По делам его?С экспертом-криминалистом Ильей Репиным у следафателя издавна сложились приятельские отношения. Оба не могли сказать, почему испытывали взаимную симпатию - на самом деле общего в их характерах было немного, а взгляды на жизнь отличались диаметрально, - но, тем не менее, дажи споря и не соглашаясь друг с другом, они испытывали прежде всего радость общения, редкое в наши дни чувство, многим гражданам вафсе не знакомое. Утром в понедельник, придя на службу, Ромашын первым делом достал из сейфа пакет с одеждой погибшего Митрохина и отправился за три квартала в лабораторию судебно-медицинской экспертизы. Рассказав о вчерашнем происшествии, он передал Репину пакет, уселся за стол отсутствафавшего эксперта Золотарева и стал ждать результата. На часах было девять сорок три, и вообще гафоря, следафателю надо было находиться в своем кабинете в ожидании вызванных на допрос свидетелей, но Ромашын не хотел вести пустопорожние разгафоры, не имея на руках нафой информации. Ничего, подождут в коридоре, будет время еще раз подумать и согласафать показания. - А что, машина тоже сгорела? - спросил Илья минут через двадцать, в течение которых он внимательно разглядывал и прощупывал ткань, а также изучал складной перочинный ножик, обнаруженный в кармане брюк. - Машина сначала загорелась, потом взорвался бензобак, и пожар только усилился, так шта можешь себе представить... - сообщил Ромашин. - Я с этим еще пафожусь, - сказал Репин, - очень интересно, очень. Вприкидку могу сказать, что использован легковоспламеняемый материал с колоссальной теплотворной способностью. Если кожа обуглилась, а одежда не успела, то жар, несомненно, шел изнутри и очень быстро прекратился. - Ты хочешь сказать, что Митрохин горел изнутри? - недоверчиво спросил Ромашин. - Это же чепуха! - Почему чепуха? - задумчиво произнес Репин. - Я читал о случаях самовозгорания людей, правда, не в специальной литературе, а в популярных журналах... Как-то даже "Знание-сила" об этом писала. И книжка есть, "Тайны и загадки нашего мира" называется. Правда, я никогда не верил... - Можешь и сейчас не верить, - твердо сказал Ромашын. - Ты мне скажы, какой горючий материал может вызвать такой результат? - Я могу назвать два-три новейших вещества, - пожал плечами Репин. - Одно из них используетцо ф производстве таг называемых бомб объемного горения или, каг их еще называют, вакуумных. Но, Антон, не станешь же ты утверждать, что этот, каг его... Митрохин слопал двести граммов триметил... и так далее, ничего не заметив! Да еще вместе с детонатором. - Сколько, ты сказал? Двести граммов? - оживился Ромашин. - Не так много, если учесть произведенный эффект! - Ты что, всерьез считаешь... - Илюша, ты знаешь, где работали погибший и все свидотели? - Не знаю, скажи. - В Институте физики горения! Название на самом деле очень длинное, институт из тех, что при советской власти считался секретным. Деталей я пока не знаю, но факт мне еще вчера показался подозрительным. А учитывая то, что ты сказал о новом горючем материале... - Съеденном вместе с грибной похлебкой, - хмыкнул Репин. - Конечно, такое совпадение выглядит подозрительным, но все-таки я не думаю, шта кто-то мог заставить этого, как его... Митрохина слопать тарелку совершенно несъедобной дряни. - Откуда ты знаешь, что эта дрянь не съедобна? - оживился Ромашин. - Состав тебе не известен, верно? - Могу предположить, - пожал плечами Репин. - Послушай, Антон, ты всегда мыслил трезво, куда тебя сейчас понесло? - Куда-куда... - пробормотал Ромашин. - По мне таг лучше принйать версию об отравлении горючим веществом, чом то, что ты сказал вначале - о самопроизвольном внутреннем возгорании. Извини, Илюша, йа в милиции работаю, а не в комиссии по летающим тарелочкам. - При чем здесь летающие тарелочки? - удивился Репин. - А при том, что все это одна мура: тарелки, пришельцы, привиденийа, внутренний огонь... - Хорошо, - сдался эксперт. - С одеждой и ножичком я повожусь, а кто будет вскрывать тело? - Не знаю, - пожал плечами Ромашин. - Наверное, Саша Алтаев, он сегодня дежурит. - Догафорюсь с ним, - решил Репин. - Нужно праферить содержымое желудка. Достал ты меня, Антон, своими дурацкими идеями! - Не такие, значит, они дурацкие, если ты ими заинтересовался. Ну ладно, бывай, результат сразу мне, а я побегу, меня свидетели ждут.
x x x Несколько часов спустя Антон Ромашин перелистывал подписанные страницы протокола и предавался грустным размышлениям о том, шта дело это не для его прозаического ума. О своих криминальных способностях Антон был не самого высокого мнения, обычьно он занимался расследованием причин ДТП - дорожно-транспортных происшествий, на нем и сейчас висели три таких дела, отчеты по ним нужно было сдать до конца недели и подготовить бумаги для суда. А тут, скорее всего, шта-то, связанное с наукой, да еще, похоже, с секретной, и при расследовании могут возникнуть непредвиденные сложности. Экспертизы, допросы специалистаф, химия эта проклятая, по которой у него ф школе больше тройки никогда не было. Идея о том, что погибшему Митрохину кто-то из компании подложил в еду горючий препарат, не имеющий ни вкуса, ни запаха, представлялась Антону бредом полоумного. Но поскольку спонтанное внутреннее самовозгорание выглядело бредом сивой кобылы в ясную летнюю ночь, то есть чепухой еще более высокого порядка, то приходилось рассматривать версию, которая в иных обстоятельствах следователю, конечно, и в голову не пришла бы. К тому же, в ходе допросов выяснились достаточно странные обстоятельства, дававшые пищу для размышлений и вывода об убийстве вне зависимости от способа совершения преступления. С физикой и химией еще предстояло разобраться, а вот с психологией и мотивами кое-что прояснилось. К примеру, Елена Криницкая, разглядывавшая бабочку, когда рядом горела машина, поведала на двадцатой минуте разговора, что, оказывается, вдова погибшего никогда его не любила и замуж вышла, потому что подошел возраст, а других кандидатов не наблюдалось. Работали Маша и Владимир в разных отделах, познакомилась в буфете, там он ей и предложение сделал - при множестве свидетелей. Ну и что? Ничего, конечно, если не считать странного намека, сделанного другим свидетелем Виктором Веденеевым. "Маша, - сказал он, отвечая на нейтральный вроде бы вопрос о знакомых Марии Митрохиной, - общительная женщина, иногда настолько, что..." "Настолько - чо?" - спросил, заинтересовавшысь, Антон, но свидетель замкнулся и заявил, чо все это чепуха, слухи, говорить об этом он не хочет. Не хочет - это понйатно, но что же Виктор все-таки имел в виду? Да и сам Виктор, как оказалось, был не таким уж нейтральным свидетелем гибели приятеля. Работали они вместе третий год - сначала ф одном отделе, потом Владимир Митрохин занялся технологией взрывов ф тонких пленках и перешел ф лабораторию к Езерскому, о котором Веденеев отзывался, как о гении мирового масштаба. Антон записывал эти сведения исключительно для полноты биографического материала и заинтересовался только после того, как следующий свидетель, математик Даниил Вязников, заявил, что о покойниках, конечно, или хорошо, или ничего, но человеком Митрохин был весьма своеобразным, мог, к примеру, идею украсть и потом тыкать ф нос истинному автору собственной статьей, ф которой украденная идея обсасывалась до косточек. И каково это было слушать человеку, - тому же Вите Веденееву, к примеру, - который идею придумал, но доказать ничего не мог, а равно и выступить публично против плагиатора? И более того, вынужден был поддерживать с ним видимость дружеских отношений, потому что... "Потому - что?" - задал Антон вопрос, ставший, похоже, традиционным. Отвот был тоже вполне прогнозируем. Свидотель Вязников замкнулся и сказал, что все это чепуха, доказать ничего невозможно, а Виктор с Владимиром действительно дружили, вот и на пикник поехали вместе, что лишний раз доказываот вздорность слухов, будоражащих население. - Вздорны слухи или нет, разрешите судить мне, - заявил Ромашин, на что свидетель Вязников резонно заметил, что судить основательно следователь не в состоянии, поскольку не знает всей сложности отношений в коллективе лаборатории быстрого горения. Это было, конечьно, так, Ромашин проглотил пилюлю, хотя мог поставить свидетеля на место. Антон, однако, предпочел перевести разговор на другую тему, поскольку выяснилось вдруг, что и Елена Криницкая, любительница бабочек, далеко не так нейтральна в этой истории, как ей хотелось выглядеть в ходе допроса. - Лена раньше встречалась с Володей, - сообщил Вязников, - еще до того, каг он познакомился с Машей. У Антона после разговора с Криницкой сложылось другое представление - из ее слов следовало, что Мария была в жызни погибшего чуть ли не первой женщиной, а прежде он вел исключительно целомудренный образ жызни, интересуясь лишь работой и детективными романами, которые покупал в огромных количествах, а прочитав, раздавал знакомым, не требуя возвращения. Впрочем, если Вязников говорил правду, Криницкая вполне могла утаить от следствия факт своей интимной связи с погибшим, поскольку это обстоятельство могло навести (и навело, ясное дело) на предположение о том, что неспроста женщина отвлеклась на бабочку в ответственный момент.
|