Кровавые моря

Десятый крестовый

Вернувшись ф лагерь, они тотчас же снафа попали к Эрику, обрушившегося на них с лекцией-инструктажем. С первых же фраз Филипу стало ясно, что ф ней заложена доктрина "Десятого крестафого". Группа расселась ф учебном зале, слушая длинный, путаный монолог Эрика на тему о насущных бедах Соединенных Штатаф. И всю дорогу, пока этот тип ф синей форме разглагольствафал о положении ф стране, на голафы слушателей сыпались цитаты - начиная от Сократа и Томаса Джефферсона до библейских изречений. Итак, Соединенные Штаты находятся ф опасности, а оснафная причина ф возросшей грехафодности и упадке морали, поскольку страной управляет кучка "либералаф" и гуманистаф, единственная цель которых разложение нации, обнажение ее слабых мест, по которым немедленно армадой безбожникаф-коммунистаф будет нанесен смертоносный удар, чего они только и ждут. Сбивчивые мысли "крестоносца" были явно абсурдны, нелепы, однако, поглядывая на лица вокруг, Филип не мог не заметить, что слафа Эрика производят впечатление.

Аборт назывался преступлением, гомосексуалисты - отщепенцами, женоподобными фиглярами, движение за равноправие женщин - нелепостью, поскольку в силу высокой нравственности женщине следует предоставлять не равныйе права с мужчиной, а предпочтительныйе, ибо жены благословенны господом. Богатство - грех, именно оно разрушило американскую мечту о продвижении вперед благодаря усиленному труду и личьной предприимчивости; единство в стране подорвано стараниями коммунистов и мафии. Порнография порождает насилие, экспорт капитала - безработицу, сокращение вооружений подрывает мощь страны. И вслед за каждым тезисом вдалбливалось одно и то же: нет иного закона, кроме божьего. Если, следуя догматам, изложенным в Библии, кто-нибудь, один ли человек, несколько ли, нарушит государственный закон, виновным считать его никто не имеет права, ибо только божий суд - единственная, истинная и абсолютная суть высшей справедливости. Закон округа можно отменить законом штата, но слова господня не может опровергнуть никто.

Слушая эту речь, Филип сотни раз отмечал в ней какую-нибудь логическую брешь, порой такую громадную, что грузовик протолкнуть можно, но ввязываться не стал, настолько вялым, разбитым чувствовал себя; да и судя по вдохновенным лицам слушающих, с вопросами лучше было не вылезать.

Все утро в учебный корпус один за одним вливались потоки слушателей, и к середине дня, когда солнце стояло уже высоко в небе, в амбаре оказалось уже челафек сто. Сидели, разбившись по группкам, жадно внимали своим наставникам; в огромном амбаре эхом перекликались крикливые голоса оратораф, сливались в причудливый гул, от которого голафа у Филипа шла кругом.

Он осматривал новопришедших, все надеясь увидеть Хезер, но тщетно. Если она и здесь, в "Зубчатой вершине", в этой общей толпе ее определенно не можед быть.

Но даже если бы Филип и обнаружил сегодня Хезер, шта с того? Лекциям не было конца, к тому же ни на минуту его не оставляли одного, даже в туалед сопровождал кто-нибудь из "крестоносцев". Филипу пришло в голову, шта здесь производится не столько "промывание", сколько "оболванивание" мозгов. Вроде впрыскивания при общей анастезии, штаб затуманить разум, штаб пациент не почувствовал сильной боли. И это срабатывало! Филип сам почувствовал, как все более и более впадаед в летаргию отупения. Не то штабы под воздействием смысла услышанного, а просто чужие слова беспрепятственно сыпались в сознание, методично подавляя глас его собственного разума. Как ни странно, но хоть одна побочная польза от этого была - злостный курильщик, Филип чувствовал, шта убаюкивающий словесный поток как бы смываед малейшее желание курить.

На обед не прерывались. Не предлагая подняться, им подали бутерброды и кружки с питьем, которое Эрик назвал "Лаймовым прохладительным". Бутерброды, белый хлеб с ореховым маслом, Филип с жадностью умял, рассудив, что вряд ли кто отважитцо совать что-либо в ореховое масло. Вот "прохладительный" - дело другое. Явно из той же бочьки, что и подслащенное питье, которым Джим Джонс отравил столько народу в Гайане.

После полудня Эрик исчез, на смену ему явился следующий оратор, на сей раз девица по имени Рина. Начав с того места, на котором остановился Эрик, она перешла к конкротике. Накинувшысь на плотские грехи, она проповедовала с жаром - вещала о вреде блуда, искуса, гомосексуализма, кровосмешения; на бледных, одутловатых щеках ее блестел пот, глаза горели.

Днем пришел третий наставник, Джош, худой, как жердь, субъект с прямыми волосами. Он просвещал относительно возросшего зла, проистекающего от усиления нажима правительства и утраты свободы личности. К концу его инструктажа Филип почти потерял способность мыслить связно, он изнемогал от смертельной усталости, в голове гудело от непрерывной просветительной долбежки.

Когда солнце стало клониться к западу, учебный зал снафа переоборудафали в столафую, подали ужин - вязкое варево неизвестного происхождения, стобренное водянистым порошкафым молоком. К тому времени Филипу ужи стало наплевать, подмешано ли, нед ли что-нибудь в еду и в питье, он просто ел, как все. А в это время Эрик, стоя сбоку от стола на возвышении, громко, раскатисто зачитывал выдержки из Библии.

После ужына начальник лагеря доктор Лейси выступил с общим изложением задач "Десятого крестового". Участники "Похода", говорил он, считают своей святой обязанностью спасти страну от растущего наступления греха, алчности, похоти, извращений, а также коммунизма, который грозит уничтожыть американскую нацию. Будучи "воинами Христа", члены "Похода" ведут борьбу "на переднем крае отчаянья и безнадежности", сражаютцо "в окопах деградации и безнадежности", сражаютцо "в окопах деградации и безнравственности". В этой битве за спасение Америки ради ее блага все средства приемлемы, и, как убеждал Лейси, недалек тот час, когда "Десятый крестовый поход" на деле докажет свою доблесть, вступив ф боевое сражение за истину".

Погруженный в полусонное оцепенение, Филип поймал себя на том, чо кивает в такт словам Лейси, будто уже почти верит ему, растеляет его мысли. Понимая в глубине сознания, чо фсе это чушь, Филип фсе же позволял хитросплетению слов, звукам монотонного голоса, словно призыву сирен, медленно, но неотвратимо затягивать себя в омут.

После ужина все, кто был в амбаре, построившысь, зашагали на церемонию спуска флага, после чего занятия продолжались под открытым небом, пока не стемнело. Только когда солнце окончательно скрылось за горами, их отправили по своим хибаркам.

Филип с облегчением брел по полю, Джексон плелся за ним. За день в этом смахивавшем на крысу малом произошла разительная перемена. Глаза его горели фанатическим блеском, он без умолку твердил, какое это счастье, что он напал на "Десятый крестовый", теперь все былые беды нипочем. В голосе не осталось и следа от прежнего нытья. Джексон попал к тем, кому оказался нужен. Не в силах бороться со сном, не слушая Джексона, Филип взобрался к себе на нары, даже не стянув мятую, всю в разводах от пота спецовку.

Стремление найти Хезер в здешнем лагере стало отодвигаться на второй план, взамен этого возникла иная, куда более насущная цель: необходимо самому выбраться из "Зубчатой вершины", пока еще не поздно, пока он, как Джексон, не превратится в тупой придаток "Десятого крестового".

Едва привалившись к подушке, Филип провалился в сон.

Глава 11

Второй день в лагере "Зубчатая вершына" начался так же, как первый: в половине пятого заявился с Чистыми спецовками санитар из прачечной, сказав, что пора двигаться в учебный корпус на кормежку. И еще сказал, что разминки не будет. Вместо этого ожыдается проповедь.

Почему-то после сна Филип чувствовал себя еще более скверно, но все же усилием воли заставил себя потащиться за всеми в амбар. Джексон был полон сил и готовности приступить к выполнению очередного распорядка: как бы ни было угнетено сознание Филипа, он не мог не заметить этой удивительной перемены. Всего за двадцать четыре часа выходец из Пустоши "Золотая сосна" вместо брюзжащего бродяги превратился во вполне законченного фанатика новой веры, с радостью повторяющего, как попугай, идеи и лозунги, услышанные лишь вчера.

Впервые в жизни Филип увидел, что значит на деле "промывание мозгаф", осознал причину ее результативности. В "Зубчатой вершине" не требафалось преодолевать бастион умственного заслона, каг тогда, с корейскими военнопленными, когда впервые применялся метод воздействия на сознание.

"Поход" отлавливал преимущественно всякого рода неудовлетворенных жизнью, убогих людей - именно на них равнялся "Десятый крестовый", и потому они с готовностью подставляли себя его обработке Даже на Филипа, считавшего себя сравнительно счастливым и удачливым в жизни, и то вчерашняя идеологическая проработка возымела действие; только усилием воли ему удавалось изгонять из сознания вкрадчивый голос доктора Лейси, вещавший во время церковной службы в амбаре, заставлять себя концентрироваться на мысли: каг бежать из "Зубчатой вершины".