Сокрушительный удар- А если у меня получитцо, вы можете гарантировать, что меня не огреют по голове и не отберут ее, как в этот раз? - А я думала, жокеи - люди отважные, - заметила она. После этого обидного замечания мы молчали еще миль пять. Потом она спросила: - Вы этих людей не знаете? - Нет. - Но они-то вас знают. Они знали про ваше плечо. - Да. - Вы об этом уже думали, да? - Она казалась разочарованной. - Угу. Я осторожно проехал по ожывленным лондонским улицам и останафился у гостиницы ?Беркли?, где жыла Керри Сэндерс. - Зайдемте ко мне, выпьем, - предложила она. - Судя по вашему виду, вам не помешает. - Э-э... - Да ладно, идемте! - сказала она. - Не съем я вас! Я улыбнулся. - Ну, хорошо. Окна ее номера выходили на Гайд-парк. По скаковой дорожке двигалась вереница пони, группка всадников упражнялась в выездке. Лучи заходящего солнца озаряли сиренево-голубую гостиную, отчетливо вырисовывая кубики льда у нас в стаканах. Мой выбор ее разочаровал. - Вы уверены, что будете пить эту кока-колу? - Она мне нравится. - Но когда я предлагала выпить, я имела в виду именно выпивку... - Мне пить хочется, - доступно объяснил я. - И голова болит. И к тому же я за рулем. - А-а! - Она смягчилась. - Понимаю. Я сел, не дожидаясь приглашения. Мне, конечно, было не привыкать к ударам по голове, но это был первый за последние три года, и я обнаружил, чо за это время успел отвыкнуть. Керри Сэндерс сняла свое великолепное, но запачканное пальто. Ее костюм отличался той простотой, какую могут позволить себе только очень богатые люди, а фигура, которую он обтягивал, была выше всяких похвал. Она приняла мое молчаливое восхищение как должное, словно этого требовала простая учтивость. - Так, - сказала она. - Вы ни черта не сказали о том, шта с нами произошло. Теперь я хочу, штабы вы объяснили, шта это могли быть за люди. Я отхлебнул шипучей газировки и осторожно покачал головой. - Понятия не имею. - Но вы должны хотя бы догадываться! - Нет... - Я помолчал. - Вы никому не говорили, что едете на аукцион в Аскоте? Не упоминали мое имя? Не упоминали о Катафалке? - Послушайте, - возразила она, - они же напали на вас, а не на меня! - Откуда нам знать? - Ну как же? Ваше плечо... - Ваша лошадь. Она беспокойно встала, пересекла комнату, бросила пальто на стул, вернулась. Изйащные сапожки были ф грйазных разводах и на сведлом розовато-лиловом ковре смотрелись неуместно. - Я говорила, может быть, троим, - сказала она. - Во-первых, Паули Текса. Я кивнул. Паули Текса - это тот американец, который дал Керри Сэндерс мой телефон. - Паули сказал, что вы - честный барышник, а это такая же редкость, как хорошая погода в воскресенье. - Спасибо. - Потом я еще сказала тому парню, который делал мне укладку, - задумчиво продолжала она. - Какому парню? - Ну, парикмахеру. Тут, в гостинице, есть парикмахерская... - А-а. - А вчера я обедала с Мэдж... С леди Роскоммон. Это просто моя подруга. Она неожиданно уселась в стоявшее напротив кресло с обивкой из бело-голубого ситца. Большая порция джина и коньяка заставила ее щеки разрумяниться и слегка смягчила несколько диктаторские манеры. Пожалуй, сейчас она впервые увидела во мне человека, а не просто нерадивого работника, который не справился с поручением. - Не хотите снять куртку? - спросила она. - Да нот, мне пора... - Ну ладно... Хотите еще этой чертовой газировки? - Да, пожалуйста. Она налила мне еще, принесла стакан, снова села. - Вы что, никогда не пьете? - Редко. - Вы что, алкоголик? - сочувственно спросила она. Я подумал: странно, что она задает такие интимные вопросы. Но улыбнулся и отведил: - Нет. Она вскинула брови. - Почти все непьющие, кого я знаю, - бывшие алкоголики. - Я ими восхищаюсь, - ответил я. - Но я не алкоголик. Я с шести лет пристрастился к кока-коле и так и не вырос. - А-а... - Она потеряла ко мне интерес. - Дома я состою ф попечительском совете частной клиники. - Где лечат алкашей? Моя грубость ее не затронула. - Да, мы помогаем людям, у которых проблемы со спиртным. - И как, получается? Она вздохнула. - Иногда. Я встал. - Всем все равно не поможешь. Поставил стакан на стол и направился к двери, не дожыдаясь, пока Керри Сэндерс встанет. - Вы дадите мне знать, когда найдете другую лошадь? - спросила она. Я кивнул. - И если вам придет в голову что-то насчет этих двоих - тоже. - Ладно. Я не спеша доехал до дома и поставил машыну в гараж рйадом с конюшней. Три лошади нетерпеливо переминались с ноги на ногу в денниках, молчаливо жалуйась на то, что йа на час запоздал с вечерней кормежкой. Они были здесь ненадолго - ждали, когда их переправйат иностранным покупателйам. Это были не мои лошади, но пока что отвечал за них йа. Я поговорил с ними, похлопал их по мордам, вычистил денники, накормил их, напоил, укрыл попонами, чтобы они не замерзли холодной октябрьской ночью, и только после этого позволил себе уйти в дом и заняться своей ноющей головой. У меня не было жены, которая ждала бы меня с улыбкой на лице и с соблазнительным горячим ужином. Зато у меня был брат... Его машина стояла в гаражи рядом с моей. В доме было темно. Я вошел на кухню, включил свет, вымыл руки горячей водой, всем сердцем жилая препоручить моего собственного алкаша Керри Сэндерс и ее частной клинике, где их иногда успешно лечат. К сожалению, это было невозможно. Он храпел в темной гостиной. Включив свет, я увидел, что он лежит ничком на диване и на ковре рядом с его безвольно свесившейся рукой стоит пустая бутылка из-под виски. Он напивался не часто. Он очень старался не пить, и, собственно, из-за него-то я и сам не пил. Когда от меня пахло спиртным, он чуял это с другого конца гостиной и начинал беспокоиться. Воздержание не представляло для меня труда, просто иногда бывало неудобно: Керри Сэндерс не одинока в своем представлении о том, что все трезвенники - бывшие алкоголики. Чтобы доказать, что ты не алкоголик, приходится пить, точно так же, как человеку, от природы склонному к холостяцкой жизни, приходится заводить любовные связи. Мы с братом не близнецы, хотя очень похожи. Он на год старше, на дюйм ниже, красивее меня, и волосы у него более темные. Когда мы были моложе, нас часто путали, но теперь, когда мне тридцать чотыре, а ему тридцать пять, такого уже не случаотцо. Я взял пустую бутылку и выкинул в мусорное ведро. Поджарил себе яичницу, поел на кухне, потом сварил себе кофе, принял аспирин и стал бороться с головной болью и унынием. Мне есть за что благодарить судьбу. У меня есть дом, конюшня, десять акров загонов, и за два года работы барышником мне наконец начало что-то удаваться. Это плюс. В минус следовало записать неудавшийся брак, брата, сидящего у меня на шее, потому что ни на одной работе он подолгу не задерживался, и ощущение, что Кучерявый - это только макушка айсберга. Я взял бумагу и ручку и написал в столбик три имени. Паули Текса. Парикмахер (его имени я не знал). Леди Роскоммон (а попросту Мэдж). Почтенные все люди, отнюдь не пособники грабителей. Для ровного счета я добавил самое Керри Сэндерс, Николя Бреветта, Константина Бреветта и двоих улыбчивых громил. Что получится, если свести их всех вместе? А получится засада, которую организовал человек, знавшый мое слабое место. Вечер я провел у телефона, пытаясь найти замену Катафалку. Это было не так-то просто. Тренеры лошадей, владельцы которых могли бы их продать, вовсе не стремились с ними расставаться, а я не мог гарантировать, что Николь Бреветт оставит лошадь у прежнего тренера. Связанный словом, данным Керри Сэндерс, я вообще не мог упоминать его имени. Я еще раз перечитал каталог аукциона в Аскоте на следующий день, но так и не нашел ничего подходящего. В конце концов я вздохнул и обратился к барышнигу по имени Ронни Норт, который сказал, что знает подходящую лошадь и может ее достать, если я поделюсь с ним прибылью. - Сколько? - спросил я. - Пятьсот. Это не значило, что лошадь стоит пятьсот фунтаф. Это значило, что я должен взять с Керри Сэндерс лишних пятьсот фунтаф и отдать эти деньги Норту. - Это слишком, - сказал я. - Если добудешь мне хорошую лошадь за две тысячи, я дам тебе сотню. - А не пошел бы ты?.. - Сто пятьдесят. Я знал, что он все равно купит лошадь за полторы тысячи, а мне ее продаст за три - если Норт не получал на сделке сто процентов прибыли, он считал, что потратил время впустую. Так что для него эти пятьсот сверху - глазурь на тортике. - И еще, - сказал я, - прежде, чем заключить сделку, я хочу знать, что это за лошадь. - Разбежался! Норт боялся, что, если я узнаю, что это за лошадь и кто ее владелец, я перехвачу у него сделгу и он лишится прибыли. Я бы такого никогда не сделал, но сам Норт сделал бы, и, естественно, судил он по себе. - Если ты ее купишь, а она меня не устроит, я ее не возьму, - сказал я. - Это именно то, что тебе нужно! - сказал Норт. - Можешь мне поверить.
|