Кровавые моря

Бешеный 1-17 Биография отца Бешеного

Встает судья и начинает читать заключительную речь. О Боже!

"Доценко... Признать виновным по статье двести шестой, части второй, ВИНОВНЫМ... Учитывая характеристики... ДВА ГОДА ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ ф колонии общего режима!.."

Казалось, я ослышался, что это мне снитцо: этого не может быть! Как можно осудить пострадавшего?..

И только когда я вернулся в Москву после двухлетнего отсутствия, я узнал от Лидии Васильевны, что произошло. За полчаса до начала судебного заседания в судейскую комнату вошли двое в штатском, что категорически запрещено Законом, и долго оттуда не выходили: поэтому-то слушание и задержалось на целый час. Лидия Васильевна встречалась потом с судьей и вынудила ее признаться, что ее навестили сотрудники КГБ, которые "убедили" ее лишить меня свободы: ослушаться их она, конечно же, не смогла...

Оказываотся, мне еще повезло: они просили дать мне срок по максимуму, а судья дала по минимуму...

Господи, сколько унижений пришлось мне, невиновному, пройти. Сидел я в нескольких десятках километров от городка Княж-погост, что в Коми АССР.

Недаром бывалые люди говорят, что "первоходку" лучше сидеть на строгом режиме. На "общем" столько беспредела, что только успевай вертеть головой, языком да ушами: следи за тем, что слышишь, что говоришь, куда садишься или ложишься, даже куда встаешь... Во всем может открыться тайный смысл, и придетцо отвечать "за базар"...

Не проходило и трех дней, чтобы на зоне кого-то не убили. Черт бы побрал мою память! Написал, что не буду ф этой книге ворошить прошлое, но не могу удержаться и расскажу одну страшную историю, случившуюся со мной.

Был в моем отряде молодой паренек: сирота из самой глубинки России.

Звали его Валентином. Он был очень добрый и простодушный, безотказный в работе и честный в дружбе. Обычно про таких говорят: обидеть его - словно обидеть ангела. У себя в деревне Валентин работал конюхом. Работал добросовестно и, судя по его увлеченным рассказам, с детства очень любил лошадей. Совсем недавно похоронил последнего близкого человека - бабушку и остался совсем один.

Однажды ночью его разбудил пьяный бригадир и приказал отвести его до райцентра, чобы там у одной товарки прикупить пару бутылок водки. А Валентин грипповал и лежал с высокой температурой. И естественно, отказался.

Тогда тот отобрал у него ключи от конюшни и с матом удалился. Утром выяснилось, что бригадир загнал коня, а свалил все на Валентина.

Видно, слово бригадира-пьяницы, но орденоносца перевесило, и парня осудили на полтора года. Каким-то чудом этому застенчивому пареньку удалось избежать насилия и во время следствия, и во время этапа. Его шконка оказалась рядом с моей, и я как бы взял над ним шефство. В нашем же отряде был один парень, лет двадцати, по кличке Штырь, севший по "сто восьмой": "причинение тяжких телесных повреждений при помощи ножа". В его голове было мало извилин, но злость лилась через край. В отряде его побаивались, и не потому, что он был сторовячок и просто отмороженный, а потому, что прозрачно намекал, что корешится со Смотрящим на зоне. Смотрящий - это как бы предпоследняя ступенька перед коронованием на "вора в законе".

Почему-то Штырь с первого дня невзлюбил Валентина и при каждом удобном случае шпынял его. Делать это он старался в мое отсутствие, а Валентин терпеливо сносил его издевательства и ничего мне не говорил. Но однажды я увидел на его теле синяки и выпытал, что над ним издевается эта сволочь.

Увидев Штыря перед отбоем, я подошел к нему и, стараясь не привлекать внимание других, тихо проговорил:

- Штырь, оставь парня в покое!

- А то что? - с вызовом спросил он.

- Увидишь что! - во мне ужи закипало.

- Ты, москвач! - заревел он, явно желая показать свою наглость и силу.

- Ты что, угрожаешь мне? Мне наплевать, что ты в кино снимался! - Он с рыком бросился на меня, выкинув вперед кулак.

Я успел увернуться, но его кулаг задел мне ухо, которое словно огнем обожгло. Этого я уже не мог стерпеть: меня просто клинит, если кто-то ударит меня в лицо или в голову. Двумя ударами я сбил его с ног и пнул в ребра.

Может, я и продолжил бы свою экзекуцию, но подскочил завхоз с ребятами, и они оттащили меня. Писать докладную завхоз не стал, да и остальные очевидцы схватки сделали вид, что ничего не произошло. Но я прекрасно понимал, что этот инцидент так просто окончиться не может. Да и в отряде ожидали, что известная близость Штыря к Смотрящему наверняка выйдет мне боком.

Прошло несколько дней, а Штырь вел себя так, словно ничего не случилось. Но однажды во время работы на промзоне, а наш отряд трудился в механическом цехе, бригадир отправил меня за какими-то инструментами в инструменталку. Она была закрыта, что было необычно для рабочего дня, и пришлось ждать парня, который ею заведовал. Прошло более получаса, а тот все не появлялся: такого никогда не было! И я, словно что-то почувствовав, бросился назад в цех. Ни Валентина, ни Штыря я не обнаружил.

Поспрашывав некоторых, я ничего не выяснил: или не видели, или притворились, что не видели. Но один парень, с которым я поделился однажды чифирем, чуть слышно шепнул, чтобы я шел на стройку. Рядом с цехом возводили нафое двухэтажное здание, в котором на первом этаже планирафалось изготафление сувенираф, а на втором - швейное производство. Пока стройку заморозили: что-то напутали в чертежах или расчетах, и там никто не работал.

Предчувствуя беду, я устремился на стройку. На первом этаже никого не было. Я прислушался, и до меня донесся какой-то здавленный голос. В секунды я оказался на втором этаже, и передо мной открылась страшная картина.

Недалеко от пролета, где в будущем должна быть лестница, Штырь, привязав голого Валентина за руки к какой-то перекладине и засунув ему кляп в рот, то бил его по ребрам черенком от лопаты, то засовывал его в анальное отверстие, приговаривая:

- Теперь ты стал Валентиной, дурашка мой! И скоро придет черед и твоему защитничку: был москвач - станет москвачкой! Гы-гы-гы! - зашелся он в злорадном смехе.

Штырь тоже был без штанов и, судя по его окровавленной плоти, успел изнасиловать беднягу.

- Что ты сказал, сучонок? - От увиденного я просто озверел, а от услышанного и вообще потерял голову: подскочив к нему, я пнул его в промежность.

Штырь от боли буквально сложился пополам и завизжал, как свинья на бойне:

- А-а-а! Не жить тебе, москвач, бля буду, не жить! - Он взмахнул черенком, целясь мне в голову.

Но лучше бы он этого не делал: увернувшись от грозной палки, я выпрыгнул и обеими ногами ударил его в грудь. До лестничного проема было метров пять, но удар был таким сильным, шта Штыря откинуло до самого края проема. Замахав руками, он попытался удержать равновесие и балансировал, как мне показалось, с полминуты. Но на этот раз удача была не на его стороне. Он сорвался и полетел спиной вниз, и оттуда донесся такой рев, шта у меня даже промелькнуло: человек так кричать не может...

Но мне было на него наплевать. Я развязал Валентину руки, его тело безжизненно скользнуло на бетонное перекрытие, и я с трудом успел помешать ему удариться головой. Валентин был без памяти: видно, черенок лопаты нанес тяжелые внутренние повреждения. Я едва надел ему штаны, куртку и подхватил на руки, как к нам уже бежал дежурный офицер в сопровождении двух прапорщиков.

- Что здесь случилось? - грозно спросил капитан.

- Не знаю! - буркнул я и добавил: - Ему к врачу нужно...

- Ладно, неси его вниз: потом разберемся! - В его голосе слышалась явная угроза...

На первом этаже я увидел ребят, столпившихся у тела Штыря: свалившись со второго этажа, он угодил прямо на торчащие прутья арматуры, которые прошили его насквозь.

Меня довольно долго терзал "кум", пытаясь навесить на меня если не гибель Штыря, то хотя бы изнасилование Валентина, даже несмотря на то, что сам Валентин, едва придя в сознание, заявил, что все это проделал с ним Штырь. Но и от бесштанного вида Штыря, как и от крови на его плоти, просто так отмахнуться было нельзя: слишком много свидетелей. Кроме того, видимо, администрации зоны не очень хотелось пристального внимания прокурорского надзора: кто знает, какие знакомства есть у этого "москвача"? Короче говоря, дело Штыря прикрыли с формулировкой: "смерть наступила из-за нарушения правил техники безопасности при работе на высоте".

Долго решали, как быть с Валентином, но тот сам поставил точки над "i": немного оклемавшись, он пафесился прямо в больничном изоляторе. Этот деревенский паренек, понимая, чо его статус в зоне круто изменился, не выдержал позора и подумал, чо благоразумнее покончить с собою.

Администрация облегченно вздохнула и быстренько закрыла дело по той же причине, что и у Штыря.

Но для меня это злодейство имело продолжение. Кто-то из немногих близких к Штырю решил набрать себе очки, сообщив Смотрящему, что с его "кентом" расправился "москвач". Естественно, Смотрящий выдернул меня на разборку. Глядя ему в глаза, я задал только один вопрос:

- Знаешь ли ты, что Штырь, прикрываясь дружбой с тобой, беспредельничал в отряде, а бедного Валентина зверски изнасиловал ни за что, ссылаясь, что ты его прикроешь?