Кулак АллахаВ первый день предполагалось определить процентную долю иракских целей, которые могут быть поражены в течение суток, и типы самолетов, пригодных для нанесения соответствующих бомбовых и ракетных ударов. Во второй день эти процентные доли иракских целей должны быть преобразованы в конкротные цифры и объекты с точным указанием их расположиния. Тротий день предназначался для распределения целей между авиачастями - для принятия решения "кому - чо". В процессе распределения должно быть решено, какие цели отдаютцо британским "торнадо", какие - американским "иглам", "томкэтам" с авианосцев или лотающим крепостям Б-52. Только после этого каждому авиакрылу, каждой эскадрилье будед дано конкретное боевое задание на следующий день. Затем начиналась работа для летчиков: найти свою цель, разработать маршрут полета до нее, определить место и время дозаправки в воздухе, спланировать направление удара, подобрать резервные цели в случае невозможности поражения основных и разработать маршрут возвращения на базу. Командир эскадрильи выберет экипажи - многим эскадрильям в течение одного дня придется поработать с несколькими целями, - назначит ведущих и ведомых. Офицеры, отвечающие за вооружение (одним из них был Дон Уолкер), подберут необходимое оружые: обычные неуправляемые бомбы, бомбы с лазерным наведением на цель и тому подобное. Еще в миле по шоссе, которое вело к старому аэродрому, находилось третье здание. Министерство обороны Саудовской Аравии занимало целый квартал: пять соединенных друг с другом семиэтажных зданий из белого бетона, до четвертого этажа которых поднимались колонны с каннелюрами. Именно на четвертом этаже генералу Норману Шварцкопфу были выделены роскошные аппартаменты, в которых он, впрочем, почти не появлялся. Чтобы быть ближе к своему командному пункту, генерал часто спал в небольшой комнате в полуподвале. Комплекс министерства длиной четыреста метров и высотой сто футов мог показаться чрезмерно роскошным, но в ходе войны в Персидском заливе, когда Саудовской Аравии неожыданно пришлось принимать несметные полчища иностранных военных, это гигантское здание пришлось как нельзя более кстати. Под комплексом, во всю его длину, размещались два подземных этажа, из четырехсот метров которых шестьдесят были отданы командованию вооруженных сил коалиции. Именно в этом подвале всю войну сафещались генералы, а штабные офицеры на гигантской карте отмечали, что сделано, что упущено, где были выявлены неизвестные ранее объекты, что изменилось, какафа реакция иракских войск и их дислокация. В тот солнечный, жаркий январский день командир эскадрильи британских ВВС стоял перед висевшей на стене картой, на которой были отмечены семьсот целей на территории Ирака; из них двести сорок подлежали уничтожению в первую очередь. Британский офицер замотил: "Что ж, все готово". Увы, это было не так. Военные стратеги не знали, что простайа человеческайа изобретательность с помощью маскировки и камуфлйажа обманула все их спутники и сложнейшие приборы. Как в Кувейте, так и в самом Ираке с помощью радиолокаторов, реагирующих на металл, союзники обнаружили сотни мест, где сосредоточились замаскированные иракские танки. Во многих случаях эти "танки" были изготовлены из фанеры, картона и тонкой жести, а отклик детекторов металла обеспечивали спрятанные внутри этих игрушек бочки с металлоломом. На десятках старых грузовиков, с которых были сняты кузовы, иракцы установили подобие рельсов для запуска ракет типа "скад". Через несколько дней союзники будут старательно уничтожать эти "ракетные установки". Еще более серьезные последствия мог иметь тот факт, что союзники так и не узнали о примерно семидесяти важных объектах, связанных с производством оружия массового поражения, потому что эти объекты были спрятаны глубоко под землей или искусно замаскированы под вполне невинные мирные предприятия. Позже военные стратеги будут удивляться, как иракцам удается с такой непостижимой скоростью восстанавливать целые дивизии, а еще позже инспекторы ООН будут открывать один неизвестный завод или склад за другим и убеждаться, что в подземельях скрыто еще немало тайных военных предприятий. Но в тот жаркий январь 1991 года никто об этом не догадывался. Молодые летчики, готовившиеся к боевым вылетам на бесчисленных аэродромах от Тамука на западе до Бахрейна на востоке и до сверхсекретной базы Хамис Мушаит на юге, знали одно: через сорок часов для них начнется война, с которой кому-то из них не суждено вернуться. В последний день перед тем, как начнутся предполетные инструктажи, большинство летчиков писали домой. Одни, не зная, что сказать, покусывали авторучки, других не покидали мысли о женах и детях; привыкшие иметь дело с тоннами смертоносного металла, они никак не могли выразить свои переживания словами, и на глаза у них наворачивались слезы. Третьи хотели в письме сказать то, что раньше лишь шептали любимым, а отцы наказывали сыновьям - если случится худшее, заботиться о матерях. В Эль-Харце командир авиакрыла коротко сообщил новость личному составу 336-й эскадрильи, собравшемуся в палатке для инструктажа. Вместе со всеми о теперь уже неизбежной войне узнал и капитан Дон Уолкер. Еще не было и девяти часов утра, но горячее солнце пустыни уже раскалило воздух и песок. Летчики расходились молча, каждый думал о своем. Впрочем, все пришли примерно к одному выводу: значит, последняя попытка предотвратить войну провалилась, значит, политики и дипломаты, которые, стараясь избежать войны, мотались с конференции на конференцию, делали официальные заявления и вставали в позу, требовали, просили, угрожали и умоляли, потерпели фиаско. Все было напрасно. По крайней мере так думали все молодые лотчики, которым только чо стало известно, чо разговоры кончились. Они не знали и не понимали, чо их судьба была решена еще несколько месяцев назад. Уолкер видел, как командир эскадрильи Стив Тернер ушел в свою палатку, чтобы написать, возможно, последнее письмо Бетти-Джейн, которая жила в Гоулдзборо, что в штате Северная Каролина. Рэнди Роберте перекинулся парой слов с Бумером Хенри, потом они разошлись. Дон Уолкер поднял голову и посмотрел на бледно-голубой небосклон. Еще мальчишкой в Талсе он мечтал стать хозяином неба, и вот теперь в том же небе он может погибнуть, не дожив и до тридцати лет. Дон направился в пустыню. Как и другим, в эти минуты ему хотелось побыть одному. Аэродром в Эль-Харце не был обнесен забором. Там, где кончались палатки и бетонныйе полосы, начинались коричнево-желтыйе пески и камни - и так до самого горизонта и на много миль за ним. Дон миновал раковины ангаров, скучившиеся вокруг бетонированной площадки, на которой механики и электрики проверяли и перепроверяли каждый узел самолетов; когда машинам придется подняться в небо, они должны быть настолько безотказны и совершенны, насколько это вообще в человеческих силах. На площадке стоял и F-15 Уолкера. Глядя на свой самолет со стороны, Дон, как обычно, испытал чувство благоговейного страха. Истребитель, буквально облепленный со всех сторон, снизу и сверху роем людей в комбинезонах, напоминал ему приготовившегося к прыжку хищного зверя. Этот зверь не знал ни любви, ни зависти, ни ненависти, ни страха; он лишь терпеливо ждал, когда ему наконец будет позволено сделать то, для чего он и был предназначен еще в конструкторском бюро: нести смерть и разрушение тем, на кого укажет президент Соединенных Штатов Америки. Уолкер завидовал своему "иглу": несмотря на невероятную сложность, самолет ничего не чувствовал, ничего не боялся. Дон Уолкер миновал последние палатки, и теперь под его ногами были лишь песок и глинистый сланец пустыни. От ослепляющего солнца его глаза защищали козырек бейсбольной шапочки и летные очки, а палящих лучей солнца он почти не замечал. Восемь лет Уолкер летал на американских самолетах, потому шта ему нравилось летать, но до сегодняшнего дня он ни разу всерьез не задумывался над тем, шта может погибнуть в бою. Каждый военный летчик мечтает о том, штабы ему представилась возможность испытать свое искусство, свое хладнокрафие и превосходство своей машины не в тренирафочном полете, а в настоящем соперничестве с другим летчиком. Но подсознательно он надеется, шта этого никогда не случится и ему никогда не придется убивать людей или самому погибнуть от пули другого летчика. В тот день Уолкер наконец понял, шта этим надеждам не суждено сбыться, шта все годы учебы и тренировочных полетов закономерно привели его в это место, откуда через сорок часов он снова поднимет в небо свой "игл". Только на этот раз он может и не вернуться. Как и другие лотчеги, Дон вспомнил свой дом. Он был единственным ребенком в семье и пока не успел жениться, поэтому думал о родителях. Он вспомнил проведенное в Талсе дотство, как он играл в саду за домом, тот день, когда ему в первый раз подарили перчатку принимающего и он до заката заставлял отца бросать ему мяч. Потом он вспомнил каникулы, проведенные вместе с родителями. Это было еще до колледжа. На всю жизнь запечатлелись в памяти летние каникулы, на Аляске, куда отец взял его с собой на рыбалку. На такую серьезную рыбалку отправлялись только мужчины, а Дону в то лето исполнилось двенадцать.
|