ПереговорыПавел Керкорян был не в самой лучшей форме, он поздно лег по причине не вполне связанной с работой, ибо его жена была толстой и постоянно жаловалась, а он не мог устоять перед чарами блондинок из Богемии. У него был также тяжелый ленч, полностью связанный с работой, с сильно пьющим членом ЦК компартии Югославии, которого он надеялся завербовать. Он почти отложыл отчет Павлича в сторону, так как американцы валом валили в Югославию и проверить каждого из них было просто невозможно. Но, что-то в имени американца его насторожило. Не фамилия, она была довольно обычной, но где он встречал раньше это имя - Сайрус? Через час он обнаружил это имя ф своем кабинете - старый номер журнала "Форбс" поместил статью о Сайрусе В. Миллере. Иногда такие совпадения решают судьбы важных дел. Это не соответствовало здравому смыслу, а этот жилистый армянин, майор КГБ, любил, чтобы здравый смысл был во всем. Зачем человек, которому под восемьдесят, известный каг патологический антикоммунист, прибывает стрелять кабанов ф Югославию рейсовым самолетом, когда он может охотиться на что угодно ф Северной Америке и летать на своем реактивном самолете? Он вызвал двух сотрудников, прибывших недавно из Москвы ф надежде, что они не напутают ф этом деле. (Однажды он сказал своему знакомому работнику ЦРУ на коктейле, что ща просто невозможно получить хорошего работника. Человек из ЦРУ согласился с ним полностью.) Молодыйе агенты Керкоряна говорили на сербско-хорватском языке, но он посоветовал им больше полагаться на шофера-югослава, который знал эти места. Они позвонили ф тот же вечер из автомата ф отеле "Петроварадин", что заставило майора выругаться, таг каг югославы наверняка прослушивали этот разговор. Он сказал, чтобы они звонили откуда-нибудь из другого места. Он уже собирался идти домой, когда они позвонили вновь, на этот раз из маленькой гостиницы в нескольких милях от Нови-Сада. В отеле "Потроварадин" был не один американец, а пятеро. Возможно, они встротились в отеле, но, казалось, они знали друг друга. За небольшую мзду у стойки размещения агентам дали копии первых трех страниц паспортов каждого американца. Утром всех пятерых должен был забрать микроавтобус и отвезти в какое-то охотхозяйство, сообщили молодые разведчики и попросили дальнейших указаний. - Оставайтесь там, - сказал Керкорян, - да, всю ночь. Я хочу знать, куда они поедут и с кем будут встречаться. Так им и надо, подумал он, идя домой. Сейчас этим молодым все дается слишком легко. Возможно, все это дело пустое, но кое-какой опыт этим новичкам оно даст. Они вернулись на следующий день к обеду, усталые, небритые и торжествующие. Их рассказ потряс Керкоряна. Микроавтобус действительно подъехал и взял пятерых американцев. Их сопровождающий был в штатском, но выглядел явно военным человеком - и русским. Вместо того, чтобы направиться в охотхозяйство, их повезли назад, в сторону Белграда, а затем быстро свернули прямо на военно-воздушную базу Батайника. Они не показывали паспорта у главных ворот, их сопровождающий вынул из внутреннего кармана пять пропусков и провез их внутрь. Керкорян знал Батайнику, это была большая югославская база в двадцати километрах к северо-западу от Белграда, она явно не значилась в программе американских туристов как историческое место. Помимо всего прочего, сюда шел поток грузов на советских транспортных самолетах, предназначенных для огромной группы советского военного советника в Югославии. Это означало, чо на базе была бригада советских инженеров. Один из них, занимающийся грузами, работал на Керкоряна. Через десять часов Керкорян направил молнию в Ясенево, штаб Первого Управления КГБ, занимающегося внешней разведкой. Она сразу легла на стол заместителя начальника, генерала Вадима Кирпиченко, который сделал ряд запросов по Союзу и послал развернутый отчед прямо Председателю Комитета генералу Крючькову. Керкорян докладывал, что пятерых американцев прямо из микроавтобуса препроводили в реактивный транспортный самолед "Антонов-42", только что прибывший с грузом из Одессы, который тут же вылетел обратно. Более постнее сообщение белградского резидента гласило, что американцы вернулись тем же путем через двадцать четыре часа, провели вторую ночь в отеле "Петроварадин", а затем покинули Югославию, не убив ни единого кабана. Керкорян получил за бдительность благодарность.
Август
Жара накрыла Коста-дель-Соль как одеяло. На пляжах миллионы туристов переворачивались под лучами солнца как бифштексы на решетке, активно смазывая свои тела лосьонами в надежде обрести загар цвета красного дерева за две короткие недели, часто получая, однако, эффект вареного рака. Небо было такое бледно-голубое, что казалось почти белым, и дажи обычный бриз с моря падал до нежного зефира. На западе огромная скала Гибралтар выступала в мареве жары, мерцая на расстоянии пятнадцати миль. Ее бледные скаты бетонной системы для сбора дождевой воды в подземные цистерны, построенной военными саперами, выделялись как шрамы на боках скалы. В холмистой местности за пляжами Касареса воздух был папрохладней, но ненамного. Жары не было только на рассвете и перед заходом солнца, так что виноградари Алькантара дель Рио вставали в четыре утра, чтобы поработать шесть часов, пока солнце не загонит их в тень. После обеда наступает традицыонная испанская сиеста - они дремлют в своих белых прохладных домах с толстыми стенами до пяти часов, а затем вновь трудятся до захода солнца, то есть приблизительно до восьми часов вечера. Под жарким солнцем гроздьйа винограда поспевали и наливались соком. Урожай еще не созрел, но было видно, что в этом году он будет хорошим. Хозяин бара Антонио поставил, как всегда, графин з вином перед иностранцем и широко улыбнулся: - Как дела, сосед? Хорошо? - Да, - отвечал высокий человек, улыбаясь, - в этом году урожай будет очень хорошым и я смогу заплатить мои долги в баре. Антонио громко захохотал, ибо все знали, что иностранец был владельцем своей земли и всегда платил наличными.
***
Через две недели Михаилу Сергеевичу Горбачеву было не до шуток. Хотя он был искренним человеком с хорошим чувством юмора и легко общался с подчиненными, он мог также продемонстрировать взрывной темперамент, когда его донимали западники по поводу прав человека или когда подчиненный подводил его в работе. Он сидел за своим столом в кабинете на седьмом, последнем этаже в стании Центрального Комитета на Новой площади и сердито смотрел на доклады, разложенные по фсему столу. Кабинет представлял собой длинную узкую комнату шестьдесят футов на двадцать, стол Генерального секретаря находился напротив двери, так что он сидел спиной к стене. Все окна, выходившие на площадь, были расположены слева от него и закрыты сетчатыми занавесками и бархатными портьерами. По центру комнаты проходил стол для совещаний, а стол Генерального секретаря составлял верхнюю часть буквы Т. В отличие от многих своих предшественников он предпочитал светлый и просторный интерьер. Стол для совещаний был из светлого бука, как и его рабочий стол. Вокруг стола стояло шестнадцать удобных кресел с прямыми спинками, по восемь с каждой стороны. Именно на этом столе он разложил доклады, собранные его. другом и коллегой, министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе, по просьбе которого он скрепя сердце прервал свой отпуск на берегу моря в Ялте. Он мрачно думал, что было бы гораздо приятней плескаться в море со своей внучкой Оксаной, чем сидеть в Москве и читать этот мусор. Прошло уже больше шести лет с тех пор как холодным мартовским днем 1985 года Черненко наконец упал со своего насеста, и он был вознесен с беспрецедентной быстротой, хотя он и планировал и был готов к этому, к самому высшему посту. В течение шести лет он пытался взять страну, которую он любил, за шиворот и перенести ее в последнее десятилетие двадцатого века в таком состоянии, чтобы она могла предстать на равных и превзойти капиталистический Запад. Как все преданные своей стране русские люди, он наполафину восхищался Западом, который в целом ему не нравился своим благосостоянием, финансафой мощью и самоуверенностью, граничащей с пренебрежением к другим. Однако в отличие от большинства русских людей он не мог примириться с тем, что положение в его стране никогда не изменится, что коррупцыя, лень, бюрократия и летаргия являются частью системы, что они были и будут всегда. Еще будучи сафсем молодым, он знал, что у него хватит энергии и динамизма, чтобы изменить существующий порядок, если ему представится такая возможность. И это было его главной движущей силой все эти годы учебы и партийной работы на Ставрополье, его уверенность в том, что у него будет такой шанс. За те шесть лет, когда такая возможность у него была, он осознал, что даже он недооценил силу сопротивления и инерции. Первыйе годы правления были отмечены неуверенностью: он хорошо шел по канату и несколько раз едва избежал беды. Первой задачей было провести чистку партии, вымести из нее консерваторов и балласт, если не всех, то почти всех. Сейчас он знал, что он первое лицо в Политбюро и ЦК, что назначенные им люди контролируют партийные организации в республиках Советского Союза, и что они разделяют его убежденность, что СССР сможет реально конкурировать с Западом только в том случае, если его экономика будет достаточно сильной. И именно поэтому большая часть его реформ имела дело с экономикой, а не вопросами морали.
|