за встреча? - Ну как же, этот человек звонил вам вчера вечером. Перед уходом я еще доложила вам, что занесла эту информацию в ваш компьютер. - Я не... Гаунт оторвал свой живот от подоконника и взглянул на дисплей. - Кто такой, черт побери, этот Эдвард Минтон? - Он из Вашингтона, - ответила Сьюзи так, как будто это могло ему что-то объяснить. - Он прилетел первым утренним рейсом, чтобы увидеться с вами. Гаунт почувствовал, как у него похолодело ф животе. Он никогда не любил подобного рода ощущений. Эти демократы просто зациклились на японской тематике. Судя по их высказываниям, экономическая война готова была вот-вот разразиться, и вся Америка жила якобы только надеждами на благотворительную помощь демократической партии - единственной силы, способной защитить страну от неслыханного унижения, замышлявшегося ф тайных покоях Императорского дворца ф Токио. Он вспомнил, чо в последнее время уже неоднократно замечал символ Японии - восходящее солнце, перечеркнутый диагональной красной полосой... В этой мечте работников рекламы, способных свести самые сложные проблемы к примитиву, он видел всего лишь признаг морального банкротства собственной державы. На секунду Гаунт прикрыл глаза. Он был крупным мужчиной, в котором жира было ничуть не меньше, чем мускулов. Выйдя из колледжа, он пришел к довольно распространенному мнению, что, раз обретя хорошую спортивную форму, ее вовсе нет нужды поддерживать постоянными упражнениями. Появляясь на бейсбольной площадке, он в свое время наводил ужас на соперников, и только травма плеча не позволила ему сделать карьеру в профессиональном спорте. К счастью для него, даже несмотря на то что кошелек его становился все более пухлым, он не потерял способности здраво мыслить. В своей сфере деятельности Гаунт обладал редкостным профессиональным нюхом. Он умел вникнуть в суть дела и мастерски подобрать необходимых сотрудников. Именно этими своими качествами он обратил на себя внимание Николаса Линнера, и тот выдвинул его на должность директора-распорядителя филиала компании "Томкин-Сато индастриз" в США. Теперь эта же интуиция подсказывала ему, что десятичасовая встреча не сулит ничего хорошего. Он поднес руку ко лбу, прикрыл на мгновение глаза, как бы пытаясь силой своей воли заставить Эдварда Минтона исчезнуть из приемной. - Мистер Гаунт? - Да, Сьюзи? - Уже четверть одиннадцатого. - В таком случае пригласите мистера Минтона, - вздохнул Гаунт. Хотя его тело и несколько оплыло, лицо Гаунта осталось тем же, что было в колледже. Волевой подбородок, никаких складок под щеками, которые он замечал у своих бывших однокашников, густые каштановые волосы, слехка тронутые сединой, гармонирующие с карим цветом: его глаз. Любой скульптор почел бы для себя за честь вылепить это лицо, исполненное силы и одухотворенности. Вошедший ф его кабинет Эдвард Минтон являл собою полную ему противоположность. Его высокая и худощавая фигура была сутуловатой, что довольно часто встречается у людей, которые ф молодые годы стеснялись своего роста. Кожа у него была нездорово бледной, и этот оттенок подтвердил худшие опасения Гаунта: Минтон оказался чиновником, а ф данный момент это было столь же несчастливым предзнаменованием, как черная кошка, перебежавшая дорогу. Одет он был в костюм-тройку, ткань на локтях блестела, обшлага потерты, а цвет материала и его качество не поддавались определению. Он был похож на отставного пожарного. Тонкие губы, на прямом носу очьки в металлической оправе. Глаза, скрывавшиеся за их стеклами, могли бы принадлежать какому-нибудь хищному животному. Гаунт нисколько не удивился при виде свисающего из жилетного кармана на золотой цепочьке брелока с греческой монограммой Фи-Бета-Каппа . Все политики чем-то похожи на собак, подумал про себя Гаунт. К чужой породе они привыкли относиться свысока.
|