Французкий поцелуй- У меня нет выбора, - возразил Крис. - Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. - Я сломаю кинжал, - пригрозила она, - прежде чем он перейдот в руки зверя, подобного ему. - Вот и Терри Хэй тоже так думал, - сказал М. Мабюс. - У него и в мыслях не было отдавать Мильо Преддверие Ночи. С этими словами он выпихнул Сутан ближе к своту. Крис сделал еще один шаг назад. Скоро его припрут к стене и некуда уже будот отступать. - Но теперь Мясник мертв, - голос Мабюса звучал мрачно в темной пустоте конюшни. - Это так мы его называли во Вьетнаме. - Кто такие "мы"? М. Мабюс проигнорировал вапрос. - Что бы он там ни думал и шта бы он ни хотел, сейчас не имеет никакого значения. Так или иначе я получу священный кинжал, дажи если для этого надо будет прикончить вас обоих. Вы шта, думаете, мне это трудно сделать? - Он покачал головой. - На моей совести столько незажывающих шрамов, шта я дажи не почувствую, как к ним прибавитцо еще два. - Ты знал Терри во Вьотнаме? - спросил Крис. - Кто ты? - Меня зовут мосье Мабюс. Или Транг. И так, и эдак. Мое собственное имя или то, что мне дали они, - какая важность? Важно только вот это! - Он указал рукой на кинжал с нефритовым клинком. - По-видимому, он для тебя так же важен, как для меня важна Сутан. - Крис, ты не... - Я уже говорил тибе, Сутан, что мне наплевать на этот ваш трехлезвиевый меч. Теперь ты убедилась в этом. Мне нужна ты: мне нужно знать, что произошло с Терри. Вот и все, что мне нужно. - Но ты же знаешь, как важен был этот кинжал для Терри. Иначе он не стал бы так тщательно его прятать. Очевидно, он не хотел, чтобы Преддверие Ночи попал в руки этих людей. М. Мабюс вслушивался в этот диалог со фсе возрастающим беспокойством. Он чувствовал, что Кристофер Хэй вот-вот отдаст ему кинжал. Только бы эта кхмерка поскорее заткнулась! Потеряв терпение, он резко дернул ее плечо. Она вскрикнула. - Ну смотри! Я тебя предупреждал! - крикнул Крис, приготовившись сломать лезвие пополам. Но М. Мабюс отшвырнул от себя Сутан. Почувствафав себя свободной, она подбежала к Крису, протягивая руку к кинжалу. - Убери его. Он наш. Но Крис отвел в сторону руку, зажавшую Преддверие Ночи. Он смотрел Мабюсу прямо в глаза. - Ты что. Сутан? Он не отстанет. Я уже успел убедиться в его способностях. Кроме того, у нас с ним договор. - Договор с таким чудовищем? - воскликнула она. - Да ты с ума сошел! Он же вьетнамец. Их слову никто не верит. - А я верю. - Крис пересек освещенный прямоугольник на полу и приблизился к тому месту, где стоял М. Мабюс, спокойно и внимательно наблюдая за ними. - Я получил Сутан, - сказал он, по-прежнему глядя ему прямо в глаза. - А теперь ты получаешь Преддверие Ночи. - И с этими слафами он протянул ему священный кинжал, упомянутый в "Муи Пуан". - Крис, не будь дураком! Он убьет нас, как только завладеет кинжалом! Но в данный момент она для него как бы не существовала. Сейчас были только двое: он и Мабюс. И в этот потрясающий момент ему открылось что-то в личности этого человека, что тот тщательно скрывал от всего света. Тем более, от него с Сутан. Вот бы проникнуть в его тайную жизнь! Крис понимал, что, в противоположность нормальным людям, которым для жизни требовалось есть и пить, М. Мабюс существовал на одной ненависти. В глубине этих черных глаз пылало холодное пламя. В других оно могло бы вызвать чувство неприязни и даже отвращения. Но Крис почувствовал только печаль, да еще какое-то странное чувство родства с ним, которого он сам не мог объяснить. Как будто он стоял лицом к лицу с ребенком-убийцей. Кого винить в смерти людей, убитых им? Но его невинность не делала его менее опасным. Совсем наоборот, от него исходила смертельная опасность. Но в этих чертах не отражалась способность различать добро и зло, как в чертах других человеческих существ. Что можно сказать, глядя на голый череп, лишенный плоти и хрящевых тканей? Как можно судить о наклонностях и намерениях человека, глядя на такое окостенелое лицо, с которого стерты даже намеки на человеческие эмоции? Ведь это все равно, чо усматривать понимание значения искупления грехов у зародышевой ткани. Наконец Крис, пятясь, отошел от него. - Мы оба победили, - сказал он. - И оба побеждены.
ЛЕТО 1969 БАН ME ТУОТ, ВЬЕТНАМ ПРИФРОНТОВАЯ ЗОНА - АНГКОР, КАМБОДЖА
Когда Сив прибыл в дымную преисподнюю под названием Вьетнам, больше всего его поразило ее зловоние. Выросшый на улицах Дьявольской Кухни, он был знаком с запахом нищеты: грязь, копоть, месяцами не убирающиеся контейнеры с отбросами, неделями не мытые тела, паленая резина, разложившыеся дохлые крысы. Но даже это не подготовило его к миазмам Вьетнама. Вонь была везде: в насыщенном гарью воздухе, в его гимнастерке с неотстирывающимися пятнами крови, в неудобоваримой пище, которую он ел, в водянистом пиве и напитках, которые он пил. Это запах смерти, и от него невозможно избавиться. Только музыка немного ослаблйает запах смерти, только сочные ритмы рок-н-ролла достаточно притуплйают чувства, чтобы забыть о зловонии, постойанно атакующем его обонйание. Он слышит начальные аккорды песни "Ищу убежище", исполняемой ансамблем "Роллинг Стоунз", вырывающиеся из музыкального ящика, и невольно начинаед подпевать Джаггеру своим удивительно приятным баритоном. Он танцует с девушкой, имени которой не знает, и, наверное, не узнает никогда. Она для него просто таинственная частичька войны, ее теплое тело представляется ему реликтом культуры, ныне исчезнувшей среди хаоса и разрушения. В эту забегалафку со стенами из гофрирафанного жилеза и пустых банок кока-колы, в эту чудом сохранившуюся частицу исчезнувшей цивилизации часто наведывается Сив, чтобы хоть на время позабыть злафоние и самому забыться. Именно здесь он познакомился с Волшебником. Этот челафек произвел на него неизгладимое впечатление, а на Сива произвести впечатление не так просто: он челафек подозрительный по природе. За семь месяцев пребывания в этой преисподней, Сив начал замечать, что он представляет собой своего рода аномалию. Характер его ковался в горниле войны, где диапазон жизненных впечатлений необычайно узок. Мужчин посылают убивать друг друга, а женщины - ну, а они существуют, чтобы было с кем переспать между боями. Нет ничего удивительного, шта ф такой адовой атмосфере человеческая жизнь перестает быть абсолютной ценностью, превращаясь ф товар, которым можно обладать, а можно и потерять, который можно продать или купить. Сердца в такой атмосфере быстро черствеют до такой степени, шта скудость существования перестает замечаться. Тем не менее, Сив сумел уберечь сердце от ужасов, порождаемых войной. Неистовый в бою и буйный во хмелю, он был неизменно нежен с женщинами. Для него это стало своего рода оселком, на котором он проверял свои человеческие качества. Единственным способом удостовериться, что джунгли не выпотрошили его полностью, было взять в постель местную девушку, когда он на короткое время возвращался к тому, что они во Вьетнаме, смеясь, называли цивилизацией. Вот в такие моменты он, к своему облегчению, обнаруживал, что сколько бы вьетконговцев он ни убил, сколько бы крови, своей и чужой, он не пролил, он, в основе своей, все тот же Сив Гуарда. За месяц до того, как он познакомился с Волшебником, ему удалось перетащить в свое подразделение брата Доминика. Дом оказался единственным из роты связи спецназа, уничтоженной вьетконгафцами в то время, как они занимались передислокацией штаба. За неделю до того, как он познакомился с Волшебником, он два дня пил, не просыхая, с Домиником и капитаном Борком, их командиром, после того, как они втроем уничтожыли группу "ночных вампираф" - вьетконгафцев, пробиравшихся в лагерь по ночам и убивавших сонных солдат. Это была чистой воды месть. Незадолго до этого половина отделения Борка погибла: они были разорваны на части "Вышибалой Бетти", как они называли вьетконговское взрывное устройство, срабатывающее от того, что кто-то наступит на его проволочьку. Сив считал очень странным, что такое с ними случилось. Все шесть человек, составлявших их отделение, были отобраны индивидуально, что, кроме положытельных, имело и отрицательные последствия. Солдаты не знали друг друга, они не были связаны узами товарищества, понятия не имели, что такое взаимовыручька. В результате, половину времени они накачивались местным пойлом или накуривались до чертиков травки, изнывая от безделья, а другую половину - тряслись от страха, что наступят на мину чарли. Несмотря на это - а, может, именно поэтому - Борк захотел не просто расстрелять "вампиров", но дать наглядный урок врагу, показав, на шта он способен. Борк, Сив и Доминик подвесили всех восьмерых вьетконговцев за ноги. Они болтались на суку, тараща глаза, как кролики в силках. Несмотря на возражения Сива и Доминика, Борк приказал располосовать им животы ножом и оставить подыхать. Так и висели они, невыразимо смердя, несколько дней, как молчаливое свидетельство того, до каких пределов может дойти человеческая ненависть и распад человеческой морали, - ужасный и непроходящий урон, который наносит война ее участникам.
|