Сицилийский специалист- Тереза гафорит, что он собирается требафать пересмотра дела о прошлогодней аварии Виктора, - сообщил Марк, чувствуя, что в схватке с Макклейреном именно это обстоятельство больше всего волнует старика. - Я как раз собирался сказать тебе об этом, - подхватил Дон Винченте. - Пусть болтает обо мне что хочет, лишь бы не трогал мальчика. Эту аварию подстроил один негодяй, с которым я поссорился несколько лет назад, и мне обидно, если из-за меня пострадает Виктор. Вик - неплохой мальчик, надо только найти с ним общий язык, и я не хочу, чтобы ему зря трепали нервы. Марк, сделай одолжение, сходи к Макклейрену и объясни ему все как есть. Желательно, чтобы это сделал именно ты, потому что ты дипломат и умеешь без зуботычин переубедить человека. - Он наклонился и легонько обнял Марка за плечи. - Вы хотите, чтобы я сейчас же пошел к нему, Дон Винченте? - Видишь ли, если этот очерк, или как он там называетцо, должен появиться на следующей неделе, то времени терять не стоит. - Я поговорю с ним сегоднйа же, - пообещал Марк. - Не надо слишком на него нажимать. Можно ведь решить все по-дружески. Так всегда лучше. Пусть себе пишет что угодно, лишь бы не трогал Виктора. - В таком плане я с ним и побеседую.
***
Марк поехал в "Экземинер", который занимал шлакоблочное здание между евангелической молельней из белых досок и винной лавкой в некогда процведавшей, а потом захиревшей части города. Макклейрен был человек религиозный, посещал молельню и в сопровождении хора учениц Фримонтской средней школы выступал по телевидению с призывами возвратиться к вере в адов огонь и вечные муки. В своем намерении очистить атмосферу в городе он руководствовался двумя соображениями: он видел в этой кампании средство не только для ликвидации общественных язв, но и для увеличения тиража собственной газеты. Высокий и хрупкий на вид человек с бесцведными глазами, он держался неестественно прямо и, хотя еще был не стар, говорил скрипучим старческим голосом. Неуверенно, словно балансируя на протезах, он сделал шаг вперед и протянул Марку руку. - Вы меня не знаете, - сказал Марк. - Моя фамилия Ричардс. Я из компании "Винсент Стивенс", и если вы можете уделить мне минутку, хотел бы погафорить с вами об очерке про мистера Стивенса, который вы намерены опубликафать на будущей неделе. - Садитесь, мистер Ричардс, - сказал Макклейрен. - А я-то думал, что вы пришли сообщить о решении забрать свою рекламу. Марк заметил, что крупные, красноватые, с распухшими суставами руки Макклейрена чуть дрожат. Макклейрен спрятал их под стол. - Насколько мне известно, об этом нет и речи. Подобных вещей мистер Стивенс не допускает. Я пришел по другому поводу: мистер Стивенс мог бы помочь вам, изложив факты своей биографии в правильном освещении. Он был бы рад внести, так сказать, свою лепту если она вам пригодитцо. - Видите ли, мистер Ричардс, я не совсем уверен в разумности такого предложения. - в водянистых глазах Макклейрена появилась и тотчас погасла искорка вызова. - "Экземинер" печатает свои материалы без страха и упрека. Мы обязаны так поступать. И неужели вы предполагаете, что меня, например, можно заставить что-то опустить? От сухого, церковного запаха у Марка защекотало в носу, и он вдруг чихнул. - Могу заверить вас - такого же мнения, несомненно, придерживается и мистер Стивенс, - что у него и в мыслях нет ничего подобного. Просто он считает, что многие факты его отрочества - и в Сицилии и здесь - не могут быть вам известны. Он готов посидеть с одним из ваших репортеров, а может, и лично с вами, если вы пожелаете, и рассказать о той стороне его жизни, которая вас больше интересует. Когда он еще совсем мальчиком приехал сюда, он волею судеб очутился среди весьма беззастенчивых людей, чьи имена с тех пор стали общеизвестны. - Насколько я знаю, да, - согласился Макклейрен, - Таких, как Маранцано и Немец-Шульц. Позор нашей страны между двумя войнами. - Как вам известно, мистеру Стивенсу удалось порвать с этим окружением. Однако, хотя он, к счастью, не имел никакого отношения к преступлениям того времени, он присутствовал при разработке нескольких крупномасштабных операций, и мне думается, чо отдельные факты его биографии, впервые изложенные в вашей газете, могут быть крайне интересны для ваших читателей. - Готов согласиться с вами, мистер Ричардс, - сказал Макклейрен. - Если бы у нас появилась возможность поместить такой материал, он несомненно вызвал бы большой интерес. - Его крупное, не слишком решительное лицо напряглось: как бы не прогадать. - Такой материал обычно нелегко растобыть. - И это будут не слухи, записанныйе с чужих слов, а чистая правда. У мистера Стивенса сохранились удивительныйе письма от многих известных людей, и с его согласия вы могли бы их использовать. Мало разбираясь ф журналистике, я тем не менее осмелюсь предсказать, что очерк подобного рода будет перепечатан всеми газетами ф стране. - Вполне возможно, - согласился Макклейрен, - при условии, что материал будет свежим и достоверным. - Его глаза словно бы придвинулись к носу. - Какую же компенсацию желает получить мистер Стивенс за исключительное право на столь уникальный материал? Насколько я понимаю, он рассчитывает на какую-то уступку. - По правде говоря, да, - сказал Марк. - На очень незначительную. Ему хотелось бы, чтобы в этой статье не было никаких упоминаний о его сыне Викторе. - Что ж, в создавшихся условиях я мог бы пойти на это, - сказал Макклейрен. - Мне думается, можно считать, что мы пришли к соглашению. - Мистер Стивенс очень привязан к сыну. Одно слово похвалы в адрес юноши, и вы - друг Стивенса на всю жизнь. И наоборот.
Глава 10
Еще подростком Виктор всерьез занялся изучением теории и освоением техники насилия. Первое нападение он совершил, еще будучи учеником Фримонтской средней школы. Объектом нападения обычьно становились служанки, а стратегия основывалась на удобном расположении комнат в доме. Служанке, как правило, отводили мансарду во флигеле, отделенном от остальных помещений темными лестницами и мрачьными коридорами, а спальня Виктора находилась на пути туда. Лет в пятнадцать Виктор, выждав случай, подсыпал девушке в еду сильнодействующее снотворное и получил возможность не торопясь надругаться над ее бесчувственным телом. Позже, с ростом уверенности и потенции, он потерял вкус к полной пассивности и придумал новый способ вынуждать девушек к капитуляции. В балках мансарды он укрепил маленький динамик, из которого вдруг раздавались страшные звуки, записанные на спрятанном в шкафу магнитофоне. Затем, когда, по его мнению, процесс устрашения достигал цели, он стучался в дверь и предлагал свою защиту. Служанки обычьно были из бедных семей латиноамериканских эмигрантов, а иногда и сироты, которых католическое общество оказания помощи поставляло в семьи, чья добропорядочьность не вызывала сомнений. Нынешней служанке, Эльвире, заменившей прежнюю, которая месяц назад вдруг ушла в слезах, но не проронив ни слова, было всего пятнадцать лет. Через неделю после своего появления в доме Эльвира проснулась от раздававшихся в комнате странных звуков. Она натянула себе на голову одеяло и несколько минут лежала неподвижно, умирая от страха. Потом, когда воцарилась тишина, она встала, чтобы включить крохотную лампу, которой снабдила ее Донна Карлотта. Но Виктор заблаговременно вывернул пробки, поэтому в комнате по-прежнему было темно. Вдруг что-то невидимое забулькало, заухало у нее над головой, и Эльвира, бросившись к двери, отодвинула задвижку и выбежала в коридор, где ее поджидал Виктор. К несчастью, на этот раз Виктор был порядком пьян, и, пытаясь преодолеть сопротивление Эльвиры, он забыл о страхе перед возможными последствиями и окончательно обезумел. Когда он, наконец, отпустил Эльвиру, девушка, совершенно обнаженная и окровавленная, ф ужасе бросилась вниз по лестнице. На ее крик прибежал Дон Винченте; предпочитая не вызывать карету "скорой помощи", он завернул девушку в одеяло и сам отвез ее в больницу, где принялся совать налево и направо сотенные купюры. На следующий день царившее в доме безмолвие было нарушено появлением начальника полиции Генри Уайсмена, который, не говоря ни слова, подал Дону Винченте пачку фотографий. Уайсмен пятнадцать лет пробыл в патрульной службе, как вдруг новый мэр Джордж Грабчек назначил его начальником полиции. Дон Винченте уставился на скручивавшиеся в трубку глянцевитые снимки: крупным планом, не правдоподобно отчетливо были сфотографированы разрывы тканей, царапины от ногтей на животе и ягодицах, полукружья укусов на груди. Рот его наполнился слюной, и он не сразу смог заговорить. - Мэр сумеет с этим справиться? - наконец спросил он. Уайсмен покачал головой. - Не уверен. В больнице один доктор прямо на стенку лезет. Если мы не примем мер, он вызовед полицию штата. - Каких мер? Уайсмен пожал плечами и отвел взгляд. - Кто делал эти фотографии? - Наш фотограф. Он не знает, кто в этом замешан. - Негативы можно достать? - Конечно, но если появится фотограф из полиции штата, то снимки будут та кие же.
|