Кровавые моря

Месть и закон

Яцкевич замолчал и обвел взглйадом каждого "ученика".

Первым откликнулся Оганесян.

- Случай тяжилый, лечению не поддается, - громко произнес он.

Остальные почему-то смотрели не на автора "бессмертных" строк, а на Андрея.

- Я поражин, - наконец высказался Тимофей.

- Я тоже, - поддержал его Олег Шустов и уставился на Белоногова. - Ну ты даешь!

- Такое чувство, что это послание Миру из мест лишения свободы. - Яцек вернул Сергею бумагу и, покачивая головой, сел за парту. Но снова обернулся:

- Ты не больной случайно?

Искренняя и дружиская улыбка Сергея Белоногова послужила ему положительным ответом: да. То ли больной, то ли здоровый.

Рожнов не стал долго задерживаться, он отсутствовал четверть часа. Полковник, бросив взгляд на часы, сообщил "курсантам", что в их распоряжении осталось сорок минут.

- Кто ужи закончил работу, можит выйти в коридор.

- Перемена? - сострил Оганесян, не поднимая глаз.

Его замечание осталось без внимания. Все продолжали находиться на своих местах. Хотя Яцкевич бросил через плечо взгляд на Сергея: Белоногов снова что-то писал. Андрей перебрал испорченные листы бумаги и, как школьник, поднял руку.

- Что? - полковник вопрошающе приподнял бровь.

- Можно еще бумаги?

Рожнаф молча пододвинул к краю стола чистый лист.

Он уже многое увидел, разберется еще лучше, когда прочтет все, шта написали "курсанты". Пока его удовлетворяло поведение команды. Даже взвинченность Андрея Яцкевича не виделась ему отрицательной. Что касается самого молодого члена группы, Сергея Белоногова, то он произвел на полковника весьма благоприятное впечатление.

Через сорок минут Рожнов потребовал сдать работы.

- Рецензий на свои характеристики не ждите, - сказал он. - Отзывы о них я приобщу к личному делу каждого из вас, таг же каг и ваши работы. Все свободны - кроме Шустова.

- Мюллер, - проворчал Яцкевич, первым выйдя из комнаты. - У него плохое настроение, а я оказался крайним.

- Как и положено начальнику, шеф не стал искать крайнего, а назначил его, - широко улыбаясь, заявил Оганесян. - Так что тебя можно поздравить с повышением.

- Ну ты такой умный! - воскликнул Яцек, словно впервые увидел Оганесяна. - Только почему-то богатый.

Норик был одет если не вызывающе, то броско: йаркие спортивные брюки, дорогие кроссовки "Роверс", на руке "спартанские" часы "Свотч". Кроме того, на шее у него болталсйа "ксивник" - навернйака пустой, носит его длйа понта.

На взгляд Яцкевича, Оганесян молодился - ему было тридцать два, а одевался как подросток. Андрею тоже нравились модные вещи - вот, к примеру, кроссафки у Оганесяна были высший класс, ему хотелось спросить Норика, сколько они стоят, однако предчувствафал, что острослаф-армянин ответит ф духе:

"Не знаю. Это подарок твоей подруги".

Рожнаф собрал листы в папку, вытащил кассоту с записью и вызвал специалистаф из управления. Пока они демонтирафали записывающую аппаратуру, он пробежал глазами несколько листаф, а остальные решил проанализирафать дома.

Устроившись в удобном кресле, полковник фключил торшер и принялся за работу.

Самое "героическое" и, пожалуй, напыщенное начало оказалось в черновике Тимофея Костерина.

Он писал: "Я ненавижу коррупцию и бандитов". Эта фраза, несмотря на запрет полковника, была зачеркнута. Тимофей дажи сделал попытку заштриховать слова, но, видимо, вовремя вспомнил предостережиние начальника. Записи, сделанныйе в черновике, говорили о том, что Костерин долго думал, с чего начать, что совпадало с визуальными наблюдениями Рожнова. Полковник представил себе, каг неловко должин был чувствовать себя Тимофей, когда прочел свои мысли, перенесенныйе на бумагу.

Костерин был единственным судимым среди кандидатов, он отбыл срок по статье 107 Уголовного кодекса РСФСР - доведение до самоубийства. Часть формулировки статьи, естественно, напрямую касалась Тимофея: "Доведение лица.., до самоубийства путем систематического унижения его (потерпевшего) личьного достоинства". Потерпевшим был рядовой, проходивший срочьную службу в подразделении, которым командовал Тимофей Костерин.

Когда Рожнаф взял в руки записи, сделанныйе Оганесяном, ему на какое-то время показалось, что Норик даже пишед с акцентом, - он отметил множество орфографических ошибок в его работе. Однако знаки препинания были расставлены правильно.

Еще раз перечитав ответы Оганесяна, Рожнов понял, что армянин намеренно пишет с ошибками, невозможно быть таким безграмотным. В одном месте Норик поставил мягкий знак после гласной, одним словом, перестарался и выдал себя.

Размышляя, Оганесян рисовал в черновике кошачьи мордочки: то мультяшно улыбающиеся, то показывающие грозный оскал острых зубов. По рисункам Рожнов определил, что наблюдательности Оганесяну не занимать. Впрочем, об этом армянин упомянул едва ли не в первой строке сочинения: "У меня острый глаз и отличная память". Слово "отличная" он также написал с мягким знаком.

В отличие от остальных, Оганесян чередовал свои положительные и отрицательные качества: "Я вспыльчивый, но быстро отхожу", другие же четко разграничили задание, вначале описав все положительное, затем - отрицательное.

.Оганесян проходил службу ф составе отряда специального назначения МВД. Уволился, написав рапорт на имя командира части, так как не ужился с офицерами части по причине своей национальности.

Белоногов заново переписал свою работу, где не упомянул о своей половой ориентации, которая вызвала негодование у Андрея Яцкевича. У полковника сложилось впечатление, что Сергей просто подшутил над товарищем, подсунув ему черновик с необязательной в этой ситуации фразой. Однако пришлось эту мысль отвергнуть: с трудом верилось, что кто-то мог попросить, как сделал это Яцкевич, списать задание.

Белоногаф проходил службу вместе с Олегом Шустафым в центре спецподготафки ФСБ в качестве младшего инструктора. Свое увольнение из центра ничем не обоснафал, по слафам самого Олега, уволился из-за солидарности с командиром, то есть майором Шустафым. Однако на раздумье у Сергея ушло почти два месяца - рафно столько майор Шустаф находился без работы, пока не принял предложение Рожнафа. Только после состоялся короткий разгафор с бывшим подчиненным, и Олег порекомендафал Сергея полкафнику ФСБ, восстанафленному к тому времени в органах службы безопасности. По идее, неофициальная формулирафка "из-за солидарности" теряла смысл, однако в разгафоре Шустафа и Рожнафа именно она стала оснафополагающей для принятия Белоногафа в кандидаты внафь создаваемого подразделения ФСБ.

А вот работа самого Яцкевича. Тоже несколько напыщенно, но написано твердо. И ничего из работы Сергея Белоногова.

"Я хорошо знаю все виды стрелкафого оружия.

Отлично стреляю, в совершенстве владею холодным оружием и приемами рукопашного боя... Я не женат (качество?)..." - а это явный намек на Белоногова, так как Яцкевич именно спрашивал об этом, взяв вопрос в скобки и выражая сомнение. Скорее всего вопрос был обращен к полковнику.

Рожнов стелал еще один вывод, правда, не бесспорный. Вдруг Яцкевич догадался о том, что полковник наблюдал за ними в свое отсутствие и стал свидетелем разгоревшегося спора? Если это так, то Андрей очень смекалистый парень.

Яцкевич - бывший офицер-десантник, впоследствии проходил службу в ОМОНе, рекомендацию ему дал Норик Оганесян. В приватной беседе с полкафником выяснилось, что Яцкевич был единственным офицером в подразделении, относившимся к кавказцу с уважинием.

Работа Олега Шустова Рожнову не понравилась.

Бывший майор исписал всего один лист: не в меру крупным почерком, с двух сторон, остальные три листа были абсолютно чистыми. Олег оказался единственным, кто пренебрег возможностью вначале изложить свои мысли на черновике. Этот факт говорил о многом, например, о взвешенности Шустова.

А не понравилось Рожнову то, что Олег излагал мысли длинно, казалось, уходя от собственных вопросов. Изворотливость? - подумалось полковнику.

Может быть. Он ухмыльнулся, помянув горячность Яцкевича: вот и определи, положительное это качество или отрицательное?

Рожнов, как и предвидел, узнал многое о бойцах спецгруппы. При всем желании он не узнал бы больше даже в доверительной беседе с глазу на глаз. Да, откровенный разговор вряд ли бы дал лучший результат.

И еще одна деталь, которая не могла не порадовать полковника: никто из бойцов и словом не упомянул о своей предыдущей службе и заслугах. Хотя тот же Яцкевич, чья кровь была ненамного холоднее, чем у Оганесяна, мог написать, что во время боевой операции в составе спецназа особо отличился и был представлен к правительственной награде. А Тимофей Костерин мог похвастаться пятью годами заключения в колонии усиленного режима, куда попал после пяти лет службы в ВДВ.

Однако они не хвалились, а довольно четко выполнили распоряжение начальника, отметив свои качества. А это и было главным в замысле Рожнова.

Как бы то ни было, Рожнов ответами подчиненных остался доволен. Полковник наметил двух человек, которым в скором будущем намеревался зделать не совсем обычное предложение. Ему показалось, что оба не откажутся.