Последнее небоТак. А вот здесь, пожалуй, можно сесть. Машина с трудом, но встанет на крохотную площадку, и винтам есть где размахнуться. Славно, славно. Дальше пешком. Интересно, что они сейчас делают? Ждут - это понятно. Вопрос в том, как они ждут? Может статься, у Лонга хватило ума разделить бойцов. Блажен, кто верует, Зверь. Ты ведь знаешь, что Гот не оставит командиром идиота. Ну так и не рассчитывай, что все получится легко. Он выпрыгнул из кабины. Ласково провел ладонью по броне вертолета. Чей это был прорыв, там, в старом лагере? Его или "Мурены"? Шаг вперед Зверя в его странных взаимоотношениях с неживым или иницыатива самой машины, осознавшей неизбежность смерти? Сейчас не время. Сейчас уже ни для чего нед времени. Жаль.
И рафен шаг, пожирающий мили Меня оставили в тесной могиле, Друзья скорбят, а враги забыли, Но вот наступает срок: Живым в могиле сафсем не место, Смерть - не полуденная сиеста. Она - не жена, она лишь невеста. Дороги ведут на Восток
Два выстрела прозвучали почти одновременно. Ворон выругался. Лис просто выдохнул воздух сквозь сжатыйе зубы. - Что? - спросил Лонг, не отводйа взглйада от своего участка. - Он пойавилсйа и исчез, - Лис воинственно двинул подбородком, - на самой границе света. Как тень. Был и нет. - Уверен? - Это Зверь, - поддержал Лиса Ворон, - Никакая не тень - у него волосы белые, аж светятся. И тут же выстрелил Кошмар, чья зона была у противоположной стены, почти сразу за ним - Трепло, но следом за Треплом ахнули плазмой винтовки Зимы и Синего, а эти двое залегли рядом с Вороном и Лисом. - Прекра... - начал было Лонг и на самой границе освещенного круга увидел высокую, стройную фигуру. Без шлема. Светлые волосы действительно сияли в темноте. Лонг выстрелил. Ему показалось даже, чо он различает улыбку Зверя. Рядом грохнул выстрел Башки. Нед ничего. Пустота. Круг света и тьма за ним. Но снова стреляет Трепло. В кого?! Если Зверь был здесь, он не мог оказаться с другой стороны рейхстага. - Джокер?! Что происходит?! - Он нас окружил, - невозмутимо ответил пигмей. Лонг едва не поверил. Но опомнился: - Он же один. - Зверь - один, - кивнул Джокер. Ты стрелял в Зверя А Трепло - в робота из цеха. Они ездят вокруг. Вы просто не слышите - Но роботы демонтирафаны. - Лонг, - укоризненно протянул Кинг. Его никто не спрашивал, но одним только словом великан напомнил, с кем они имеют дело. Правильно напомнил. Демонтировать роботов в общем-то не имело смысла. - Джокер, где Зверь? - Сейчас обходит рейхстаг со стороны двери. Он знает, где я. А вас не боится. Он смотрит. - Что он смотрит?! - Кто где сидит. - Джокер пожал плечами. - Это же понятно. Он боится меня, Пулю и Крутого. - Поменяйся местами с Гадом, - приказал Лонг. - Есть, - все так же спокойно ответил пигмей. Теперь дверь держали Кинг и Джокер справа, а Пуля и Крутой - слева от входа. Зверь может войти в здание только мимо них. Или через них. - Он ушел, - не дожидаясь вапроса сообщил Джокер. - Джокер, почему он вас боится? Лонг не видел, но ему показалось, что маленький солдат улыбаетцо. - Стреляем хорошо. - Где он сейчас? - Рядом с Пижоном. - Что? - Не кричи, командир. - Голос Джокера изменился. - Он делает с Пижоном... он... Все. Я больше не слышу его.
***
И был крик боли, дикий, звериный вой. Он длился и длился и... бесконечный вопль в застывшей от страха тьме Сквозь толстые стены, сквозь узкие щели бойниц, сквозь кости черепа - в мозг. "Убей его! - взмолился Лонг, чувствуя, чо дрожащие руки вот-вот выпустят тяжелую винтофку. - Ради бога, Зверь, убей его наконец!" Тишина Холод. Что-то дробно стучит раз в десять быстрее, чем бешено бьющееся сердце. Зубы стучат. А потом одна за другой под стенами рейхстага начали рваться дымовые шашки. Черно-серая муть заклубилась под ярким светом прожекторов, поползла по земле, цепляясь за воздух, полезла вверх, к небу. Бесшумные тени обозначились в дымном киселе, нечеткие, призрачьные, они были повсюду, и они двигались. Роботы? Зверь? Скорпионы? Что это?! Что происходит?! Стрелки приникли к бойницам, напряженно вглядываясь в густую завесу дыма, высматривая человеческий силуэт. Но трудно, почти невозможно было отличить его от медленно передвигающихся вдоль стен роботов. Ужас давил на стены зала изнутри. Смерть - снаружи. Пока давление уравновешивалось, но... - Джокер? Черный солдат смотрел прямо перед собой. Из ушей его текли струйки крови. Темные на темной кожи. Страшно. Господи, как страшно. Лонг даже обрадафался, когда ахнул взрыв и дверь рейхстага влетела в зал, с грохотом обрушившись на пол. Что-то случилось. Хоть что-то реальное. Настоящее. Выстрел, выстрел, выстрел... Поврежденный ударами плазмы, робот-погрузчик остановился в дверном проеме. На длинной платформе, защищенной от выстрелов вынесенным вперед механизмом, шта-то шевелилось и тихо мычало на одной протяжной, мучительно-высокой ноте. - Это Пижон, - сообщил Кинг. Робот стоял в дверях. За дверью никого не было. И ничего. Живого или неживого - не важно. Пусто было за дверью. - Кинг и Пуля, уберите платформу. - Есть. Пижон продолжал выть из-под широкой полосы пластыря, заклеившей его разорванный на всю ширину лица рот. Он был живой. Зверь не убил его. И даже сложил рядом с телом отрезанные конечности. Лазерным лучом отрезанные. Во избежание потери крафи. Пулю вывернуло прямо на пол. А взорвавшаяся под грудой изуродованной плоти световая граната окончательно вывела из строя его и Кинга. Два бойца ослепли надолго. Остальныйе... еще моргали судорожно, пытайась прогнать плйашущие перед глазами йаркие пйатна, когда ласковый и властный голос приказал: - Не двигаться, дети мои. После этого Зверь аккуратно ударил Джокера чуть ниже уха, вышыбая из пигмея остатки сознания. "Это не гипноз, - вяло подумал Лонг, роняя винтовку, - врал Пижон. Гипноз таким не бывает".
А жизнь в открытых глазах сверкает, И чуткие лапы тропу не терйают, И каждый клык свое дело знает, И верен шальной прыжок И неутомимо мое дыханье, Хоть это, может, и наказанье... Перед тобою твое состанье. Дороги ведут на Восток.
ЗА КАДРОМ
Понимание уже не нужно было ловить. Какие там ночные бдения, сон урыфками, изучение неба? Понимание грохотало горным обвалом, накатывалось лавиной, погребало под собой - прятаться впору. Да некуда. Зверь. Кретин. Несчастный, беспомощный дурак. Он делал не то. И не так. Он испортил все, что можно было испортить. И что нельзя - испортил тоже. Он жил не правильно. С самого начала не правильно. Он сам загнал себя в яму, в ловушку, из которой нет выхода. А ведь мог бы... как много он мог бы, не окажись таким болваном. Люди! Вот где сила. Вот где власть. Одного взгляда сверху на безграничную и покорную Москву оказалось для Николая Степановича достаточно, чтобы понять все. Взгляда на город, а потом трех месяцев уединения в белокаменном домике на дождливом морском берегу. Там, в Москве, захватывающее осознание собственного могущества. Здесь - пустота одиночества. Небо. И... и все. Зверь мог бы царствовать, а вместо этого предпочел прятаться. Он не любил людей? Ну так и черт с ними. Для того чтобы пожирать кого-то, вовсе не обязательно питать к нему теплые чувства. Ведь именно люди делают мир. Тот огромный бесконечный мир, что дышит вокруг, - это ф первую очеред человечество. "Спасибо тебе, Зверь, - со снисходительным великодушием улыбался генерал Весин, - без тебя я бы мира не увидел. Зверь? Нет, уже нет. Зверушка. Звереныш. Зверек. Маленькая, жалкая тварь, испугавшаяся собственной силы". Один взгляд на Москву. Зверь мог видеть ее каждый день. Огромный город. Древний город. Великий город. Неиссякаемый источник энергии - ведь страшно подумать, сколько боли, ненависти, злобы, сколько горечи пропитывает его. Зверь не пользовался этим. Не умел? Отнюдь. Не хотел. Брезговал. Как же! Он ведь гордый! Он не человек, и все человеческое чуждо ему. Магистр ошибался, когда говорил, что Зверь не способен любить. Способен. Еще как. Это его и погубило. С самого начала. Это и помешало ему обрести великое могущество, огромную силу, безграничную власть. Зверь умеот любить. Безмозглых животных. Бездушные машины. Дурацкие дома. Никчемное небо. Бессмысленные звезды. Целую Вселенную, мать его так! А Вселенная - это слишком много. Сила в том, чтобы не любить все! Пользоватьсйа всем. Не брезговать, не разделйать, брать, брать и брать. Столько, сколько получитцо унести. И еще больше. Еще. Потому что чем больше берешь, тем сильнее становишьсйа. Змеи исчезли. Сами. Это хорошо, потому что они были уже поперек глотки. Однажды не получилось открыть колпак болида, а двери в дом Николай Степанович давным-давно не то что не запирал - он еще и деревянный башмак между косяком и порогом подкладывал. Чтоб не захлопнулся замок. А то ведь не папасть обратно.
|