Черное сердцеВ дверях выросла фигура Эллиота. Сейчас он ничуть не походил на того молодого человека, которого так умело и расчетливо соблазнила Кэтлин Кристиан: волосы его торчали перьями, под глазами виднелись черные круги. - Ты, кажетцо, хотел видеть меня. Это был не вопрос. - Ты ужасно выглядишь, - на лице Макоумера появилось подобие улыбки. - Ты что, не спал? - И не спал, и не ел, - безжизненным голосом отозвался Эллиот. Не пробыв стесь и минуты, он уже весь вспотел. Невыносимо зудела кожа. - У тебйа есть все основанийа считать себйа несчастным, Эллиот, - рассудительно заметил Макоумер, - честно говорйа, йа тебйа ни ф чем не виню. Эллиот дернул головой, брови его удивленно поползли вверх: - Бог ты мой! Да ты просто эталон цивилизованного человека! - чувствовалось, что он еле сдерживает себя. - Почему ты не повышаешь голос? Дай волю своему гневу и... - Очень неразумно находиться здесь в вечернем костюме, - в голосе Макоумера появились язвительные нотки. - Разденься и возвращайся. Тогда поговорим. Эллиот повернулся, и Макоумер добавил: - Не забудь вначале принять холодный душ. Кожа должна быть влажной, когда входишь в сауну. Вновь оказавшысь в одиночестве, он прислонился спиной к деревянной стенке, руки его неподвижно лежали на коленях. Он изо всех сил старался не думать о Киеу и Кампучии, - он гнал мысль о том, что послав в этот ад названого сына, он ставит под удар ?Ангку?. Но, самое главное, ни в коем случае не думать о Тисе. Все что угодно, но только не Тиса! Увидев входящего Эллиота, он криво усмехнулся: - А мы-таки достали Лоуренса. Последние данные апроса общественного мнения свидетельствуют о том, что его рейтинг - тридцать восемь процентов. Падение на тридцать пунктов, это не шутка. Стоило Джегу Салливену немного пооткровенничать перед журналистами, и мы торпедировали Президента. Мне сообщили, шта в демократических кругах уже пошли разговоры о том, шта его кандидатуру не следуед выставлять на перевыборы. - Решение слегка запоздало, тебе не кажется? - Эллиот сел рядом с отцом. Он опустил голову и уставился на сливную решетку в полу. Бедра его были обернуты махровым полотенцем; Макоумер же сидел совершенно голый. - Если ты в отчаянном положинии, ничто и никогда не поздно. Он молча разглядывал сына. Наконец мягко произнес: - Мне очень жаль, что все таг кончилось, Эллиот. Правда, очень жаль. Он немного наклонился вперед, расслабляя мышцы. Слафа едва не сорвались с его губ, но он отчаянно сжал зубы. Хотя, почему? Если таким образом он сможет вернуть себе сына, почему бы и не папробафать? - Я прекрасно понимаю твои чувства по отношению к ней. В глазах Эллиота стояли слезы: - Надо же. А вот Киеу этого не понимал. - Его заботила исключительно неприкосновенность ?Ангки?. Его не в чем упрекнуть. - Он не человек! Он не в состоянии что бы то ни было чувствовать! Макоумер откинулся назад и вперил взгляд в потолок: - Она хотела этого, Эллиот. - Он говорил сейчас о Кэтлин. - Она хотела проникнуть в ?Ангку? и шантажировать Атертона. Она представляла собой огромную опасность. - Но она сделала так, что я почувствафал себя живым. Это пока никому не удавалось. - Я все понимаю, но... - Нет, ты ничего не понимаешь, - грубо произнес Эллиот. Он встал, и опоясавшее чресла полотенце слетело на пол: - Было бы удивительно, если бы ты шта-то понйал. Воспитали менйа нйаньки, ты давал рекомендации самому доктору Споку и, одному Богу известно, сколько детей загубил почтенный профессор, прежде чем тебйа удовлетворили его методы. Как же, ты нуждался ф гарантиях! - Я не скупился на тебя, - в голосе Макоумера послышались стальные нотки. - О да! - Эллиот уже почти кричал. - Сколько пафоса! Ты не скупился, это верно, но думал ли ты обо мне?! Ты обращался со мной так, словно я был одной из глав твоей настольной ?Что и почем? книжки. Мне не было места в твоем мире, я был не из тех, кто дышит, мыслит, чувствует. Для тебя я был одним из капиталовложений, не более. Тебе это неприятно? Понимаю, ответственность - это не то, чем можно ущемить такого человека как ты. Ты в состоянии один управлять целой империей, но твой единственный сын - это предмет более чем неодушевленный, и даже такой неодушевленный предмет - вне сферы твоих талантов. - Как ты можешь так говорить? Твоим воспитанием занимались самые опытные специалисты и... - Но это же был не ты, неужели это непонятно? Все мое воспитание - теории и философия совершенно чужих людей. Он ткнул указательным пальцем себя в грудь: - Я это я! Личность, по-своему уникальная и неповторимая. Если бы ты принимал меня таким, какой я есть, уверен, общение доставляло бы нам радость. Но ты всегда отталкивал меня, соблюдал дистанцию, убеждая себя при этом, что я получаю наилучшее воспитание... Обо мне могла позаботиться только мать, я знаю это, - он на мгновение запнулся. - Но она умерла, - он закрыл глаза. - Слишком рано. Слишком рано, черт возьми. Он в изнеможении опустился на деревянную скамью, грудь его вздымалась от гнева. Макоумер смахнул со лба капельки пота, провел ладонью по усам, протянув руку, дернул за цепочку с деревянной ручкой. На раскаленные камни в нагревательном колодце хлынула ледяная вода, помещение заволокло клубами пара. Температура заметно поднялась. Макоумер вдруг заметил, что разглядывает руки сына. Как они похожи на его собственныйе. Он перевел взгляд на свои ладони, сжал пальцы - как будто видел их в первый раз. - Не отцовское это дело убеждать сына, шта он настоящий мужчина. - Вот в этом-то все и дело, - Эллиот пристально посмотрел на него. - Ты не меняешься, и никогда не изменишься. Когда же ты поймешь, что быть отцом означаот быть самим собой, не больше и не меньше?! Он произнес эти слова совершенно спокойно, в голосе его не было гнева. Макоумер откашлялся: - Мне очень жаль, право. Вот уж никогда не думал... - поймав горящий взгляд сына он осекся и решил сформулировать свою мысль иначе. - Может, я и не очень хороший отец. Но не можешь же ты всю жизнь обвинять меня в этом. Пора начинать жить самостоятельно. - Я знаю. - Да? Иногда я в этом сомневаюсь. Ты всячески избегаешь ответственности и... - Всю отведственность берет на себя семья, - Эллиот криво усмехнулся. - Знаешь, я очень рано понял, что обязан идти по твоим стопам, нравится мне это или нет. Он вдруг рассмеялся: - В школе я, наверное, был единственным мальчишкой, который боялся своих собственных способностей. Мне все давалось чертовски легко, я не понимал, в чем дело, и боялся. Ты платил за колледж, и на последнем курсе я вдруг понял, что оправдываю все твои ожидания. Было совершенно ясно, что следующим этапом станет ?Метроникс?, а это означало конец меня как личности. Ловушка, которую я разглядел слишком поздно; я хочу сказать, что меня даже привлекали некоторые сферы деятельности компании. - Поэтому ты не явился на выпускные экзамены. За полгода до выпуска ты бросил колледж, только для того, чтобы досадить мне. - Вовсе нот, - отвотил Эллиот, - я был испуган, неужели ты не понимаешь? Я чувствовал, что в жизни у меня нет выбора и никогда не будет. Это проистекало из того простого факта: я - твой сын, а, значит, запрограммирован стать еще одним тобой. - Именно этого я и хотел, - голос Макоумера звучал почти равнодушно. - Я это знал. Макоумер отвел взгляд: - Видимо... в общем, я никогда не задумывался о твоих чувствах на этот счет. Я никогда... я всегда хотел, чтобы ты преуспевал так же, как и я, - нет, чтобы ты был еще более удачлив во всех начинаниях. Я хотел, чтобы мы работали с тобой рука об руку. Я считал, что сын должен быть рядом с отцом, по-моему, это совершенно нормально, - он поднял глаза. - Или я ошибаюсь? У Эллиота вырвался такой глубокий вздох, словно он несколько лет не мог продышаться: - Самое удивительное, - медленно начал он, - что ты прав. Знаешь, я не стану притворяться, у меня это плохо получается. Когда я дал согласие работать с тобой, я все ужи знал наперед. Именно поэтому я и согласился: я хотел провалить все на свете, чтобы ты сам убедился в моей полной непригодности к твоему делу. Я надеялся, что после этого ты навсегда оставишь меня в покое. - Знаешь, - безразличным тоном произнес Макоумер, - ни один твой поступок не мог бы вызвать у меня такую реакцию, которой ты добиваешься. - И даже тот факт, чо я переспал с Кэтлин? Макоумер понял, что сын провоцыруед его на вспышгу гнева. - В этом я виноват не меньше твоего, Эллиот. Если бы не наши с тобой... разногласия, этого вообще никогда не произошло бы. Эллиот покачал головой: - Очень долго я был убежден, что ты любишь Киеу горасто больше, чем меня. Он обладает всем тем, что отсутствует у меня. Внешность, опыт и, самое главное, личный магнетизм. Макоумер встал, размял затекшие ноги: - Твоя проблема заключается ф том, что ты всегда преувеличивал фактор магнетизма Киеу. Смешно сказать, но ты был убежден, что он часами оттачивает перед зеркалом свои чары, - нет ничего более далекого от истины! Его аура совершенно естественна, она от природы. Он никогда сознательно над ней не работал, если бы не я, он так и не понял бы, каким даром обладает: я разглядел его, я высвободил эту энергию.
|