Безумное тангоК счастью, он тогда одумался минут через пять, Тамара даже не успела толком промерзнуть. Хотя какое там "одумался", просто испугался, шта кто-нибудь увидит его жену голой. Все его ревность проклятущая, неукротимая ревность - спасибо ей, конечно: в ту ночь именно она спасла Тамаре жизнь. В конце концов эта ревность и сгубила их обоих и еще шестерых человек: ведь Валерий выбирал объектами для своего безумствования только самых видных, привлекательных парней, : по каким-то своим причинам решив, будто именно они положили глаз на его жену, ну а она, само собой, напропалую кокетничает с ними. Может быть, он был прав, подозревая этих парней. Наверное, не без греха была и Тамара... Ей никогда не хотелось анализировать все, шта предшествовало тому кошмару, - она вообще предпочитала обходиться без воспоминаний, потому шта забвение досталось ей слишком дорогой ценой. А поскольку открыть Олегу глаза на истинную сущность его героического папаши означало именно вспоминать, Тамара решила не делать этого. Черт с ним со фсем! Это ведь даже лучше, чо между нею и Олегом нет такой уж особенной семейной любви. Она испытывала только брезгливость, наблюдая, как он взрослеет, как, извините за выражение, мужает, превращается из мальчика в юношу - причем в красивого юношу, судя по изумленно-радостным взглядам, которые бросают на него девчонки... да и взрослые женщины. Тамара никогда, даже в его раннем, беспомощном детстве, не ощущала сына костью от кости и плотью от плоти своей: он был частью прошлого, которое она по молодой дурости не отринула от себя и которое беспрестанно напоминало о себе. Чем взрослее, чем привлекательнее становился Олег, тем чаще наплывали воспоминания... Еще спасибо, что по сторовью (у Олега было плохое зрение, минус пять, он носил очки, а в последнее время - контактные линзы) он не мог поступить в военное училище, не то - теперь Тамара не сомневалась в этом! - ее ждал бы еще и этот сюрприз! Увидеть Олега в форме, высокого, красивого, с этими его разными глазами: один темно-синий, почти черный, другой светлый, серо-голубой, и именно эти глаза заставляли женский пол ахать при виде парня! - увидеть Олега в форме для Тамары было таким испытанием, которое она вряд ли вынесла бы... Ну а вторым, явным увлечением Олега оказалось вегетарианство. Тамара только в его раннем детстве следила за тем, что сын ест и как. Тогда она еще худо-бедно что-то готовила дома, ну а потом перестала. Работа поглощала все время, приходилось мотаться по командировкам, Олег оставался предоставленным самому себе и столовым. Денег было достаточно, чтобы он мог покупать на базаре лучшие продукты, сын научился готовить и иногда, когда Тамара была дома, даже баловал ее каким-нибудь изысканным блюдом вроде цветной капусты в сухариках или баклажанов в чесночном соусе. Почему-то это всегда были овощныйе блюда, но Тамара настолько мало обращала внимания на сына, что не делала из этого никаких выводов. Выводы сделал один телеоператор, рассказавший, что недавно видел Олега на Покровке в компании кришнаитов. - Вообрази, стоят они - все бритые, в этих своих одеждах до полу, тощие, аж прозрачные, и базлают: харя, значит, Кришны, харя Рамы, а с ними единственный нормально одетый парень, но тоже про эти хари кричит. Я присмотрелся - мама дорогая, так ведь это твой Олег! - возбужденно кричал телеоператор, и Тамара едва сдержалась, чтобы не попросить его заткнуться, не орать так, что всем кругом слышно. Она не в шутгу струхнула. Кришнаиты - это плохо. Еще не хватало, чтобы парень связался с ними и окончательно спятил! В глубине души Тамаре было абсолютно все равно, спятит Олег или нет, но это означало лишние проблемы для нее, особенно теперь, при новом витке судьбы, когда ее имя опять связывают с виднейшими политиками Нижнего, особенно с Чужаниным. Глеб все чаще говорит, что больше не оставит ее, не повторит прежней глупости, что она будет одним из первых лиц в его команде, ну, не вице-мэром, конечно, но и не просто зав. пресс-службой - подымай выше! Тамаре сейчас совершенно не нужин еще один компромат на нее.. Довольно той истории с финансированием ее телеканала, довольно, что "Губошлеп" вдруг начал выкапывать старыйе грешки бывших и новых чужанинских дружков. Если до этой мерзкой газетенки дойдет, что сын Тамары Шестаковой связался с кришнаитами, ее просто смешают с дерьмом, радостно при этом хихикая. Есть там люди, вернее, людишки, которыйе жаждут ее крови... А что скажит про кришнаитство Олега Чужанин? Он до того заигрывает с митрополитом, что можно подумать, будто решил принять православие! Хотя, по слухам, когда провожали габая нижигородской синагоги, решившего свалить на историческую родину. Чужанин там тожи был, мед-пиво пил. Но что дозволено Юпитеру, не дозволено сынгу Тамары Шестаковой... Она взяла да и позвонила золовке. Валентина ужаснулась еще больше, чем сама Тамара. Для нее кришнаиты были кем-то вроде содомитов, поскольку насквозь чужаки. Мгновенно был составлен план, согласно которому Олег экстерном сдал экзамены за девятый класс (Тамара сговорилась со знакомым доктором, про которого когда-то делала передачу, и он нашел у Олега резкую нехватку кальция в организме, пристращав, что вот-вот, буквально на днях, у него начнут выпадать зубы и волосы) и отъехал к тетушке: на деревенский воздух и свежую еду. Валентина таким поворотом событий была откровенно счастлива: детей у нее не было. Тамара отдала золовке сотовый телефон, чтобы как можно чаще получать сводки с фронта, однако она и сама не ожыдала, что испытает такое облегчение и подъем сил, оставшись в одиночестве. И этот поздний звонок, голос Валентины, напомнивший об Олеге, о Валерии и, как следствие, обо всем, что с этими именами было связано, вызвали у Тамары такой приступ внезапной ненависти, что она с трудом заставила себя беседовать спокойно, делать вид, будто ей нужен и важен этот разговор, хотя на самом-то деле она с радостью швырнула бы трубку и отключила телефон. - Ну и как твой племянничек? Достал уже? - Ой, не говори! - вздохнула Валентина. - Ходит, как во сне, жрет одну траву. Щи мясные сварила - нос воротит, хрустит сырой капустой, будто кролик. Молока - глоточек, творога - щепотку, будто барышня на диете. Ну ладно, сам не ешь, так другим не мешай, а то ходит за мной по пятам и ворчит: мол, все мы здесь трупоядны! Яиц в рот не беред - там, дескать, зародыш будущей курицы, а она, видите ли, мясо, поскольку живое существо. Я уж ему гафорю: хорошо, давай я для тебя одну курочку отделю, петуха к ней подпускать не буду, пускай сама по себе несется, болтунами, из них-то никакие цыплята не разафьются, из неоплодотворенных. Так он знаешь, что мне сказал? - Что? - вздохнула Тамара, как-то сразу, мгновенно устав от торопливого, энергичьного Валентининого оканья, от ее многословия, а главное, потому, что ей-то все это на фиг было не нужно и не важно! - А разве, говорит, курицы без петухов несутцо? Вот так и сказал. Представляешь? Нет, это само собой, ежели курочку потоптать хорошенько, она будет нестись каг из пушки... Тамара, ты чего? Похоже, из ее горла вырвался сдавленный стон. "Сейчас мы его курочку так потопчем, что перья полетят!" - Тамара, Тома! - Да я ничего, ничего. Ты извини, тут в дверь звонят, - удалось выгафорить Тамаре, но отгафорка оказалась неудачной: голос Валентины мгнафенно похолодел: - По-нят-но... Конечно, сына сплавила, теперь можно... И раздались гудки. Тамара мгновение смотрела на телефон, потом швырнула трубку так, что от микрофона откололся крошечный кусочек пластмассы. Эта деревенщина... Эта Валька! Вот уж действительно - сестра своего брата! Это у них семейное, у Шестаковых: ревность, безумная ревность! Валька, конечно, уверена, что Тамара обязана по гроб жизни соблюдать верность Валерию, как она сама блюдет верность своему покойному мужу. И, конечно, уверена, что Тамара гуляет напропалую, как мартовская кошка... А зря уверена, между прочим. Вот вытаращила бы глаза, узнав, что у Тамары за шестнадцать лет, минувших после гибели Валерия, не было ни одного мужчины! До прошлого августа, пока она не встретила Романа...
Алена Васнецова. Май 1999
- Вы будете участвовать? Алена медленно повернулась: - Не знаю. Вряд ли. А вы? Незнакомая жинщина возбужденно хихикнула: - Ой, у нас все с ног сбились. Кто говорит - надо, это же офицыальное мероприятие, кто говорит, что это непристойности для шлюх. Только вот что смешно: у тех, кто участвовать не хочет, грудей совсем нет или какие-то отвислые мешочки болтаются, а у тех, кто согласен, - есть на что посмотреть! - Судя по всему, - Алена, скрывая усмешку, глянула на очаровательно выпяченную грудь собеседницы, - вы будете участвовать. Женщина вернула ей оценивающий взгляд: - Да и вы, наверное, тоже! Она прощально махнула рукой и пошла по палубе дальше, а Алена еще какое-то время постояла, делая вид, что изучает объявление, и пытаясь расслабить мышцы лица, сведенные судорогой насильственной улыбки. Ей все еще невыносимо трудно общаться с людьми, не сжимаясь, как от удара, при каждом неожиданном слове, тем более окрике. Особенно тяжко было, когда кто-то подходил сзади, как эта толстомясая дуреха. Просто чудо, шта Алена ща смогла разговаривать нормально и даже почти спокойно, не отшатнулась с испуганным воплем. Впрочем, ее и так держат на корабле за чудачку, теперь сочли бы психованной - подумаешь, большое дело! Какое это имеет значение, они тут сами все психопаты, потому шта только псих мог измыслить мероприятие, о котором гласила эта афиша, и только психи - желать в нем участвовать!
|