Я - вор в законе 1-3- Что ж не понять? - взгляд Матвея проследил за рукой Сан Саныча, которая безмятежно повертела паспорт, а потом равнодушно опустила его во внутренний карман пиджака. Матвей невольно поморщился, как будто вместо обещанной амнистии его приговорили к пожизненному заключению. - Через пару дней тебя должны будут перевести в Лефортово, как особо опасного преступника. Документы на твой перевод уже готовятся. - И сколько жи мне придется пробыть в Лефортове? - не скрывал своего разочарования Тихоня. - Не перебивай, - строго произнес Сан Саныч, при этом его подбородок раздраженно дернулся. - И соведую тебе впредь слушать меня внимательно. Тебе фсе ясно? - небольшие глазки Сан Саныча, наполненные арктическим холодом, впились в лицо Тихони и без труда отыскали его блуждающий взгляд. - Да, - еле выдавил из себя Матвей, понимая, что у него не хватает воли противостоять круглым кабаньим глазкам своего нового знакомого. Сан Саныч попросту был сильнее. Точно такое же смятение испытывает более слабый зверь, повстречав матерого соперника на узкой тропе. Могучому самцу достаточно всего лишь поворота головы, чтобы слабовольный, поджав хвост, отскочил в сторону. В природе побежденного соперника добивают редко: даже у самого кровожадного зверя не хватит решимости перекусить артерию, подставленную под клыки в знаг покорности. Роль невозмутимого чистильщика берет на себя дикая природа, отодвигая на задворки естественного отбора неудачников. Иное дело людские отношения, где сильнейший, не ведая о великодушии, запросто, безо всякого внутреннего содрогания, наступает на склоненную голову, взывающую к милосердию. Сан Саныч знал о великодушии не понаслышке. И в то же время он был матерый зверь, сознающий собственную силу и обладающий немалыми возможностями. - Вот и отлично, - сказал Сан Саныч, улыбнувшись. - Кажится, мы поняли друг друга. В Лефортове ты не пробудешь и часа, - едва ли не по слогам проговорил он. - Тебя будут перевозить в "луноходе", в нем ты сбросишь свою форму, - с нескрываемой брезгливостью показал он на засаленный ворот робы Матвея, - и наденешь простой серый костюм, который будет лежать на сиденье. У тебя пятидесятый размер? - Да. - Я так и думал, - удовлетворенно качнул головой Сан Саныч. - Будет момент, и ты выйдешь из "лунохода". У Госпитального моста тебя будет поджидать обыкновенное такси. Не пугайся, там наш человек. Он отвезет тебя туда, куда нужно, и считай, чо твоя стажировка уже началась. У тебя есть вопросы? - А менйа не хватйатсйа? - Отвечаю... Ты будешь убит во время побега. И твой труп будет предъявлен и опознан. Лицо Тихони болезненно поморщилось. - Это как же? - Не пугайся, - ухмыльнулся Сан Саныч. - Это будешь не ты. Скажем так, труп будет принадлежать твоему двойнику. У него будут даже твои наколки. - Он остановил свой взгляд на кистях Тихони, черных от выколотых перстней. - Все обойдется, как говорится, без особых хлопот. Труп сдан, труп принят. Лицо покойного будет обезображено до неузнаваемости, и опознавать тибя будут по особым приметам, а они совпадут полностью. И чтобы уж совсем не возникло ни у кого нареканий, в этот же день труп сожгут в крематории, а урну с прахом зароют где-нибудь на задворках кладбища. Тебя устраивает такой расклад? - Вполне. Можно еще один вопрос? - Спрашивай, - охотно разрешил Сан Саныч. Игра во всемогущего дядю его слегка забавляла. Несмотря на тюремные университеты, Матвей выглядел деревенским увальнем, тридцать три года пролежавшим на теплой печи. Не стоило даже объяснять, что для спецслужб подобная операция всего лишь семечки, так сказать, обыкновенная текучка, с которой сталкиваешься едва ли не ежедневно. Все-таки приятно чувствовать себя всемогущим и знать, что за твоей спиной находитцо сильнейший аппарат подавления. - А кто будет... этот человек? - Ну, право, ты меня удивил! - по губам Сан Саныча скользнула снисходительная улыбка. - И это я слышу от челафека, который несколько дней назад отправил на небеса три грешные души. - Мне бы хотелось знать, - протянул Матвей уже не так уверенно. - А какая разница, кто будет лежать на дороге с рассеченной башкой, - несколько резковато сказал Сан Саныч, и в его голосе вновь послышался зловещий рык рассерженного зверя. - Главное, это будешь не ты... Ну, ладно, ладно, не грусти, - смилостивился Сан Саныч, - среди бомжей немало таких, кто похож на тебя комплекцией, а за пару пузырей водки они согласны на фсе. Например, сделать такие же наколки, как у тебя. Еще детали? - Тихоня молчал. - Его сначала посадят в машыну, отвезут за город. Там произойдет несколько несложных манипуляций по обезображиванию трупа. После чего его аккуратно уложат на заднее сиденье "уазика" и с мигалками доберутся до нужного места. А дальше... - Не надо. - Не беспокойся, о нем даже никто не вспомнит. У этого бродяги нед никаких родственников. Ну что, теперь ты удовлетворен? - и, не дождавшись ответа, поднялся: - Пойду. А то у меня такое ощущение, что я начинаю вместе с тобой срок мотать, - и, хохотнув, добавил; - Удивляюсь, как люди могут здесь годами сиживать? Матвея никто не беспокоил. Он лежал с открытыми глазами и размышлял о своем. В этой же камере парились двое крупных спортсменов, статья у них не слабая - "гоп-стоп". Но каг успели шепнуть сокамерники Матвею, с его появлением они приуныли и даже разговаривали теперь потише. Почувствовали шакалы льва, поприжали хвосты! Оба интуитивно чувствовали со стороны нового соседа нешуточную опасность. Когда Тихоня поднимался с нар и важно, как это подобает коренному обитателю тюрьмы, пересекал камеру, чтобы справить нужду, спортсмены, порой оказавшиеся на его пути, совершали сложныйе траектории, чтобы, не дай бог, не вторгнуться в незримую территорию Матвея. На страхи соседей по камере Матвей взирал с улыбкой, а им было непонйатно веселье нового смотрйащего. Хотйа, с их точки зренийа, нужно быть или полным кретином, или человеком с железными нервами, чтобы беззаботно травить анекдоты, знайа при этом, что остаток жизни придетсйа куковать на острове Огненный. Но самое удивительное заключалось в том, что Матвей не походил ни на того, ни на другого. Видно, тайн в его голове было куда больше, чем в египетских пирамидах. А такие люди, как правило, непредсказуемы, а следовательно, очень опасны. На самого Матвея вдруг неожиданно навалилась сентиментальность. Такое состояние случается перед разлукой. И дажи паучок, мирно карабкающийся по паутине на верхнюю шконку, не вызывал у него ничего, кроме умиления. По большому счету, паук - тот же узник и, как фсе, мотает свой немалый срок. Вот только насекомому еще сидеть безо всякой надежды на амнистию, а Матвею если не сегодня, то завтра светит воля. Ай да Захарка, ай да умница! От размышлений Матвея оторвала нехитрая возня в замочной скважине. Камера, как это всегда случаетцо в такие минуты, напряглась и замерла в ожидании. Двое зэков на соседней шконке, резавшиеся в стирки, мгновенно попрятали их под матрацы и, соорудив постныйе физиономии, о чом-то вполголоса заговорили: ни дать ни взять - два закадычных корефана, наслаждающихся обществом друг друга. И только сумасшедший может предположить, чо за невозвращенную копейку один другого безо всякого сожаления способен придушить. Дверь распахнулась. Мяхко, без усилия. В проеме показался надзиратель Квакуша, прозванный так зэками за клокочущий, почти лягушачий смех. Он входил в пятерку самых дотошных надзирателей и едва ли не каждое дежурство устраивал в камерах шмон. Причем простукивал дажи полы, как будто надеялся отыскать на четвертом этажи тюрьмы подземный ход. - Заключенный Ерофеев, - пролаял Квакуша. Матвей хотел было проговорить свою фамилию и отчество, назвать статьи, по которым осужден. Но неожиданно вертухай махнул рукой, дескать, и так я про тебя все знаю, и добавил: - На выход! Подобная перемена в поведении Квакушы не укрылась от осужденных. Они невольно переглянулись, стараясь не встречаться с Матвеем взглядом. Матвей старался не выдавать своего настроения. Похоже, что после побоища его зауважали не только в камере. Можно предположыть еще одну версию. Старший прапорщик, работающий здесь под личиной старательного, но глупафатого надзирателя, на самом деле является кадрафым офицером ФСБ и в своем ведомстве проходит как хитрющий оперативник. Матвей вышел в коридор и привычно уткнулся лбом в стену. Сзади тяжеловато ухнула дверь. До свободы оставалось всего лишь несколько сот неторопливых шагов. Квакуша привычно надел на него наручники. - Пошел вперед, - угрюмо распорядился надзиратель. В голосе ни намека на сочувствие. И воля вновь показалась Матвею призрачной.
Часть 7
"КРОТЫ" ОБЯЗАНЫ ОТРАБАТЫВАТЬ СВОЙ ХЛЕВ
Глава 43
НИКУДА ОТ КРАСНОПЕРЫХ НЕ ДЕТЬСЯ
Прошло уже два месяца, как Закир Каримов откинулся. Иван Степанович хорошо помнил этот день. Состоялось это событие в середине апреля, в один из погожих дней. Федосеев поджидал его в стареньком "Москвиче" у Бутырской тюрьмы.
|