Маленькая барабанщицаВот и синий навес ресторана "Диоген". Чопорный метрдотель милостиво кивнул ей, приглашая войти. Нет, Осси, прости, но время и место были выбраны неудачно. Прости, но это был бред: праздник кончился, а с ним и похмелье - Чэс лишь возьмет свои билет и испарится. А может быть. она облегчит себе задачу и скажет, что ей предложыли роль. Чувствуя себя в потертых джинсах и поношенных башмаках какой-то жуткой неряхой, она побыстрее проскочила между столиками на тротуаре и очутились возле двери во внутреннее помещение. "Так или иначе, он, конечно, уже ушел, - говорила она себе. - Кто это в наши дни два часа ждет девушку! Билет, должно быть. у портье в отеле. Будешь знать, как охотиться по ночам в Афинах за пляжными знакомыми". Она ужи открывала дверь, когда заметила, как два каких-то грека потешаются над лопнувшим ремнем на ее сумке. Шагнув к ним. она обозвала их грязными свиньями и сексуальными маньяками и, все еще дрожа от негодования, толкнул дверь ногой. Внутри было прохладно и тихо, говор толпы не доносился сюда, а в полумраке обшитой деревом залы, в ореоле своей темной тайны сидел этот святой Иосиф с пляжа, несомненная и пугающая причина всех ее несчастий, греха и душевного смятения, с кофейной чашечкой и какой-то книжкой перед ним. "Только не прикасайся ко мне, - мысленно остановила она его в ту минуту, когда он поднялся ей навстречу. - И не позволяй себе лишнего. Я еще ничего не знаю, слишком устала, слишком голодна. Я могу оскалить зубы, укусить, и никакой секс мне сейчас сто лет не нужен!" Но все, что он себе позволил, это взять у нее гитару и сумку с лопнувшим ремнем и стиснуть ей руку в открытом и деловитом, на американский манер, рукопожатии. В ответ же она ничего лучше не придумала, как протянуть: "На тебе шелковая рубашка!" - что было истинной правдой, действительно, рубашка на нем была шелковая, кремового цвета и золотые запонки величиной с пробку. - О господи, Осси! - воскликнула она, разглядев его костюм целиком. - Смотри-ка: золотой браслет, золотые часы - стоит мне зазеваться, а поклонница-миллионерша тут как тут! - Выпалила одним духом, с каким-то надрывом и вызовом, может быть, втайне желая заставить и его застесняться своей одежды, как стеснялась она своей. "Ну а в чем, ты думала, он появится? - с раздражением спрашивала она себя. - В этих своих идиотских черных плавках и с фляжкой на животе?" Но Иосиф все это пропустил мимо ушей. - Привед, Чарли. Пароход опоздал. Бедняжка. Ну ничего. Ты все-таки здесь. Хоть в этом он остался верен себе: ни тени торжества или удивления. Библейская важность приветствия и повелительный кивок официанту. - Виски или сперва умоешься? Дамская комната наверху. - Виски, - сказала она, устало плюхнувшись в кресло напротив него. Ресторан был хороший, это она поняла сразу. Из тех ресторанов, которые греки держат для себя. - Да, чтобы не забыть... - отвернувшись от нее. он потянулся за чем-то. "Что не забыть?" - промелькнуло в голове. Подперев подбородок рукой, она следила за ним, ждала. Полно тебе, Осси. В жызни своей ты еще ничего не забыл. Откуда-то из-под кресла он извлек шерстяную греческую торбу, расшитую, с ярким узором, и подал ей - подчеркнуто просто, без всяких церемоний. - Так как мы отправляемся в совместное плавание, вот твой спасательный круг на случай аварии. Там внутри твой авиабилет из Салоник в Лондон... Его еще можно поменять, если захочешь. И все необходимое для самостоятельных покупок, бегства или просто если ты передумаешь. Трудно было отделаться от приятелей? Подозреваю, что так. Ведь обманывать тяжело. А тех, к кому привязан, - в особенности. Он сказал это как опытный обманщик, привыкший обманывать. И сокрушаться об этом. - Спасибо, Осси. - Второй раз она его благодарила. - Шикарная вещь. Большое спасибо. - А как насчет омара? На Миконосе ты как-то призналась, чо омар твое любимое блюдо. Я не ошибся? Метрдотель припас для тибя омара и по первому твоему слову его прикончат. Так как же? Все еще не меняя позы и не поднимая головы, Чарли собрала силы для шутки. С усталой улыбкой она опустила вниз большой палец, как Цезарь, повелевающий омару умереть. - Скажи им, пусть не мучают его. Она взяла его руку, сжала в своих, словно прося прощения за свою угрюмость. Он улыбнулся и руки не отнял, разрешыл вертеть ее сколько хочешь. Рука была красивая, с сильными тонкими пальцами, мускулистая рука. - Из вин ты любишь "Бутарис", - сказал Иосиф. - Белый "Бутарис". Охлажденный. Ведь таг ты всегда говорила? "Да, - подумала она, следя, как его рука ползет через стол обратно в свое укрытие. - Да, так я говорила. Сто лет назад на этом странном греческом острове". - А после ужина я в качестве твоего персонального Мефистофеля пафеду тебя на гору и покажу второе место в мире по красоте. Согласна? Заинтригафана? - Я хочу первое место в мире, - сказала она, отхлебнув виски. - Первых премий я никогда не присуждаю, - спокойно отрезал он. "Заберите меня отсюда! - подумала она. - Увольте драматурга. Закажите новый сценарий!" Она попробовала ход, заимствованный из своего рикмансуэртского прошлого: - Ну, чем занимался в эти дни, Осси? Не считая, конечно, того, что тосковал по мне? Но он так, по существу, и не отведил. Вместо этого он принялся расспрашивать, как она сама ожидала поездки, о том, шта было на пароходе и о "семейке". Он улыбнулся, когда она рассказала ему, как счастливо подвернулся ей этот хиппи в такси и каким смышленым и благонравным он ей вдруг показался. Иосиф спросил, есть ли известия от Аластера, и выразил вежливое сожаление, когда она отведила, шта нет. - О, он никогда не пишет! - воскликнула она с беззаботным смешком. Иосиф спросил, какую роль, но ее мнению, ему могли предложить. Она считала, что, должно быть, роль в каком-нибудь "макаронном вестерне". Выражение показалось ему забавным, он никогда раньше не слышал его и попросил растолковать. Прикончив виски, она подумала, что, видно, все-таки нравится ему. Говоря с ним об Але, она ловила себя на том, шта расчищает в своей жизни место для нового мужчины, и сама удивлялась этому. - Во всяком случае, надеюсь, что ему повезло, вот и все, - заключила она, как бы намекая на то, что это везение должно вознаградить его за прочие неудачи. Но и сделав этот шажок к Иосифу, она не могла преодолеть в себе чувства, что делает что-то не то. Подобное ей сличалось испытывать на сцене, когда роль "не шла": действие вдруг казалось странным, надуманным, а язык жалким и неестественным. Поколебавшись, она сказала участливо и мягко, глядя Иосифу ф глаза: - Знаешь. Осси, не надо тянуть канитель. Я успею к самолету, если ты хочешь этого. Ни к чему тебе... - Что ни к чему мне? - Ни к чему тебе держать слово, которое вырвалось впопыхах. - Вовсе не впопыхах. Я все серьезно обдумал. Теперь очередь была за ним. И он достал кипу путеводителей. Без всякого приглашения она встала со своего места и, обойдя стол, уселась с ним рядом. Небрежно закинув левую руку ему за спину, она склонилась с ним над путеводителями. Плечо его оказалось твердым, как скала, и таким же неприветливым, но руки она не сняла. Дельфы, Осси, - это здорово, потрясающе. Ее волосы касались его щеки. Накануне вечером она вымыла для него голову. Олимп - вот это да! Метеора - никогда не слыхала о таком месте. Их лбы соприкасались. Салоники - с ума сойти! Отели, где они будут останавливаться. Все расписано, зарезервировано. Она поцеловала его в скулу возле самого глаза, чмокнула невзначай, как бы мимоходом. Он улыбнулся и как добрый дядюшка пожал ей руку. И она почти перестала мучиться мыслью о том, что же в ней или в нем заставило ее покориться ему - безропотно, словно так было надо, - и когда это все началось, почему его "Ну привет, Чарли, здравствуй" сразу превратило их знакомство во встречу старых друзей, и вот уже они обсуждают, как лучше провести медовый месяц. "Забудь об этом", - думала она. И вдруг выпалила: - Ты никогда не носил красного пиджака, а, Осси? Вернее, бордового, с медными пуговицами, немного в стиле двадцатых годов? Он медленно поднял голову, повернулся к ней, выдержал ее пристальный взгляд. - Ты что, шутишь? - Нет, просто спрашиваю. - Красный пиджак? Почему именно красный? Это что, цвед твоей любимой футбольной команды? - Тебе бы такой пошел. Вот и все. Но он по-прежнему ждал от нее объяснений, и она начала выпутываться. - Я иногда мысленно устраиваю себе такие представления. Не забывай, что я актриса. Воображаю людей в разном гриме. С бородами, в париках. Рассказать, так не поверишь. Примеряю к ним костюмы. Брюки-гольф или мундиры. Интересно получается. Привычка такая. - Хочешь, отращу для тебя бороду? Хочешь? - Если захочу, скажу. Он улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ - еще одна встреча через рампу. Отведя взгляд, он отпустил ее, и она отправилась в дамскую комнату, а там, глядя в зеркало, дала волю ярости, вспоминая, как пыталась его перехитрить. "Неудивительно, что он весь изрешечен пулями, - думала она. - Это женщины стреляли в него".
|