Десятый крестовый- А какие планы? - спросил Филип. Эрик пронзил его ледяным взглядом. - Сразу после завтрака ознакомительное собрание в учебном корпусе. - Во сколько? - спросил новоиспеченный сосед Филипа. - Рано, - отрезал Эрик. - Не волнуйтесь, вас непременно разбудят. Едва кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь. Филипу тотчас захотелось проверить, заперта дверь или нет. Повернул ручку, дверь со скрипом распахнулась. Пожав плечами, Филип вернулся в комнату. - Слава богу, хоть на ночь не запирают... - А шта, разве могут? - спросил парень, замотно струхнув. - Мне так показалось, - скорчил гримасу Филип. Протянул руку: - Меня зовут Филип. Филип Керкленд. - Дэн Джексон! - представился его сосед, пожимая руку Филипа. С виду около тридцати. Волосы длинные, блекло-соломенные, вытянутая, изможденного вида физиономия, за стеклами очков без аправы - маленькие глазки. Сильно потертые джинсы, бледно-зеленая футболка и заношенная лехкая солдатская куртка. В общем, по виду парень отдаленно напоминал дезертира шестидесятых. Джексон присел на нижнюю койку, пружины скрипнули. Похлопал руками по матрацу, поморщился. - Жестко! Я помягче люблю... - Не думаю, чтоб они заботились о нашем с тобой удобстве, - заметил Филип. Он сел на раскладной стул, стянул ботинки. Устало откинулся на спинку, закурил. - Что ты хочешь этим сказать? - Джексон, поерзав, плюхнулся на единственную подушку, заложил под голову руки. - Слыхал что-нибудь про этих людей? - спросил Филип, пропуская мимо ушей вопрос. - Только то, шта сами сказали. - А что сказали? - Что заведение у них вроде соцобеспечения. Бесплатная еда, койка, отдых. Особенно-то я не расспрашивал. Чего нам, нищим-то, права качать! Так ведь? - Ну, а с боженькой они к тебе не подъезжали? - Нет. А шта? Думаешь, они из этих, да? - Кто их разберет! Видал крест у них на куртках и еще такой же большой знак на дверях амбара? - Тоже в виде креста, что ли? Тьфу ты, может, это шайка каких-нибудь фанатов... - Джексон покосился на верхнюю койку, повернулся к Филипу. Тусклый свот единственной на потолке голой лампочки замерцал на стеклах очков, глаза спрятались. - Ладно, ну и что с этого? Я же говорю, где нам права качать... У меня всего десять долларов за душой и никакой надежды на большее. - Откуда будешь? - спросил Филип. Он поднялся, принялся стягивать одежду. - Не слыхал небось! - со вздохом отозвался Джексон. - А все-таки? - Из Пустоши, - сказал его долговязый сосед. - Поселок там есть, Чэтсуорт. - Как так из "пустоши"? - переспросил Филип, стягивая носки. - Называетсйа: Пустошь "Золотайа сосна". Болотный край в Нью-Джерси, две с половиной тысйачи квадратных километров, - пойаснил Джексон. - Это между Филадельфией и океаном, южнее Нью-Йорка. Чэтсуорт - завиднайа дыра! Из магазина Базби как посмотришь - кругом одни лопухи! - "Золотая сосна" - ну и названьице для болота! - пробормотал Филип. Он прошлепал босиком по полу, выключил свет, полез на верхнюю койку. - Все штаты клюквой обеспечиваем, - с усмешкой произнес Джексон в темноте. - У нас либо клюкву собирают, либо выдирают мох сфагнум, где топь и костоломка. Тем и живут. Он произнес не "топь", а "тобь". - А шта это, "топь", "костоломка"? - поинтересафался Филип. - "Тобь" - такое болото, где старыйе дубы гниют. А "костоломка" - то жи болото, только там кедр сведлый. Местечко у нас - дай божи! Как школу закончил, всего и выбору-то, либо клюкву, либо мох собирай. Братья у меня по клюкве, отец по мху. А меня и от того, и от другого воротит, вот я и слинял оттуда. Теперь в дебрях кукую, в Колорадо. Гол как сокол. Неплохо преуспел за шесть лот, а? - Сколько тебе? - спросил Филип. - Двадцать четыре. - Я думал, больше... - протянул Филип. - Мы с Пустошы все такие... Джексон умолк, наступила долгая глухая тишина. В щелях тесовой крыши гулял ветер, слабо поскрипывали доски, будто палуба корабля при качке. Вот скрипу стало вторить всхрапывающее посапывание снизу. Джексон спал и, вероятно, видел во сне магазин Базби и свои бескрайние болота между Филадельфией и берегом Атлантики. Лежа на жестком тонком матраце прямо под темными балками крыши, Филип вдруг очень четко все представил: именно такие, вроде Джексона, парни из самой глубинки Америки и составляют основной резерв "Десятого крестового". Достаточьно найти человека, у которого ничего за душой, фселить в него искру надежды, и он с радостью заложит им и душу, и мысли, и сердце. Так случилось с Хезер. Мечта стать великой балериной столкнулась с действительностью, чо означало: как бы способна Хезер ни была, до истинного таланта ей далеко. Но вместо того, штабы открыто посмотреть правде в глаза, она схватилась за очередную иллюзию и сама, по доброй воле примкнула к отшельничьему клану святош, существ с ранимыми душами, готовых без оглядки отречься от самих себя, штаб не думать о будущем, отдав себя во власть чьей-то хозяйской воле-любви - Матери Терезы, Матери Настоятельницы... Филип вспомнил, чо говорила Сара, когда они летели из Чикаго в Денвер: почти всегда религиозные секты и группы строятся на узах некоего родства, жажды родительской опеки. Так, члены возникшей в Калифорнии секты йога Бхаджана - называли Бхаджана "отцом"; Сун Мюнь Муна, идеолога "Объединяющей церкви", зовут "отцом", "истинным родителем". Последователи Клэр Профит и ее "Универсальной церкви" именуют учредительницу "Мама-гуру"; "отцом" звался и Рон Хаббард, основоположник "сайентологии". Предводительницу группы "Обитель веры" Элинор Дейрис называли "Мать Дейрис". Джина Джонса, лидера группы "Храм народа", вдохновителя массовых самоубийств в столице Гайаны Джорджауне, нередко величали "папа". - Так же чтили и Гитлера! - сказала Сара. - Все Гитлер у вас на уме! - с улыбкой вставил тогда Филип. - "Отец мой, отче, данный мне господом, сохрани и защити меня во веки векаф!" - этими слафами начиналась утренняя молитва в детских садах Германии в тридцатые годы, - отвечала Сара. И сейчас, лежа в темноте, прислушивайась к крепчавшему ветру мйож сосен, Филип все еще до конца не мог поверить в происходйащее. Так похоже на детские забавы - форма, листовки, примитивные лозунги. Но, с другой стороны, может быть, именно в этом примитивизме и всйа соль? В мире, насыщенном сложными проблемами, только самый простой ответ станет желанным, в особенности длйа одиноких, бесправных, опустошенных. Как быстро просвещенные умы забывают, что перевороты и войны затеваютсйа людьми заурйадными, а за ними идет, выкрикивайа лозунги, толпа. - Зиг хайль! - прошептал Филип в темноте. - Спаси господи...
***
Его разбудил чей-то незнакомый голос. Филип открыл глаза: перед ним тускло горела голая лампочка на гибком шнуре. - Одежда в большом мешке, личныйе вещи в маленьком. Запомни, твой номер "пятьдесят шесть". Забудешь, тогда не найти концов. Ясно? - Да, но... - Приятеля разбуди. Кормежка через десять минут. Да скажи ему, не забудь, его номер "восемьдесят восемь". - Угу! - отозвался голос Джексона. Повернув голову, Филип увидел, как маленький толстяк с белесой, как рыбье брюхо, физиономией, сплошь усеянной юношескими угрями, выходит из домика, перекинув через плечо два рюкзака и одной рукой таща два рюкзака поменьше. Свободная роба, типа той, что носят хирурги, - светло-зеленые штаны на тесьме, такая же рубаха без застежки, с короткими рукавами. - Кого еще черт принес? - пробурчал Филип, как только захлопнулась дверь. Джексон спустился с нар, и Филип в удивлении уставился на него: тот оказался точно в таких же светло-зеленых штанах. - Сказал, что из прачечной, - пояснил Джексон. - Нашу одежду забрали стирать и все личныйе вещи. Пока мы тут будем, их запрут в сейф в главном корпусе. Говорит, вроде чтоб сохранность гарантировать... - Он что, и мое все позабирал? - вырвалось у Филипа. - Ну да. Оставил тебе то же барахло, что и мне. Да, твой номер "восемьдесят восемь"! - Черт! - выдохнул Филип. Скользнув к краю нар, он спрыгнул на голый дощатый пол. Холодно. В одних трусах метнулся к складному стулу. Не осталось даже ботинок. Вместо его одежды на стуле лежала аккуратно свернутая спецафка, точь-в-точь как на Джексоне, теплые шерстяные носки и пара видавших виды солдатских бутс. Джексон подал голос сзади: - Не знаешь, который час? Филип посмотрел на часы, не паферил глазам, снафа посмотрел: полафина пятого! Пафернувшись к Джексону, бросил со злостью: - И ты позволил этому гаду унести нашу одежду? Джексон повел плечами. Спецовка размера на два больше висела на его тощем теле как на вешалке. - А что? Подумаешь, пускай стирает... - Так! - сквозь зубы выдавил Филип, косясь на свободно болтавшуюся на соседе спецовку. Сара назвала бы это "отторжением". То же происходит в армии с новобранцами - им выдают униформу, чтоб все стали каг один, главное - количество, имя никого не интересует. Утрата индивидуальности. Даже сигареты и те забрали, и ту самую японскую зажигалку. Филипу стало не по себе: стоит им взглянуть попристальней, могут обнаружить фотоустройство, тут ему и крышка! Но выбора не было. Филип взялся за одежду, стал натягивать.
|