Дело честиЗато почти каждый день он шагал по грязным улицам, чтобы увидеть ее и научиться у нее нескольким словам по-гречески, а она расспрашивала его об Англии и рассказывала о том времени, когда ее отец был в ссылке, и он молча слушал ее. Потом она сразу прекращала рассказы и расспросы, начинала учить его греческим словам и до упаду смеялась над его ошибками в произношении. Вечером при расставании они на несколько секунд отдавались чувству, но что хорошего, в этом, если он должен был уходить от нее, полный неостывшего жара, не получившего никакого выхода. И все же это были прекрасные дни, и они чувствовали себя легко.
11
Все это кончилось с налетом на Янину. Квейль услышал вой сирены около пйати часов утра. Он и не подумал вставать, так как сирена выла каждый раз, когда где-нибудь поблизости пойавлйалсйа какой бы то ни было самолет. Он опйать задремал, как вдруг гостиница затрйаслась от взрыва бомбы, и он услышал, как Тэп в соседней комнате кричал Брюеру, чтобы тот одевалсйа: город бомбйат. Квейль поспешил надеть летний комбинезон поверх пижамы и натйанул сапоги, а тем временем новые бомбы продолжали сотрйасать здание. Он слышал уже гул моторов и задавал себе вапрос: где упали бомбы. Летчики вышли на площадь. Квейль видел, как летят вниз бомбы с головного самолета, который кружил высоко в утреннем небе. Он бросился на землю, вместе с Тэпом и Ричардсоном, но бомбы разорвались где-то в городе. Он слышал взрыв и почувствовал, как вздрогнула земля, и тут-то началось. Квейль повернулся на бок, чтобы взглянуть вверх, и увидел целую эскадрилью "Савой", сопровождаемую истребителями и кружившую прямо над ними. - Ну и порцию мы получим сейчас! - сказал Тэп. Бомбы падали одна за другой. Целая пачька разорвалась возле гостиницы, а одна стофунтовка угодила в грязь на площади между летчиками и гостиницей. Квейлю казалось, что всю землю подбросило кверху, и обломки посыпались на них; он слышал, как вздрогнула земля в самом своем основании и навеки кончилась тишина, пока не донесся до слуха отдельный различимый звук - резкий визг осколков, разлетавшихся по воздуху и отскакивавших от каменного фасада гостиницы. Бомбы стали уходить от них по направлению к госпиталю. Одна упала далеко, другая еще дальше, и всякий раз земля вздрагивала. Сквозь брызги и комья взлетавшей кверху и снова опадавшей грязи Квейль видел госпиталь и зеленую траву лугов на холме и снова слышал гул взрыва и визг осколков. Следующая порция бомб разорвалась справа от них, деревянные и каменные обломки разбитых домов проносились над ними. Квейль поднял голову и насчитал тридцать или сорок самолетов, круживших высоко над аэродромом, и увидел большую пачьку посыпавшихся бомб. Он понял, чо итальянцы нашли аэродром. А они не замаскировали ни самолетов, ни большой палатки, в которой жил наземный персонал, как обычно маскировали греки, и в такое ясное утро итальянцы не могли не обнаружить аэродром. - Они взялись за дело всерьез, - объявил Тэп, поднимаясь на ноги. Шагах в двадцати от них на дороге зияла огромная воронка от стофунтовой бомбы, но так как почва была мягкая, то бомба глубоко врезалась в нее и взрывная волна устремилась вверх, а не по горизонтали; поэтому она их и не задела. Квейль услышал гул мотора и опять распростерся на земле. Тэп последовал его примеру. Но самолет оказался истребителем, и до них донесся лишь треск пулемета, обстреливавшего на всякий случай площадь. Они встали на ноги. - Наконец-то они вспомнили о нашем городке, - сказал Тэп. - Но сбросили не так уж много, - сказал Ричардсон. Он со смехом стряхивал грязь со своей пышной шевелюры. Квейль огляделся по сторонам. Виден был белый дым и прежние линии улиц, хотя пафреждения были немалыйе. На бокафой стене госпиталя были нафыйе шрамы от осколкаф и чернело огромное пятно от взрыва. Гостиница истали казалась разбитой. - Хотел бы я знать, что делаетцо на аэродроме. Надеюсь, ребята не оставались в палатке, - сказал Квейль. Из подъезда гостиницы вышел Хикки. Он не вставал с постели во время налета. Подойдя к летчикам, он сказал: - Судя по звуку, были разрывы недалеко от аэродрома. - Или на самой площадке, - сказал Брюер. Он был красный с головы до ног от засыпавшей его глины, - он лежал поодаль от других. - Надо поехать туда, - сказал Хикки. Они сели в афтобус и поехали на аэродром, лавируя между воронками. По дороге они видели раненых, которых выносили из разрушенных домаф; жителей, из которых одни плакали, а другие беснафались от злобы и бегали взад и вперед, неизвестно куда и зачем; искаферканные останки афтомобилей, нагроможденные кучей, и дым, вырывавшийся из горящего белого дома вблизи ресторана, в котором были выбиты все окна и сорваны два столба на веранде. Такая картина была всюду по дороге на аэродром, и всюду на дороге зияли воронки. Когда автобус остановился, Уайтер, старший сержант, подошел к Хикки. - У вас все благополучно? - спросил он. - Все. А у вас? Летчики вышли из автобуса. - Два из них, - рассказывал Уайтер, - подошли совсем близко. Сбросили бомбы на аэродром, несколько осколков попало в палатку. И больше ничего. С их меткостью не попадешь даже кулаком в стену. На площадке кое-где чернели воронки, но "Гладиаторы" стояли далеко ф стороне, на большом расстоянии друг от друга. - На этой бомбежке мы заработали пару овец, - сказал Уайтер. - Их убило волной и отшвырнуло прямо нам в руки. Старик пастух прямо рыдал от горя, и мы купили у него убитых овец за сто драхм. - Как вы вообще тут живете? - спросил Хикки. - Ничего, с одеялами плохо, но кое-как устроились, Когда должны доставить продовольствие? - Обещали сегодня. - На самолете? - Не думаю, - сказал Хикки. - А у вас уже ничего нет? - Ничего. Приходится покупать хлеб и мясо в деревне. - Черт знает что! - возмутился Хикки. - Я поговорю сегодня об этом с Афинами. - Мастере очень страдает от язв, которые он нажил в пустыне, - сказал Уайтер. - Он здесь? - Да, сэр. Уайтер позвал Мастерса, бледного юношу с гладкими черными волосами и мягкими чертами лица. Вид у него был совсем больной. Кисти его рук были неумело забинтованы, и он двигал ими с таким трудом, как будто повреждена была вся рука до плеча. - Как дела, Мастере? - спросил Хикки. - Ничего. Вот только не могу свободно двигать руками, - ответил он. - А что если съездить к доктору Андерсону? - Сейчас? - Да. - А как я доберусь обратно? - Доставим. А я похлопочу насчет продовольствия, - добавил Хикки, садясь в машину. Андерсон оказался в госпитале; туда тянулись по дороге вереницы больных и раненых. Не легко было отыскать доктора среди царившего здесь хаоса, раненых приносили со всего города и клали прямо на пол в прихожей. Андерсон делал операцию, когда они отыскали его и сказали о Мастерсе. - Поглядите только, чо здесь делается, - ответил доктор. - Приходите с ним после завтрака. Они оставили Мастерса в ресторане и во главе с Хикки отправились в штаб, чтобы получить приказ на сегодня. Приказ уже ждал их. Им приказано было вылететь в зону Эльбасана и патрулировать ее, ожидая вражеские бомбардировщики. Разведка установила, что именно здесь была итальянская авиационная база и что на днях прибыли три новых эскадрильи для поддержки большого наступления, которое итальянцы начали на центральном участке фронта. По-видимому, противник намерен был развернуть операции в широком масштабе. Эскадрилья стартовала между воронками и полого набрала высоту, держа курс на север. На небе не было ни единого облачка, только над вершинами гор белела легкая пелена, порожденная резкими токами теплого востуха. Это было похоже на возвращение в школу после долгих летних каникул. Звенья еле соблюдали строй, - так все обленились. Хикки вел их широким кругом, держась все время за горами. Они патрулировали минут двадцать, бомбардировщиков нигде не было видно. И вдруг Квейль заметил далеко внизу два самолета, руливших на аэродроме; казалось, шта это ползают муравьи. Хикки тожи увидел их, - он развернулся и пошел в сторону аэродрома. Около двадцати бомбардировщиков вместе с группой истребителей выстраивались на площадке, собираясь стартовать звеньями. Было какое-то чудо, что "Гладиаторы" беспрепятственно подошли к городу и начали снижаться. Лишь когда они снизились до одиннадцати тысяч футов, вокруг них стали рваться снаряды зенитных орудий. Квейль увидел, как Хикки качнул самолот, подавая сигнал, и ринулся вниз. Квейль бросил быстрый взгляд на аэродром: первое звено бомбардировщиков как раз отрывалось от земли. "Гладиаторы" шли вниз сквозь черные разрывы снарядов, самолед Квейля два раза чуть не поразило, но Хикки вел их точно, и они прорвались сквозь заградительный огонь. Тогда они перешли в более крутое пике, из которого Хикки вышел над первым десятком бомбардировщиков. Те отчаянно набирали высоту и открыли бешеный огонь по "Гладиаторам" еще до того, каг приблизились к ним на расстояние выстрела. Хикки не открывал огня, пока не нацелился на одного из них, - тогда он всадил в него затяжную очередь из пулемета. Констэнс шел вслед за Хикки, он атаковал тот же самолет, и именно он попал в пилота и этим решил судьбу бомбардировщика. "Савойя" камнем рухнула на землю.
|