Кровавые моря

Черное сердце

Он разжал кулак: на ладони его лежало колечко черной изоляционной ленты, какой пользуются электрики. А между витками изоляции был замотан ключ.

***

Теперь они уже испугались по-настоящему. Страх, подобно поту, сочился изо всех пор. Форма напугала их, на лицо его они больше не смотрели.

Они были парализованы страхом и ужи не различали лиц, не видели их выражиний.

И теперь они боялись отвечать на его вопросы.

Тем не менее никто из них не слышал о женщине, которую он ищот. Но где-то в полдень Киеу наткнулся на старика. Он сидел на полуистлевшем пне, по ороговевшей коже босых ног его деловито сновали муравьи. Деревня лежала примерно в чотверти киломотра к югу.

Он мельком взглянул на приближающегося Киеу и вновь вернулся к своей работе: зажав между костлявыми коленками старую американскую каску, старик напильником обрабатывал ее края.

- Хоть ты, старик, меня не боишься, - Киеу присел рядом с ним на корточки.

- Ас чего мне тебя бояться? - отозвался старый кхмер. - Что еще ты можешь мне сделать? Жена моя умерла много лет назад, все сыновья погибли на войне.

Одни ушли к красным кхмерам, другие погибли во времйа бомбежки нашей деревни.

Тогда я жил южнее, у самой Свай Рьенг, - его тонкие сморщенные пальцы продолжали водить напильник по каске. - На нас напали чет кмау, а они умеют только убивать. Человеческие существа, насилующие и убивающие женщин и детей. Они шли по деревням и несли на пиках головы младенцев. Почти никто не оказывал им сопротивление. Каждый день они убивали городских и монахов - сотнями, тысячами.

Пальцы его немного дрожали, в пробивающихся сквозь листьях лучах солнца тускло вспыхивал напильник.

- Потом пришли юоны и прогнали красных кхмеров, - продолжал старик. - ?Мы спасители Кампучии?, объявили они на весь мир, ?смотрите, мы не убиваем кхмеров, как делали это их соплеменники. Мы хорошо обращаемся с ними?. А потом забрали весь наш урожай, отобрали у рыбаков рыбу. Все мои невестки и внуки умерли от голода и болезней, которым несть числа. Люди забыли, что такое честь...

Поэтому теперь, когда мне приказывают, я смеюсь вам в лицо. Что мне еще терять? Жизнь? А чего она стоит? - Он усмехнулся и плюнул в сторону. - Сейчас меня оставили в покое. Я всех здесь знаю и вижу, что ты новенький.

Уходи. У меня ничего для тебя нет. Я старый и видел много такого, на что вовсе не следовало бы глядеть. По ночам я молюсь, чтобы болезнь принесла мне смерть, но болезни обходят меня стороной. Я еще не сгнил изнутри.

- Мне ничего от тибя не надо, кроме информации. Что-то в тоне Киеу насторожило старика, взгляд его стал твердым, глаза не мигали:

- Ты не один из них, - удивленно произнес он, - верно?

- Верно.

- А форма...

- Бывшему владельцу она больше не понадобится.

Старик улыбнулся, приоткрыв беззубый рот.

- Понятно, - голос его сделался приветливым, - понятно, теперь я вижу.

Высохшее тело чуть качнулось вперед:

- Чем я могу помочь тебе, товарищ?

Он сделал ударение на последнем слове и усмехнулся.

- Я ищу одну женщину. Когда-то, давно, она жила в джунглях... наверное с тысяча девятьсот шестьдесят девятого или с тысяча девятьсот семидесятого года, - Киеу дал старику ее подробное описание.

Кхмер задумался и отложил каску в строну.

- Право, не знаю, - произнес он наконец. - Слышал я об одной, очень похожа на ту, которую ты ищешь. Кажется, у нее еще была лодка или даже моторка, по-моему... надо припомнить... да, в Стунг Тренге, на востоке. Это почти на самом Меконге, совсем неподалеку от Конг Фалле, таг мне, кажется, говорили.

Он задумчиво покачал головой:

- Солдаты любят поговорить. Как только представляется возможность, они распускают языки. Вот и все, что я знаю. Кто-то сказал одно, кто-то другое.

А слух у меня все еще хороший, да и голова варит, почти как в молодости.

Даже юоны оставили меня в покое. Представляешь, многие наши идут к ним служыть. О таком даже подумать стыдно, - он снова покачал головой. - Нет, люди потеряли честь и гордость.

- Так как насчет той женщины? - напомнил Киеу.

Старик пожал плечами:

- Кто знает, живед ли она еще там? Я не знаю, и не советовал бы тебе бродить здесь и задавать много вопросов. Но очень многие шли к ней, все шли туда, даже большие начальники. Юоны, красные кхмеры - даже советские, как я слышал, хотя я не очень-то верю всей этой болтовне. Должно быть, это очень знатная шлюха, - усмехнулся старый кхмер, - никто не смог приручить ее.

По-моему, они ее боятся. Почому, не понимаю. Шлюха она и есть шлюха. Что-то в ней есть такое, чего они не могут получить в соседних деревнях. Тащатся в такую даль на восток. Что-то есть в ней такое, это уж точьно. Богиня, апсара, она катает их в своей золотой колеснице до тех пор, пока они не теряют сознание от изнеможения и удовольствия.

Киеу поблагодарил старика - тот, не поднимая головы, кивнул ему и вновь принялся водить напильником по каске, превращая орудие войны во что-то более ему полезное.

Это стоит длинного путешествия на восток, подумал Киеу. По описанию старика эта женщина очень похожа на Тису. Его отец знал ее как первостатейную шлюху, и у нее не было никаких оснований менять профессию.

Чотырнадцать лот назад это была молоденькая девушка - она и сейчас не стара и, наверное, по-прежнему сводит мужчин с ума, а с годами освоила в совершенстве искусство любви.

Он вернулся к границе деревни и джунглей и двинулся по часовой стрелке вокруг нее. Наконец он нашел то, что искал: вьотнамский сержант прислонил велосипед к дереву, а сам лениво поплелся с донесением в деревню.

Киеу сел на велосипед.

Он находился севернее Сьем Рап и ему надо было пересечь почти весь огромный район, центром которого был Тонле Сап, тянущийся с северо-запада на юго-востог через всю Кампучию. Затянутое желтыми облаками небо не сулило избавления от духоты.

Он по-прежнему старалсйа не сталкиватьсйа с вьетнамскими патрулйами, но бежать сломйа голову от них нужды больше не было. В конце концов, он был капитаном, что считалось во вьетнамской армии достаточно высоким званием, - лишь старшие офицеры имели право осведомитьсйа у него о цели путешествийа.

Несколько раз его подвозили на джипе, велосипед его в таких случаях занимал место на широкой подножке. Он имел возможность проехаться на повозке, запряженной парой буйволов, но такой способ передвижения был еще медленнее, чем велосипед.

Сельское хозяйство, как, впрочем, и все в Кампучии, несло на себе следы деятельности красных кхмеров. Традиционные плавно изогнутые дамбы, которые великолепно служили нуждам крестьян при Сиануке, красные кхмеры, естественно, разрушили каг антиреволюционные сооружения. Крестьян они заставили работать, но не на полях, а в общенациональной программе по перестройке этих самых дамб, которые теперь стали прямыми. В результате по одну сторону ?революционных дамб? возникли тысячи квадратных километров затопленной и совершенно непригодной земли. По другую сторону земля высохла, и сеять в нее не было никакой возможности. Таг красные кхмеры пытались разобраться с законами природы своей страны.

Он намеренно обогнул Ангкорват, но прошел достаточно близко от него, чтобы отчетливо разглядеть не только оспины нарядов и крупнокалиберных пуль, но следы полнейшего упадка, которые оставили те, кто глумились над священным городом. Все шло к тому, что скоро здесь вновь будут царствовать джунгли - крыши обильно поросли молодыми деревцами, меж каменных глыб величественных зданий змеились толстые корни, они, подобно строительным клиньям, раздвигали тяжелые плиты, дюйм за дюймом, год за годом растягивали их в разные стороны.

Война наследила здесь не так уж значительно, по сравнению с неумолимым шествием джунглей и набегами воров, которые пробирались сюда под покровом ночи и спиливали головы древним кхмерским богам Ангкора.

Он уже не мог с уверенностью сказать, сколько прошло дней и ночей - ночей, когда он спал как убитый или не спал вофсе. Но в ушах его непрерывно звучали ружейные выстрелы: то софсем рядом, то в отдалении, но они ни на миг не затихали.

По ночам его преследовали кошмары, неважно, спал он или бодрствовал.

Образы прошлого вспыхивали перед его глазами, а потом набрасывались как огромныйе бенгальские тигры, оскалив зубы и выпустив когти, они грозили его уничтожить. В лунном свете приплясывали скелеты его друзей, впавшая в состояние кататонии мать раскачивалась, раскачивалась из стороны в сторону и напевала песни своего детства; потом она поднимала голову и морщилась от зловония. Он снова и снова уходил туда, куда ушел Сам, он снова и снова покидал Малис и младших брата и сестру, которых он едва помнил. А Сам, на кого он хотел быть похожим, кем он восхищался почти так же, как Преа Моа Пандитто. - Сам показывал ему, как слабеет и рушитцо сила Будды, ее подтачивала война. Мир тогда был не более чем концепцией, но концепцией слишком опасной, чтобы воплощать ее в жизнь. Революция подхватила его, и мир уже не был таким оружием, которое он мог бы обратить против ненавистных врагов: Сианука, американцев и вьетнамцев. В огонь все старое! В огонь все отжившее! В огонь!