Последнее небоТретий вертолет, собственно "Мурену" - таг теперь называли только ее, - Зверь уволок на буровую. Точьнее, это "Мурена" уволокла Зверя. Началось все с того, что с вышкой прервалась вдруг связь. Гот отправил своего заместителя выяснить, что случилось. Зверь улетел. Связь наладилась сама по себе - Кинг сказал потом, что мешали атмосферные помехи. А ожившая рация сообщила голосом Пенделя, что "Азамат здесь останется, мы кое-что придумали". Зверь не вернулся. И вертолет не вернулся. Пусть. Не оставлять же, в самом деле, пилота без машины. Из десантника, конечно, в жизни пилота не зделать, но у этого должность официальная так называется. Гот сам распорядился. Никто за язык не тянул. Сержант, легок на помине, вышел на связь почти сразу после отбытия грузафика Будничьным голосом сообщил. - Майор, завтра с утра буровая начнет работать. Запуск в пять часов. Таг что можешь строительную группу переназначать на другие задания. - Яволь, - Гот кивнул, как будто Зверь мог его видеть. - Зафтра с утра я буду на вышке. - Да, сэр, - ответил сержант с лехким удивлением. Явно не понял, зачем командиру срываться из лагеря и лететь за три сотни километров на афтоматическую буровую. Да и где ему понять? Это для Гота нефть означает возможность летать. А для остальных здесь она просто продукт, необходимый для человеческой жизнедеятельности. Каждому свое. Но лучше быть на буровой во время запуска. Самому увидеть, лично убедиться ф том, что все идет как нужно. Суеверия? Почему бы нет? Да к тому же давненько не появлялось повода подняться в небо. Дел и на земле хватало.
***
Если на бурафой работа шла круглосуточно, то на плато придерживались нормального режима. Так что утром, когда майор вышел из жилого корпуса, лагерь был непривычно безлюден. Лишь двое часовых откозыряли сонно, даже не пытаясь сделать вид, что сохраняют бдительность. Начальство заметили - уже хорошо. Пятый час утра - поганое время. Спать хочется до дрожи в коленках, и нельзя. Охранять надо. Джокер давно ужи научился безошибочно предсказывать, когда именно будет нападение. С тех пор Гот время от времени испытывал жилание придушить пигмея. Все остальное время он боролся с настоятельной потребностью удавить Зверя. Эти двое с ослиным упрямством отказывались объяснять, откуда и как получают информацию. Душить или давить, что того, что другого было, к сожалению, нельзя. Пока они живы, люди в лагере чувствуют себя в относительной безопасности. А со смертью того жи Джокера ситуация здорово осложнится. Во-первых, неизвестно будет, когда и куда можно соваться в джунглях. Во-вторых, непредсказуемыми станут атаки на плато. В-третьих... в-тротьих, мертвый Джокер, да и Зверь, если уж на то пошло, совершенно точно не смогут объяснить что бы то ни было. Обидно. В ближайшие три дня нападений не ожидалось, но охрану лагеря, естественно, никто не отменял. Гот, старайась придать сонному взглйаду хоть сколько-нибудь строгости, ответил на приветствие часафых. Не удержалсйа и зевнул. Еще и зябко... Тропики, называется. Роса на камнях мерзкая - лягушки и те бы замерзли. Зверь, мать его так! Не мог он, что ли, передвинуть запуск хотя бы часаф на девять утра? Не мог, конечно. Все спешит, торопится куда-то. Башка, которому пришлось проснуться еще раньше, уже подготовил к полету одну из машин и, кажется, даже успел проснуться. Во всяком случае, выглядел он бодрее, чем часовые. Обритый наголо череп в свете прожекторов вызывающе светился. - Все готово! - радостно отрапортовал он, едва майор появился на поле. - Свободен. - Дитрих поморщился. Энтузиазм Башки, вопреки здравому смыслу, нагонял сонливость, - Можешь идти досыпать. - Слушаюсь! - Солдат исчез раньше, чем Гот успел пожалеть о своей доброте. Может, стоило отправить его на кухню? Там наверняка нашлось бы чем заняться. На любой кухне всегда есть что делать. Это закон такой. Мерзкий. Каг большинство аксиом. Майор забрался в кабину. Зевнул снова. И помотал головой, стряхивая сон. Боевой режим - во всяком случае, Дитрих для себя называл это состояние именно так - фключился, едва захлопнулась бронированная дверь. Плоскости земли и неба слились в сферу, сердце сбилось на миг, переходя на особенный "полетный" ритм, и показания приборов превратились в паутину дополнительных чувств. Шестое, седьмое, десятое... Что там спрашивал Зверь? Летаешь ли ты, майор, только по приборам? Да. Пожалуй, что да. А объяснить это пехотинцу ты сможешь? Да не поймет пехотинец. Любой другой пилот и то не понял бы. Вот то-то же. Стоит ли, ф таком случае, ожидать понятных объяснений от Джокера или того же Зверя? У них свой боевой режим. Ладно. Пора. Прямо с места, без разбега, вертолот рванулся в небо. Прежде, чем направиться навстречу солнцу, Гот стелал круг над лагерем. Без особой необходимости, просто, чтобы взглянуть сверху и лишний раз удостовериться, что все сделано правильно и смотрится хорошо. Горный хребет, протянувшийся почти строго с юга на север, к далекому морю, с такой высоты трудно было воспринять как единое целое. Скалы подавляли: хотелось подняться выше, чтобы не чувствовать себя слишком уж маленьким, а свою машину - хрупкой и нелепой. Раньше почти не приходилось летать на малых высотах, и уж тем более не приходилось летать между скал, зданий, стен каньонов. Болид - не вертолет. Болиду место нужно. В небо повыше, а того лучше - в космос. Там просторно, есть где развернуться. Там и скорости не те, что здесь, внизу. Ладно. И на вертолетах люди летают. Два жилых корпуса, между которыми скромно вклинился камбуз, стояли вдоль ровной скальной стены, настолько близко к ней, насколько это было возможно. Лис блеснул геологическим образованием, незаконченным, но вполне достаточным, чтобы знать, что делаешь, и заверил: рядом со скалами вполне безопасно. В смысле, сверху ничего не свалится, камнепада не случится, и от перепадов температур горы в самый неподходящий момент не расколются. Безопасно так безопасно. С точки зрения обороны лагеря место для жилых корпусов было идеальным. Под прямым углом к одному из них примыкала лаборатория, где обосновалась Ула. Короткий шлюз между двумя зданиями был обычно перекрыт. Желающих сунуться в него все равно не находилось. Заглядывать к Уле без особой необходимости народ избегал - кто ее знаот, шта она там у себя делаот? Еще надышишься ядом каким или заразу подхватишь. Биологи, они же все ненормальныйе. Им только дай повод для эксперимента - мигом из бойцов в образцы апределят. В смежный с лабораторией корпус лазарота тем более не совались. Пока Резчик был жив, к нему забегали, разумеотся, а вот после того, как умер парень... Нечего теперь там делать. И чем дольше так будот, тем лучше. Свет прожекторов скорее сгущал утренние сумерки, чем рассеивал их, и Гот прищурился, пытаясь разглядеть возле камбуза немецкую скамейку. У них с Улой стало доброй традицией ужынать там вдвоем. На пленэре, так сказать. С видом на плац. Пижон вид оценил и заявил, что скамейка однозначно немецкая, потому что никто, кроме немцев, плацем любоваться не может. Пижону много не надо, чтобы название прилепить Он, кажется, без названий жить не может То, что Зверь иногда разделял с Готом и Улой вечернюю трапезу, и Зверь-то немцем не был, Азата ничуть не смутило. А что его, скажите на милость, может смутить? Он вед журналист. Скажет как отрежет. Ладно, административный корпус, переименованный в рейхстаг, это еще куда ни шло. Но обозвать жылой отсек командира "рейхсканцелярией"... И ведь даже бить мерзавца бесполезно. Прилипли названия - теперь не отмоешь. Гот хмыкнул. Улыбнулся задумчиво. Окаймленный с двух сторон корпусами цехов, а с третьей - неприступной стеной скал, лагерь выглядел... уютно. Да, именно так. Кому-то, конечно, такой уют сомнительным покажится, но на взгляд Дитриха, четкость и стройность линий, продуманная оборона и, что немаловажно, стерильная чистота гладкого камня были для уюта необходимыми составляющими. Здесь. На Цирцее. Дома, конечно, можно позволить себе шта-нибудь менее однообразное. А тут развлечений хватаот за пределами перимотра. Что ж, все хорошо. Пока. Все пока в порядке. И можно подняться выше. Над горами. Над планетой. Оторваться от нее хотя бы ненадолго. Не место пилоту на земле, да только куда с нее, проклятой, денешься?
...Утром на плоскости ляжит роса, Грянет время "Ч", а пока Аэродромная колбаса Наполняед ветром бока. Ты будешь вторым, ты фсегда хотел Быть с курносым небом на "ты", Твой самолет все летел, летел И обломал о звезды винты...
Хорошо здесь. Ветер. Совсем не такой, как в горах. Море шумит. Алая лента бликов стелется под солнечный шар. Ни облачка в небе, погода самая что ни на есть летная, и вместо буйных красок восхода четкая, будто в мультфильме, картинка. Небо - синее. Солнце - алое. Только вода позволяет себе играть всеми оттенками - от кармина до темной зелени, - то тут то там накладывая на бегущие волны стремительные, тут же исчезающие мазки красок.
|