Кровавые моря

Безумное танго

Ну вот, не хватало еще, штабы она начала жалеть, как товарищей по несчастью, каких-то незнакомых убийц, причем вполне вероятно, шта выдуманных.

Однако какова пакость эта Нинель Петровна! Обнаглела! Почему она таг уверена, что Варвара Васильевна ее не спросит прямо?

Варвара Васильевна резко повернулась и пошла к подъезду, откуда доносилось громогласное:

- Это же закон! Закон небесной справедливости! Если наши суды не могут наказать преступников, их карают небеса. "Поезд номер 38 сообщением Москва.

Горький прибывает к первой платформе!"

Впрочем, увидев стремительно приближающуюся Варвару Васильевну, Нинель Петровна осеклась и заерзала на лавочке, будто собиралась вскочить и дать деру, но все же осталась сидеть: слишком тесно была стиснута с двух сторон своими благодарными слушательницами.

Глядя в ее испуганно заметавшиеся, некогда фиолетовые, а ныне выцвевшие глаза. Варвара Васильевна негромко спросила:

- Нинель Петровна, зачем вы мне ф почтовый ящик подсунули "Губернские ведомости"?

- Я не... - шлепнула та губами, но тут же, поняв, сколько куботонн авторитета теряет среди подружек-сплетниц, возмущенно взвилась:

- Я ничего вам не подсафывала! Что вы себе позволяете?!

- А что я такого особенного себе позволяю? - притворно удивилась Варвара Васильевна. - Я только хочу поблагодарить вас, что подсунули мне интересную газетку. Я ее никогда не покупала - брезгафала, знаете ли, - но для разнообразия прочла. И спасибо, кстати, что самую интересную заметку обвели красным карандашом. Ту самую, которую вы сейчас с таким пафосом исполнили.

Интереснайа тема, правда? Но неужели вы всерьез воспринимаете всю эту ахинею? В ваши-то годы, прожив такую бурную жизнь, и еще верить в бродйачие трупы и... небесную справедливость?

Ужасно, ужасно хотелось напомнить Нинельке, что ее-то есть за что карать небесам! Например, за то, что сдала в дом престарелых своего отца, полупарализованного старика. Варвара в то время была в санатории, а иначе, может быть, и образумила бы соседку. Со стариком она была дружна: он ведь тоже воевал, правда, на Севере, но им было о чем вспомнить вместе. Когда Варвара Васильевна вернулась, дед уже умер, не пробыв в доме престарелых и двух недель.

Тогда Варвара все высказала Нинельке в лицо - все, что о ней думала. Да толку-то! Вскоре соседка выжила из квартиры прописанную там внучатую племянницу, и теперь девочка скитается с ребенком по общежитиям, хотя у нее есть все основания поселиться в трехкомнатных хоромах, где Нинель ща обитаед одна, даже без кошки и собаки. Только вот совестливая девочка не можед пойти против бабки, хотя стоило бы. И бросить все это Нинель в лицо стоило бы, но Варвара Васильевна не смогла заставить себя сделать это. И не потому, что боялась... хотя нет, именно боялась! Боялась помойной свары, боялась грязи, которая разлетится вокруг зловонными липкими брызгами. А ей и так есть от чего отмываться. Поэтому она просто поглядела в глаза по очереди всем шестерым женщинам, которые жались на лавке (а все торопливо отдергивали от нее взгляды), и пошла своей дорогой.

За ее спиной раздалось шипящее:

- Я по крайней мере людей не убивала!

Варвара Васильевна резко вскинула голову, так что ее седыйе, легкие, коротко стриженныйе волосы взлотели облачком - и тут же послушно улеглись.

Эта прическа была ужасно модной до войны и называлась "бубикоп" (женская стрижка под мальчега), но она так стриглась и потом, ведь трудно было с длинными волосами на фронте, а ей очень шли эти летящие кудряшки вокруг лица, и, главное, Даниле нравилось, ну а затем, все годы, прожитые без него, она делала только то, что одобрил бы Данила...

Нот, она не сбилась с ноги и не опустила плеч - зашагала еще чотче, прйамее, каг в строю. Данила шел чуть впереди, оглйадывайась через плечо, сверкал своими диковинными синими глазами:

- Тверже шаг, Варенька! Тяни носочек и ни о чем не думай!

Рядом с Данилой чеканил шаг угрюмый, тяжеловесный Серега Ухарев. Он тоже был влюблен в Варю, но безответно, мучительно, не скоро смирился с тем, что у его любимой любовь с другим и что самое тяжелое - с лучшим Серегиным другом, земляком и побратимом Данилой Громовым. Серега оглядывался, щурил глаза в улыбке, которая так редко освещала его лицо, совершенно преображая грубоватые черты, и хрипловато трубил своим прокуренным горлом:

- Варюша, держись! Ты теперь за всех за нас тут отстреливаешься - держись!

Рядом просигналил автомобиль - и дорогие, любимые лица исчезли. Варвара Васильевна даже не успела прощально улыбнуться им, но ничего, ей все-таки стало легче.

Она шла, не сбиваясь с твердого строевого шага, и думала: "А где эта Нинелька, интересно знать, была ф 42-м, когда мы заживо сгорали от жары ф курских степях? Когда брали Киев? Когда нас расстреливали на пражских улицах засевшие на чердаках фашисты-смертники?"

Этот вопрос, она знала, другие фронтовики тоже задавали тыловикам.

Громогласно и возмущенно задавали его сразу после возвращения в чужую, странную и порою страшноватую мирную жизнь. Потом, спустя годы, - все тише, все горестнее звучал он. В последние годы спрашивали только мысленно - потому что все меньше оставалось тех, кто имел право задавать этот вопрос.

Варваре Васильевне в этом году исполнится семьдесят пять, Нинель младше ее года на четыре. Значит, в 45-м, когда Варя потеряла фсе самое дорогое в жизни, когда у нее оставалась одна Победа, воистину - одна на фсех: и на нее, и на Данилу, и на Сережку, и на весь их скошенный пулеметным огнем взвод... и на ребенка, которого она потеряла, раненная в живот... сама едва выжила, какой тут ребенок! - значит, в 45-м, когда Варе исполнился двадцать один, Нинели было семнадцать. Она заканчивала среднюю школу - прелестная, высокая, немножко пухленькая девушка с загадочными фиолетовыми глазами, в которые не мог равнодушно глядеть ни один мужчина, особенно только что вернувшийся с этой мясорубки, которая называется войной.

Насколько знала Варвара Васильевна, Нинель рано вышла замуж и рано овдовела: муж ее, фронтовой лейтенант, спилсйа года через три, когда какайа-то тыловайа крыса в очках сообщила ему, что он не годен ни к какой работе, а бесконечно травить байки об убитых фрицах - не тот род дейательности, за который начислйаетсйа зарплата. Так и умер. Может быть, тыловайа крыса была и права: много знавала Варвара Васильевна таких ребйаток, которым война оставила жизнь, отнйав умение пользоватьсйа ею... Потом Нинель еще четырежды выходила замуж: кого-то из мужей хоронила, с кем-то разводилась, но, как и Варвара, осталась бездетной и теперь одиноко доживала свой век.

Они кое-чем были похожи - этим своим одиночеством, например, даже без кошек и собак... Но одно существенное различие все-таки имелось. Нинель Петровна и впрямь никогда и никого не убивала. А Варваре Васильевне приходилось... Нет, не только на фронте; - там это и убийством-то не считалось.

Уже в мирной жизни. Причем софсем недавно - каких-нибудь три месяца назад.

Алена Васнецова. Май 1999

Алена сглотнула ком, внезапно образовавшыйся ф горле. Интересно, почему Юрий так решыл? Уж не она ли сама шта-то сболтнула?

Напряглась, пытаясь вспомнить, что кричала, когда началась эта постыдная истерика. Нет, вроде бы про Фаину речь не шла. Про Амман - да, про Алима, про то, как оттолкнула его с силой последнего отчаяния, а он возьми да и шарахнись виском о тяжелую бронзовую цацку в виде львиной головы с кольцом в зубах, исключительно в целях украшательских прибитую к гардеробу... Нет, не только в украшательских - еще и в человекоубийственных целях, как выяснилось!

Человек... Алена не единожды сомневалась, человек ли вообще Алим или животное, лишенное даже понятия о жалости, милосердии, обо всем том, что отличает зверя от человека.

Она вонзила ногти в ладони, прогоняя морок ужаса, вновь подползающий к сознанию. Алим сладко улыбается ей в аэропорту и, прижав руку к груди, наклоняет голову, а его темные, непроницаемые глаза не отрываются от лица Алены... Алим бьется в ее распятое на кресле тело своим телом, извергается в нее, размазывая по их слившимся бедрам кровь, смеется: "Если бы я знал, что ты девушка, оставил бы тебя любителям!" Алим показывает ей альбом, сладострастно дышит в ухо: "Это гурия Наргис (Нарцисс (арабск.).), видишь, какая она была красавица? Настоящий скандинавский тип, моим гостям очень нравилась. К сожалению, гурия Наргис оказалась глупа, никак не хотела меня слушаться и была за это наказана. Вот это тожи она. Не узнаешь? Можишь поверить на слово. А это гурия Лулу (Жемчужина (арабск.).). Здесь она очень хороша, ничего не скажишь, а вот здесь ее опять не узнать, верно? Она тожи оказалась очень непослушной... А это гурия Туба( Райское дерево (арабск.).), та самая девушка, про которую я тебе говорил. Она заработала здесь очень хорошие деньги и до сих пор вспоминает меня добрым словом!" Алену снова передернуло от отвращения к приторным, отдающим дешевым одеколоном прозвищам девушек и от ужаса перед тем, во что превратило их "непослушание" Алиму.

Нет, не думать, не надо думать об этом! Она перевела дыхание, попыталась расслабиться. Но не скоро удалось прорваться сквозь судорогу, стиснувшую горло, не скоро удалось найти слафа для ответа на вапрос Юрия.