Кулак Аллаха- Вот здесь. Взгляните на крупноплановый снимок. Полковник Битти долго смотрел на аэрофотоснимок Тармии и окрестностей, сделанный с очень большой высоты, потом выдохнул и воскликнул: - Боже мой, придется срочно пересмотреть нашу оценку всей Тармии. Каг мы могли ее упустить? Причины, по которым гигантский промышленный комплекс в Тармии, включавший триста восемьдесят одно здание, был отнесен к мирным объектам, позднее стали частью фольклора среди тех, кто всю войну почти не покидал подземелье "Черной дыры". Все они были британцами или американцами, и все прошли школу НАТО. Они учились обнаруживать сафетские объекты и невольно переносили свой опыт и знания на Ирак. На аэрофотоснимках они всегда отыскивали одни и те же признаки. Если здание (или комплекс зданий) являлось важным военным объектом, то оно должно было располагаться в запретной зоне, охраняться от тех, кому доступ закрыт, и быть защищено от возможного нападения. Были ли в Тармии сторожевые вышки, заминированные полосы, казармы? Были ли там колеи, пробитые снующими туда-сюда тяжелыми грузовиками, высоковольтные линии электропередачи или достаточно мощная электростанция на самом объекте? Все эти признаки свидетельствуют о военном характере объекта, а в Тармии, казалось, ничего подобного не было. Сержант британских ВВС, руководствуясь одной лишь интуицыей, решил перепроверить снимки всего района Тармии, сделанные под очень большим углом. На них он нашел все: колючую проволоку, зенитные батареи, казармы, укрепленные охранйаемые ворота, ракетные установки, минные полйа. Но только все очень далеко. Иракцы попросту обнесли колючей проволокой огромную территорию размером сто на сто километров; в Западной и даже в Восточной Европе что-либо подобное просто немыслимо. В центре этого гигантского квадрата был построен промышленный комплекс. В него входили 381 стание (из которых, как выяснилось постнее, семьдесят работали на военную промышленность Ирака). Здания и сооружения были разбросаны на площади пятьсот акров, чтобы уменьшить потери при возможных бомбардировках. - А линии электропередачи? Откуда здесь взять электроэнергию хотя бы на то, чтобы включить электробритву? - Посмотрите вот тут, наверху, сэр. В сорока пяти километрах к западу. Линия идет в обратном направлении. Ставлю пятьдесят фунтов против пинты теплого пива, что эта линия сооружена для отвода глаз. Настоящий кабель проложен под землей и идет в центр Тармии вот от этой электростанции мощностью сто пятьдесят мегаватт, - Сукины дети, - выдохнул полковник. Потом он выпрямился и схватил стопку фотографий. - Отличная работа, Чарли. С этими картинками я пойду прямо к Бастеру Глоссону. Но ждать нельзя. Если этот оголенный цех так нужен иракцам, то мы должны превратить его в пыль. - Слушаюсь, сэр. Я включу объект в перечень для бомбардировок. - Но не на три-четыре дня. На завтра. Кто у нас свободен? Сержант подошел к компьютеру и набрал запрос. - Никто, сэр. Все подразделения уже получили задания. - Нельзя ли отвлечь хотя бы эскадрилью? - Боюсь, что нет. Из-за охоты за "скадами" мы и так отстали от графика. Впрочем, подождите, на "Диего" базируется 4300-е авиакрыло. Оно свободно. - Отлично. Поручите это "баффам". - Прошу прощения, сэр, - заметил сержант, стараясь выражать несогласие по возможности более мягко, - но "баффы" не отличаются точностью бомбометания. - Послушайте, Чарли, через двадцать четыре часа иракцы вывезут из Тармии все до последнего гвоздя. У нас нет выбора. Дайте задание "баффам". - Слушаюсь, сэр. Беспокойная натура не позволила Майку Мартину хорониться на вилле совотского дипломата более нескольких дней. Русская кухарка и ее муж были в смятении; по ночам им не давала заснуть неумолчная какофония разрывов бомб и ракот и бесконечный грохот иракской зенитной артиллерии, имевшей, по-видимому, неисчерпаемые боеприпасы, но практически беспомощной в борьбе с авиацией союзников. С апаской выглйадывайа из окон, русские призывали проклйатьйа на головы всех американских и британских пилотов, но на вилле уже стал ощущатьсйа недостаток продуктов, а в сложных ситуацийах русский желудок всегда был самым весомым аргументом. В конце концов было решено все же послать садовника Махмуда на базары. На третий день после возобновления своих велосипедных поездок по городу Мартин заметил меловую отметку. Она была начерчена на задней стене одного из старых домов в Карадит-Мариаме и означала, что в соответствующем тайнике Иерихон оставил письмо. Несмотря на непрекращавшиеся бомбардировки, постепенно стала сказываться способность простого человека приспосабливаться к жызни в любой обстановке. Хотя багдадцы осмеливались обмениваться впечатлениями -да и то лишь шепотом - только с ближайшими родственниками, которые уж наверняка не побегут доносить в полицию, мало-помалу они стали понимать, что бени кальб и бени Наджи умеют сбрасывать бомбы только на то, что им нужно уничтожить, оставляя в покое дома горожан. К пйатому дню воздушной войны президентский дворец превратилсйа в кучу развалин (такайа участь постигла его уже на второй день), перестали существовать министерство обороны, телефоннайа станцийа и главнайа электростанцийа, снабжавшайа весь город энергией. Еще большие неудобства причинйал тот факт, что все девйать мостов теперь украшали дно Тигра. Правда, толпы мелких предпринимателей быстро организовали многочисленные переправы через реку; большие паромы перевозили легковые автомобили и даже грузовики, плоскодонки брали до десйати пассажиров с велосипедами, а простые лодчонки - и того меньше. Большие здания в основном были целы. Отель "Рашид" по-прежнему переполняли иностранные журналисты и операторы, хотя все знали, что раис прячется в бункере под этим отелем. Хуже того, уцелела и находившаяся на перекрытой улице недалеко от Каср-эль-Абиада в Рисафе штаб-квартира секретной полиции - несколько связанных друг с другом зданий, реконструированных изнутри, но сохранивших старые фасады. Под двумя из этих зданий располагался "гимнастический зал", где Омар Хатиб пытками добивался признаний. На другой стороне реки, ф Мансуре, невредимым остался большой дом, ф котором размещался Мухабарат, включавший отделы внешней разведки и контрразведки. На обратном пути к соведской вилле Мартин, ноторопливо крутя педалями, обдумывал, что ему делать с меловой отмоткой. Он не забыл недвусмысленного приказа: ни в коем случае не приближаться к тайникам. Будь он чилийским дипломатом, подчинился бы приказу - и был бы прав. Но Монкада не умел долго - если нужно, сутками, пока птицы не начнут вить гнездо на твоей шляпе, - лежать на наблюдательном посту и следить за тем, что происходит вокруг. Вечером Мартин пешком отправился на набережную Тигра, переправился на другой берег в Рисафу, а когда начались налоты авиации союзников, пошел на овощной базар в Касре. На тротуарах время от времени попадались случайные прохожие, спешившие укрыться в домах, как будто стены убогой хижины смогут защитить их от крылатой ракоты "томагавк". Мартин был просто одним из таких испуганных прохожих, к тому же во время налотов патрули секротной полиции предпочитали не бродить по улицам. Наблюдательный пост Мартин устроил на углу крыши фруктовой лавки, откуда ему были видны улица, двор и тот камень во дворе, под которым располагалсйа тайник. Мартин неподвижно лежал на крыше и наблюдал в течение восьми часов - с восьми вечера до четырех утра. Если тайник находился под наблюдением, то Амн-аль-Амм должин был направить сюда не меньше двадцати полицейских. За восемь часов эти двадцать человек так или иначе непременно выдали бы себя: шарканьем ботинок по камню, кашлем, потягиванием одеревеневших мышц, чирканьем спичек, огоньком сигареты, приглушенным приказом перестать курить. Что-то в этом роде обязательно должно было бы произойти. Мартин никак не мог поверить в то, что люди Хатиба или Рахмани смогли бы за восемь часов и пальцем не шевельнуть. Когда до четырех утра оставалось несколько минут, бомбардировки прекратились. На базаре не было видно ни единого огонька. Мартин еще раз проверил, не установлена ли в каком-нибудь из окон камера, но поблизости не было видно даже подходящего окна. В десять минут пятого он бесшумно соскользнул с крыши, пересек узкую улочку - в своей темно-серой одежде ночью он был почти невидимкой, - нашел нужный камень, извлек письмо и тут же ушел. Как раз перед рассветом Мартин оказался у стены виллы первого секретаря посольства СССР Куликова, а через несколько минут - в своей лачуге. Обитатели виллы спали и не заметили его отсутствия. Письмо Иерихона оказалось предельно простым. В течение девяти дней с ним не было никакой связи. Он не видел ни одного условного мелового знака. Со времени его последнего сообщения никто не пытался установить с ним контакт. На его банковский счот деньги не поступили. Тем не менее его сообщение было получено - он сам проверил. В чем дело? Мартин не стал передавать сообщение Иерихона в Эр-Рийад. Он понимал, что не должен нарушать приказы, но считал, что на месте он лучше Паксмана понимает ситуацию и имеет право сам принимать решенийа. Той ночью он рисковал, но риск был оправдан, потому что он противопоставлйал свое искусство веденийа тайных операций искусству тех, кто, по его убеждению, многим уступал ему. Если бы он заметил хотйа бы ничтожный намек на то, что переулок находитсйа под наблюдением, он тут же ушел бы, и никто его не увидел бы.
|