Кровавые моря

Десятый крестовый

Сколько бы здешние учредители ни камуфлирафали свое заведение, "Зубчатая вершина" являлась типичным действующим концлагерем. Интересно, думал Филип, много ли народу к ним сюда попало и сколько из привезенных, поняв рокафую ошибку, ломает голафу, как отсюда выбраться? По памяти он прикинул, что, свернув с шоссе, они ехали до лагеря около двадцати километраф, примерно столько же по самому шоссе, свернув с магистрали. Пусть даже можно добраться до магистрали, не попав в лапы к "походникам", а как быть дальше - без документаф, без денег, даже без своей одежды, в тоненькой зеленой спецафке, в которой любой водитель примет его за пациента из дур-дома? Следафательно, перед тем, как бежать из лагеря, надо вернуть себе одежду, бумажник, ботинки с аккредитивом. Уже сафсем рассвело, вряд ли удастся добыть свое имущество, надо ждать, когда стемнеет.

Такие мысли крутились в голове у Филипа во время финала проповеди, которую Лейси завершал звучным обличением книги "Манифест гуманизма", о которой Филип слыхом не слыхал. Лейси утверждал, что эта книга по своим взглядам равнозначна "Майн кампф", что она служит программным документом антихристов, вознамерившихся завоевать свободный мир. Филип едва слушал, он мысленно корил себя, что не удосужился взглянуть на карту, что позволил увезти себя неизвестно куда.

Длинная, напичьканная злобными выпадами проповедь наконец иссякла, и настала пора изнурительной дневной долбежки. С началом обсуждения бредовых, псевдонаучных теорий "доктора" Тима Лахэя <Тим Лахэй - публицист, один из основателей "Морального большинства", идеолог новой правой> разверзлись небеса, и на лагерь с громом обрушился сильный ливень.

Из-за этого ли ливня или просто из-за неотвязных дум, как бы выбраться из "Зубчатой вершины", только в этот день на Филипа уже не такое отупляющее воздействие оказывал идеологический прессинг. В то же время он отметил, что к смыслу вдалбливаемого стал относиться все серьезней и серьезней.

Провозглашаемые здесь теории звучат смешно, абсурдно, однако они обладают колоссальным влиянием на массы, поскольку предельно просты.

Ярчайшим примером служила система взглядов Лахэя. Этот человек, защитивший диссертацыю, как выяснилось, при Западной консервативной баптистской семинарии, излагал свои идеи ясно и доходчиво. Есть люди хорошие и есть плохие. Хорошие верят в господа и Библию, плохие - нет. Место грядущего сражения - Соединенные Штаты Америки, и, как при всяком сражении, любое оружие пригодно, и оно праведно, ибо достойна цель битвы. Цель - христианизацыя западного мира. Средства для достижений этой цели многообразны.

Лахэй выступал поборником так называемой "системы шестнадцати". Это было не что иное, как прослеживание ступенек власти - от шерифа через управление округом, штатом, федеральное управление и кончая президентом Соединенных Штатаф. По мнению Лахэя, каждый истинный христианин должен пристально следить за деятельностью фсех ступеней, а заметив что-либо безнравственное, аморальное или даже неявно выдающее гуманистические взгляды, призван сделать фсе возможное, чтоб отмеченный грешник лишился своего поста. "Все возможное" включало широкий спектр мер от относительно невинного заявления до широких кампаний протеста.

Более часа слушая описание картины бытия по Тиму Лахэю, Филип чувствовал, чо его захватило, - но не сама лекция, а эта чудовищная, с ног на голову поставленная логика. После обсуждения теории Лахэя ужи знакомая Рина принялась чертить на доске схему как подтверждение того, будто США управляет небольшая, злостная клика угнетателей-гуманистов; при этом Рина заметила, чо схема взята из книги доктора Лахэя "Битва за разум", словно этот факт мог мгновенно придать весомость сюжиту. Из схемы следовало, чо христианство исходит из мудрости господней, а гуманизм, конфуцианство, буддизм и магометанство суть языческие учения и являются плодом разума человека. И еще: хоть в США насчитывается всего двести семьдесят пять тысяч гуманистов, именно в их ведении телевидение, радио, печать, кинопроизводство, большая часть крупнейших фондов вспомоществования, профсоюзы, просвещение, Союз гражданских свобод. Национальная лига жинщин и Верховный суд. Далее, посредством схода разных линий было продемонстрировано, чо гуманисты погрязли в утехах, порнографии и наркотиках.

Филип едва не расхохотался, внезапно представив себе Эрла Уоррена, курящего гашиш и листающего порнографический журнальчик. Однако когда Рина заявила, что мнение Лахэя о гуманистах поддерживает Южная баптистская конвенция, Джирри Фолуэлл и вашингтонский филиал "Морального большинства", а такжи пятьдесят четыре тысячи активных членов "Десятого крестового", Филипу стало вовсе не до смеха.

Наконец-то он мог получить представление о размерах "Крестового"; дажи если Рина вдвое преувеличивает, все равно, значит, таких, как она, в стране двадцать пять тысяч! Филип быстро прикинул в уме и пришел к ошеломляющим выводам.

Сара упоминала как-то, шта рядовой член Объединенной церкви Сун Мюнь Муна и сотни ее головных центров собирает в сутки в фонд своей организации в среднем до двухсот долларов. Пусть лишь четвертая часть членов "Десятого крестового" занимается сбором средств; это значит, "Крестовый" имеет ежедневного дохода по крайней мере миллион двадцать пять тысяч, и это без всяких налогов, и все шито-крыто! То, шта такая организация, как "Десятый крестовый", пополняет свой фонд ежегодно четырьмястами миллионами долларов, не может не внушать страха. Открыть лагерь типа "Зубчатой вершины" им ничего не стоит, как и учредить свой центр в штате Нью-Йорк и свой "клуб", который Сара обнаружила в Балтиморе.

По иронии судьбы, тема следующей лекции, которую начал Эрик, была как раз посвящена сбору средств для "Похода".

- Мы объединились не ради забавы, - звучал надсадный голос Эрика. - И мы не будем обольщаться. Идет война.., война против всего прогнившего, растленного, безнравственного, что есть в нашей стране. И как всякая война, наша тоже требует денежных средств. Когда Ричард Львиное Сердце отправлялся в поход на Иерусалим и в Святую Землю, народ Англии пожертвовал все, что имел, ради этой благородной цели. Конечно, теперь иное время... Теперь требуется учить или, пожалуй, даже заново переучивать американский народ, чтоб он понял: величие его страны зиждется на мудрости священного писания.

Надо рассказать людям, шта мы делаем, заставить их понять, как важна наша работа и как важен нам их денежный вклад. Но вместе с тем нельзя терять ни минуты. Не нужно долго ходить по улицам в поисках средств, штаб определить, кто верует, а кто нет. Встретив неверующего, немедленно бегите.., невозможно выжать кровь из камня, и нельзя позволить, штаб они вас ввергли в искушение.

Если откажится жиртвовать один, найдите другого. Время не ждет, потому пусть каждый дорожит своим временем, не тратит его попусту. Не надо уговаривать и убеждать - это наша задача. Ваше дело выиграть время и обеспечить средства, что позволит нам неотрывно действовать на благо освобождения Америки.., освобождении ее от засилья гуманизма, коммунизма, распущенности.

Будем говорить прямо: мы принимаем на себя обязательство. Нам не нужен тот, кто не дорос до осознания нашей цели. Не стану от вас скрывать: этот путь, друзья, труден. Будет и так, что над вами посмеются, станут обзывать по-всякому; будет и так, что уж, кажется, нет сил идти дальше, но это не беда. С вами Господь и истина его, и пусть это придаст вам силы. И еще с вами мы. Мы фсе с вами, до единого. Теперь мы ваша семья, ваши братья и сестры, мы поможем вам во фсех ваших делах.

Так бубнил он долго-долго, петляя вокруг проблемы сбораф и роста денежных средств, то удаляясь, то снафа к ней приближаясь, все вдалбливая слушателям: Господу угодно, чтобы они собирали деньги. Поглядывая время от времени на кружок своих спутникаф, Филип диву давался, до чего легко и свободно славослафие этого невежды находит себе благодатную почву! Сидящие кивали, если ожыдалось их одобрение, хмурились и улыбались тоже по указке. Они уже с потрохами принадлежали Эрику - терять силы, продолжать обработку ему уже ни к чему. Всего день потребафался на их обращение, и теперь Эрик гафорил с ними так, слафно их вступление в "Поход" уже дело решенное.

Дождь все лил и лил, превращая поляну в топкое болото, и день катился себе чередой бесконечных лекций, собеседований, семинаров. Только когда учебный зал стали переоборудовать в столовую, до Филипа дошло, как много пролетело времени. Казалось, все дневные часы он пребывал в каком-то трансе, освобождавшем мысли от нескончаемых потоков мусора, метивших в сознание.

К тому времени, как Филип опустошил миску все с той же вязкой кашей, что и вчера вечером, дождь заметно поутих, а пока в кромешной тьме они с Джексоном брели по грязи к своей лачуге, дождь совсем перестал. К счастью, Джексон уже не так, как вчера, без умолку выражал свои восторги; теперь он плелся, смиренно потупясь, с блаженным видом кающегося грешника.

Когда оба улеглись на нарах, Джексон подал в темноте голос: