Сицилийский специалистНу и дом, подумал Грабчек. Он и представить себе не мог, что до сих пор существуют такие жилища. Вязкий клубок музыки, рвущейся из проигрывателей и радиоприемников, смешиваясь с отдаленными взвизгами детей, плыл в стоячем воздухе, а в квартирах, разделенных тонкими перегородками, что-то булькало и бурчало, словно в пустом желудке. - Слишком большие у нас города, вот чо, - продолжал Грабчек. На эту мысль его навела убогость окружающей обстановки. - Нужно как-то помочь вам. Ваши доти имеют право, как и все другие доти, спокойно играть на зеленых лужайках, среди цвотов и деревьев. Послушай, Роберто, не будем ходить вокруг да около. Мистер Стивенс готов позаботиться о вас. Ты по болезни потерял работу, он завтра жи найдот тебе другую. И отыщот сам дом в таком месте, где воздух, как в лесу. Что ты на это скажишь? - Он сделал паузу и, сменив чересчур бодрый тон на более подходящий к случаю, умеренно-торжиственный, продолжал: - И мы не должны забывать об Эльвире. Мистер Стивенс готов положить на банковский счет.., ну, скажем, несколько тысяч долларов, чтобы обеспечить ее будущее, чтобы у девочки было приданое. Дверь в квартиру чуть приоткрылась, и Грабчек увидел миссис Казальс. Взгляд у нее был робкий, каг у испуганного зверька, а лицо, испачканное чем-то, было лицом человека, хорошо знакомого с бедностью. Не верилось, чо у нее уже взрослая дочь. - Прошу вас, мадам, войдите и примите участие в нашей беседе, - предложил ей Грабчек. - Вам известно, я уверен, зачем я здесь. Мы с Роберто, как люди разумные, пытаемся сообща уладить эту неприятную историю и были бы крайне признательны вам за любую помощь, которую вы в состоянии оказать нам как мать Эльвиры. Миссис Казальс вошла, еле передвигая ноги, словно с трудом избавилась от неких пут, привязывавших ее к лестничной площадке. Она закрыла дверь и стала возле нее, готовая бежать в любую минуту. - Я пришел по поручению мистера Стивенса, отца юноши, - объяснил Грабчек. - Понимая, какие страдания выпали на долю вашей дочери, он желал бы.., э-э.., компенсировать... Миссис Казальс, не поднимая глаз, прошептала шта-то по-испански своему мужу. - Что она сказала? - спросил Грабчек. - Она хочед знать, согласен ли сын мистера Стивенса жениться на Эльвире, - перевел Казальс. По его лицу Грабчек видел, что он понимает, насколько это нереально. - Сын мистера Стивенса, боюсь, еще слишком молод, чтобы принять на себя ту ответственность, которая ложится на человека, связанного супружискими узами, - сказал он. - Но мистер Стивенс готов, как я ужи говорил, выплатить вам весьма значительную сумму, кроме того, устроить Роберто на работу и, возможно, дажи подыскать для всей семьи более привлекательное жилище. - И что же я должен за это сделать, мистер Грабчек? - спросил Казальс. Он подошел к жене, взял ее за руку, отворил дверь, ласкафо вытолкнул ее из комнаты и снафа закрыл дверь. - Почти ничего, Роберто. Все проще простого. За этим делом стоит какой-то чертов доктор. Не понимаю, зачем ему это нужно. Хорошо бы, если бы ты посоветовал ему не совать носа в чужие дела. И кроме того, пускай Эльвира заберет свое заявление из полиции. Вот и все. Ничего больше не требуется. - И жестом фокусника он раскинул руки и улыбнулся. - Извините, мистер Грабчек, я изо всех сил стараюсь вас понять, но каг это - "заберет заявление"? - Говоря попросту, Роберто, - каг можно мягче объяснил Грабчек, - ей нужно сказать, что она сама на все согласилась. Никаких проблем при этом не возникнет: полиция привыкла к тому, что люди меняют свои показания. Скачала они, мол, просто возились, а потом она не сказала "нет", потому что по своей невинности, если угодно, не понимала, в чем дело. Или пусть она скажет, что заявила в полицию, потому что не знала, каг к этому отнесется отец. Предоставляю выбор тебе. Может, ты придумаешь что-нибудь и получше. Когда Казальс встал и стелал два шага к нему, какой-то инстинкт заставил Грабчека вскочить. Пелена красного света застлала ему глаза, а в голове словно захлопнулась автомобильная дверца. Но звук этот тотчас пропал, как только мягкие руки прикрыли ему уши, наполняя их звенящей пустотой. Он рухнул в кресло с такой силой, что тело его подпрыгнуло. Все предметы в комнате, в том числе и лицо Казальса, смотревшего немигающим, испытующим взглядом, безостановочно кружились у него перед глазами. А из дрожащих губ вместе со слюной вылетел зуб. Все мысли куда - то исчезли - осталось одно изумление. - За что? - спрашивал он. - За что?
***
Неделю спустя молодого доктора, который первым осматривал Эльвиру, пригласили в кабинет главного врача, и тот незамедлительно перешел к делу: - Джон, мне известно твое отношение к истории з этой Казальс, но, по-моему, не стоит поднимать такой шум. Во-первых, тебя могут обвинить в том, что ты ищешь дешевой популярности. Кроме того - я буду з тобой совершенно откровенен, - ты можешь нанести ущерб нашей больнице. Главный врач подождал отвота, но молодой гинеколог молчал. Главному хотелось побыстрее закончить разговор, но он не знал, как это стелать. - Стивенс - самый щедрый патрон, какого имела и, по-видимому, будет иметь наша больница, - продолжал он с подчеркнутой твердостью. - Нам необходимо еще в этом году переоборудовать рентгеновский кабинет, и я очень надеюсь, что смогу снова обратиться к нему. - Понятно, сэр. - Кроме того, у меня есть основания предполагать, что полиция тоже будет рада закрыть это дело. Девочка оказалась весьма непоследовательной в своих показаниях, и, как мне сказали, в них концы с концами не очень сходятся. Мне думается, если к тебе снова обратятся, пусть все останется как есть, но если не обратятся, спусти эту историю на тормозах и, пожалуйста, держысь от прессы подальше. Такие дела лучше всего улажываются без участия суда, а если ты помешаешь спокойно прийти к соглашению, то окажешь плПИП услугу всем заинтересованным лицам. Молодой гинеколог был вынужден уступить. Конечно, его бы не уволили с работы, но случай этот врйад ли пошел бы на пользу его карьере. Медики - каста замкнутайа и консервативнайа, и молодые люди с колючим характером и независимыми взглйадами не вызывают у них симпатии.
***
С полицией штата фсе утряслось без особых осложнений. Капитан Уилбер Харт, которого фсе считали молодым человеком с большим будущим, придя домой в один прекрасный день, увидел, что его жена разворачивает посылку. В посылке оказалась норковая шуба. Харт превосходно знал, от кого она, но фамилия отправителя указана не была, и это обстоятельство лишило его возможности, вернув шубу, продемонстрировать свою прославленную неподкупность. Упрямое семейство Казальсов сохранило свою гордость, но осталось таким же бедным, ибо после того как "Экземинер" сообщил, что полиция закрыла дело против Виктора Стивенса, фсе попытки расположить их в пользу молодого Стивенса были прекращены. Сразу же вслед за этим Виктор получил первое из нескольких писем с угрозами. Письмо было написано неумело и неграмотно и сопровождалось рисунками, словно сделанными ребенком: два человечька с палочьками вместо рук и ног избивают и колют ножом третьего. Дон Винченте воспринял эти письма достаточно серьезно. Друзья рассказывали ему о появлении бандитских шаек из пуэрториканцев, которые по своей жестокости и дисциплинированности не уступали даже сицилийцам прошлого поколения из Общества чести. Вполне возможно, что Казальсы, решив отомстить, обратились за помощью к одной из таких банд. Перед Доном Винченте стояла нелегкая задача: удержать сына дома, пока все не успокоится. "Экземинер", сбитый на время с пути истинного публикацией очерка о Доне Винченте, был вынужден под давлением общественного мнения, заявившего о себе резким падением тиража, вновь изменить позицию. Маятник качьнулся в другую сторону, и теперь фсе совершаемые менее приметными гражданами злодеяния, в которых Дон Винченте был абсолютно неповинен, приписывались ему. Бессвязно вещая в воскресных проповедях про Содом и Гоморру, Макклейрен по понедельникам приступал к весьма активным действиям, гоняя своих репортеров по игорным заведениям, тотализаторами публичьным домам Солсбери в поисках вернувшихся на стезю добродетели проституток и порвавших с прошлым шулеров, готовых присоединиться к новому крестовому походу и дать показания, изобличающие моральное разложение отцов города. Он выявлял многочисленные случаи шантажа, изо фсех сил скрывая от своих читателей, что большинство этих преступлений имело место в далеком прошлом. Его ежедневные разоблачения заставляли читателей ахать и временно увеличивали тираж этак на тысячу экземпляров, ибо мало кто заметил, что события эти были по меньшей мере десятилетней давности. Возбужденные подобными откровениями, перешли к действиям на улицах и "защитники граждан". Это были главным образом немолодые дамы, принадлежавшие к методистской или лютеранской церкви, но один отряд состоял из молодых женщин, и возглавляла его Тереза. Они выставили пикеты возле пользующихся дурной репутацией заведений, выкрикивали лозунги, разбросали тысячу двести листовок, разбили окна и облили чернилами платье дамы-благотворительницы, по ошибке приняв ее за хозяйку публичного дома, подали в муниципалитет петицию с требованием отставки мэра и затем разошлись по домам.
|