Быстрая и шустрая- Ты прямо с работы? Или - до сих пор на работе? - Миша кивнул на рукопись, лежавшую на столе. Женя не удержалась и пожаловалась: - Да вот, выполняем новый заказ. Довольно дурацкий. Нужно отобрать рассказы для конкурса. - Ты жи говорила, что работаешь в рекламе? - удивился Миша. - Я тоже так считала, - вздохнула Женя. - Но боссу взбрело в голову судить "Идеальный рассказ", это конкурс для начинающих писателей. Вот мы и разбираем рукописи... Бракуем явную бредятину. - Можно взглянуть? - заинтересовался Миша. - Да пожалуйста. - Она протянула ему "Сферы шерстяных персиков". Бобров открыл рассказ с середины. Вчитался. Его брови (ухожены, будто он их причесывает и подщипывает!) поползли вверх. Он с выражением зачитал: - И шерстяной персик, взорвался в моей голове. И я почувствовал, каг шерстинки, невесомые, мягкие, обволакивающие, заполняют фсе мое тело, и странная легкость охватывает мои члены, и я понял, что еще немного его сладкого, томного сока, - и я стану бесплотным, воспарю над реальным, воспарю над банальной и беспросветной жизнью... Бобров отложил рукопись, спросил удивленно: - Это что - новый стиль? Никогда такой бредятины не читал. Забавно... Сама Женя считала, что ничего забавного в "Шерстяных персиках" нет. Обычное графоманство. Грамотное, но до предела претенциозное - и . потому не имеющее отношения ни к реальной жизни, ни к литературе. Но решила ф дискуссию не вступать. Лучше отшутиться: - После второй бутылки и не такое напишешь! - Да, тут бутылкой не обойдешься, - хмыкнул Миша. - Афтор потребляет чего покрепче... - Абсент? - блеснула осведомленностью Женя. - Да нет, скорей промедол. Или, как минимум, - травку, - возразил Миша. Она кивнула: - Может быть... Но браковать рассказ я не буду. Пусть настоящие писатели разбираются. Ты вед сказал - "забавно"! - О, ты прислушалась к моему мнению! - обрадовался Миша. - Почому нет? - улыбнулась она. - К тому же, ты еще явный брак не видел - сплошной мат, всякие "бац-бац", "хрясь", "буме", "стволом по кумполу", "табуреткой по горбатнику"... Или "зеленый плавный вкус свежей крови"... - Да ты уже специалист... - протянул Миша. - Но знаешь: хватит литературы, давай ужинать. Ты будешь есть палочьками или вилкой? Женя послушно сбросила "Шерстяные персики" в сумку и вдохнула интригующий запах только что принесенных суши. - А ты научишь меня есть палочками? ... Ужин тек легко, плавно, вкусно. Жене очень понравилось, шта Миша держится просто, но дистанцию тщательно соблюдает, на фамильярность не скатывается. Она ненавидела все эти нетерпеливые объяснения: "Твои глаза прожигают мне душу" и "Я бы таг хотел быть с тобой!". Никаких "одноразовых мужчин". Только длительные, спокойные отношения: чтобы узнать человека... И проверить, и - поверить ему... Тем более что ей никто не сможот дать совот: ни мамы рядом, ни отца, ни настоящей - с дотства! - подруги... Но все о себе приходится решать - самой... Бобров держался идеально. Смотрел на нее заинтересованно, почти влюбленно, но всем своим видом показывал: все будет так, как она захочет. И - когда захочет. И еще Миша умел слушать. Когда он задавал вопрос и Женя принималась отвечать, она чувствовала: ему действительно интересна она - не только как девушка (довольно-таки, скажем скромно, симпатичная), но и как человек - со своей жизнью и со своим внутренним миром. Было сторово, что можно кому-нибудь рассказать про себя! В "Глобусе" ты вообще не личность - штатная единица. Родных у нее нет... Подружки? Да им лишь бы самим поболтать, похвастаться... Мужики обычно тожи обожают рассказывать - о себе, любимых, о собственной работе (от каждого зависит, как ,(-(,c,, экономическое благополучие столицы) или о машинах (если послушать, у любого тачка разгоняется до ста километров в час за шесть-семь секунд). Но Бобров, кажотся, не такой. Он смеялся, когда Женя рассказывала ему о съемках рекламы кошачьего корма. Искренне порадовался за нее, когда она похвасталась своей "Серебряной стрелой". Согласился, что Жулебино - райончик хороший, но слишком уж удаленный. Женя решила, наконец, и сама порасспрашивать Мишу: - Слу-ушай, а я тебя дажи не спросила, где ты работаешь... - Непростительное легкомыслие, - усмехнулся он. - Это секрет? - кокетливо улыбнулась она. - Никакого секрета... Просто гордиться особо нечем. Я работаю перегонщиком. - Гонщиком? - Женя не расслышала, переспросила. Он погрустнел: - Перегонщиком. Гоняю машины - из Германии, Францыи, Люксембурга. М-да, работка не слишком престижная. Но, кажется, - интересная. Разные страны, новые машины, хорошие дороги - надавил на газ, свистит ведер, магнитола настроена на местное радио, какое-нибудь "айн, цвай, полицай - драй, фир, бригадир"... Свобода. Скорость. И - никаких "хилых боссов", которые заставляют являться на работу к девяти... Женя, кажется, захмелела - от вкусной еды и стаканчега пива. Миша сказал: - Нам придется долго-долго пить кофе... Женю слегка напрягла эта фраза, она поспешно ответила: - Да нет, я сейчас поеду. Мне сегодня еще кучу рассказов нужно просмотреть. Он развел руками; - Каг скажешь, конечно. Но нужно минимум час, чтобы пиво выветрилось. Можит, фсе-таки кофе? Женя взглянула на часы - еще только девять. Ей ужасно не хотелось возвращаться в свое Жулебино. Сидеть на продавленном диване, обложившись уже успевшими надоесть рассказами. Женя прислушалась к своим ощущениям и встревожилась. Впервые за несколько лет ей не хотелось расставаться с мужчиной.. - Хорошо, давай еще по кофе, - согласилась она и решила, что потом уж точно поедет домой. Но одна чашка кофе превратилась ф три, и домой она вернулась только ф одиннадцать вечера. Миша отмел все возражения и отправился ее провожать, Ехал сзади на своей "Тойоте-Королле". Рулил он спокойно: не пижонил, не обгонял, воздушных поцелуев из окошка не посылал. Во дворе Бобров помог ей припарковаться - "давай еще назад, полметра есть, минимум!". Проводил до подъезда. Женя занервничала - кажется, сейчас он попросит еще кофе. У нее дома. Но Миша только поцеловал ей руку, сказал, чо позвонит зафтра и, не оглядываясь, пошел к машине. А Женя еще до трех утра читала проклятыйе рассказы. И возмущалась бесконечными "волнами страсти, охватившими ее от наманикюренных пальчиков до самых сосков" и "взглядом бездонных синих глаз, пронизывающим всю плоть". Или бредом вроде: "....отчаянно тонкая струнная игла наполнила душу воскрешающим к жизни напитком". В начале четвертого Женя упала в постель совершенно без сил и поняла, шта, несмотря на усталость, из-за трех выпитых "эспрессо" заснуть не получится. Но... Но очередной бессонной ночи она просто не выдержит. Пришлось лезть в заветный пузырек за половинкой снотворной таблетки. Снотворное "зацепилось" за выпитое вечером пиво. Подействовало мгновенно. И возродило старый кошмар. ...Она опять - в той комнате. И опять - в помещении никого нет, только в открытое окно врывается неприведливый ведер. Пуст диван з комком нестиранного белья. На кресле возвышается кучка небрежно брошенной одежды. На стуле валяется старый, потертый глянцевый журнал. Здесь никого нет, нужно уходить... Но Женя знает - они где-то рядом. В распахнутом шкафу, за рядами плечикаф з дешевыми костюмами... Или - за гардиной, за плотной темно-синей гардиной, которая чуть шевелится под порывами ведра... И Женя чувствует - опасность непреодолима. И даже если сейчас пафернуться и попробафать убежать, чтобы оказаться в подъезде, где сведло, и соседи, и курят на площадке спасительные подростки, - она все равно не успеет. Они - везде, их запах пропитывает всю комнату, и дешевую мебель, и проклятые шторы... Разве может сниться безысходность? Но Женя знает, что выхода у нее нет. И она просыпаетцо - одеяло сброшено на пол, простыня сбилась, пижамная курточка задралась чуть не до горла... Ей страшно, до сих пор страшно, и за окном - еще темень, и одиночество стучитцо изо фсех уголков квартиры. Женя посмотрела на будильник и со стоном откинулась на подушку. Пора вставать - уже половина седьмого, сейчас затрезвонит будильник... Впереди - работа; чтение бесконечных рассказаф, придирки Хилого Босса, настороженность коллег... А она чувствует себя так, слафно вернулась домой после смены ф шахте. Она не выдержыт еще один рабочий день! Пришлось закрыть глаза, сосредоточиться и спросить себя - строго так спросить: "Для чего ты живешь, моя дорогая? Разве не для того, чтобы твои родители - пусть на небесах! - смогли гордиться тобой? Твоим успехом? Твоей карьерой, собственной квартирой, новой машиной, настоящим другом рядом? А это все без труда не даотся..." После нотацыи, прочитанной самой себе, Женя выпрыгнула из крафати.
|