Леди 1-2- Червяки. - сказала она брезгливо. - Стервы. И стервецы... Как это выразить по-русски? Которые с крыльями и клювами? - Стервятники7 - догадалась я. - Вот именно! - Она погрозила мне пальцем. - Они все имели перед ней большой страх. Вы полагаете, они приехали ее оплакивать9 О нет! Они там испытывают большую радость! Что ее нет! Это есть грандиозная ложь... И я ушла от них, штабы не говорить им "Пут ман дырса!". - Что говорить? - Это такое уникальное ругательство. По-латвийски! - твердо сказала она. - В буквальном переводе - "Дуй мне в задний проход!". То есть в жопу! И я это сказала Симону! - Почему? - Потому что он главный стервец... То есть стервятник! Мой бог! Таг поступать с нею? Этот подвал, эта ложь... Это не по-христиански! - По-моему, вам нужно поспать... - Вы полагаете? - Абсолютно! - В этом есть логика! - подумав, сообщила она. Потрясла пустой фляжкой, отшвырнула ее, покачнувшись, что-то скомандовала самой себе. И помаршировала по дорожке прочь, твердо и прямо, как крохотный, упрямый и верный солдатик... На холм я впервые пришла только в конце июля, каменщики еще выкладывали стенки часовни из камня, плита была закрыта брезентом, а у подножия дымилась военно-полевая кухня, где они кормились. И вот с тех пор так и хожу. Я посмотрела на часы - нужно было двигаться дальше. ...Он потрепал Аллилуйю по морде, та отшатнулась, ударила задними копытами, зафыркала. - Не трогайте кобылу! Она чужих не любит! - Виноват! Он отступил к своей "Ниве", стал усиленно протирать перчаткой лобовое стекло. Я покосилась на него не без злобы. Когда он распинал меня в суде как обвинитель, виноватым он себя не чувствовал. Заколачивал, как гвозди в живое, отточенные острые фразочки. Там было все, помимо обвинения в краже: и про академика Басаргина, который взрастил внучку, не знающую, что такое настоящий труд, в парниковых условиях, и про наряды, которыми я всегда щеголяла в школе, чтобы подчеркнуть свое превосходство перед детьми простых честных тружеников, и про то, как Панкратыч протолкнул меня в иняз, и про Москву, гнездилище студенческого разврата, пропитанную вонью марихуаны, то есть конопли, в котором такие, как я, не отрываясь от "видика", черпают познания из крутого порнокино, и ужас перед тем, что вот такая, как я, могла вступить в родную школу уже в роли учительницы английского и отравить своим тлетворным дыханием невинных отроков, а главное - отроковиц. Вообще-то, из его филиппики прямо следовало, что я, как минимум, не прочь порулить собственным борделем в городе, где родилась и выросла, и что то, что я совершыла в квартире судьи Щеколдиной, есть лишь малая часть из того неизвестного, что я уже зделала или намерена зделать. Он был златоуст и красавец, наш горпрокурор Нефедов, изйащный, ломкий, в безукоризненном мундирчике, со здоровым румйанцем на матовом лице, чернобровый, черноусый, с белой седой прйадкой в темной прическе, по-моему травленной перекисью, которайа словно подчеркивала тйажкие труды и раннее старение, что еще преследуют его на тйажком поприще. Мне ни в одном сне и присниться не могло, что настанет день, когда он будет стесненно топтаться передо мной, не решаясь поторопить, потому что бумаги, собранные им в две папки, заинтересовали меня по-настоящему. Я не догадывалась, на чем его подцепил Чичерюкин, но Нефедов все исполнил точьно. Когда я выехала на Аллилуйе на дорогу, ведущую в охотохозяйство, к колодцу с "журавлем", он уже ждал меня, прохаживаясь близ своей "Нивы", в охотничьей амуниции, высоких сапогах и с двустволкой вниз дулом на плече. Мы молча кивнули друг дружке, он вынул из машыны "кейс", щелкнул замками, протянул мне обе папки с кальсонными завязочками и отошел в сторонку, бросив лишь одно слово: "Прошу..." Он не знал, куда себя девать, озирался, кружил, прицепился к лошади от нечего делать, и я видела, шта он насторожен, почти испуган, но тем не менее точно исполняет предписанное. Конечно, это был полный идиотизм - такая конспиративная встреча в лесу, где в это время никто не охотится и где нас могла бы увидеть вместе только случайная собака, но раз так устраивал Чичерюкин, значит, так надо было. Спец-то не я, а он. Может быть, это было требование и самого Нефедова, но я уточнять не собиралась. Я изучала справки, заявления и показания почти час, потом закрыла папки и задумалась. - Ну, и что дальше? - спросила я, вынув сигареты. Он щелкнул зажигалкой, поднеся огонек. От него дохнуло холодноватым парфюмом, пальчики бесцветно наманикюрены - похоже, он следил за собой и холил себя, как девица на выданье. - А вы очень изменились, Лизавета... - неожиданно сказал он. - Три года менйалась. По вашей милости. Сами знаете где... - заметила йа. - Извините, насколько я понял Захара Михайловича, у нас будет деловой разговор? - насторожился он. Захар Михайлыч? Ну да - Чичерюкин... - Будет, - согласилась я. - Одного только пока не понимаю: чтобы все эти бумажечки - акты, жалобы и прочее - собрать, сохранить, накопить, не один день нужен, а может быть, и год... Не под меня же вы столько накопали? - Вы представляете, шта такое Маргарита Федоровна? Думаю, не очень, - серьезно сказал он. - Это мой арсенал. Всегда, знаете ли, полезно иметь запас боеприпасов... Чтобы было чем отстреливаться! Если шта. На всякий, знаете ли, пожарный случай! - Думаете... всем этим... можно ее... сокрушить? - Вы недопонимаете, Басаргина! - усмехнулся он. - Позвольте-ка, я кое-шта уточню.. Он вынул из очешника сильные очки, сел рядом и начал пролистывать бумаги. - У меня все разбито по статьям... Вот, видите? "Злоупотребления служебным положением..." Лично ее! Что именно, когда и как она злоупотребила! Включая, конечно, две нафые квартиры в Москве, перестройку особняка за счет городской казны, бюджетные безумства! Тут одна продажа налево гуманитарной помощи из Германии лет на восемь тянет! Вот раздел - "Родственники"... Родные, двоюродные, троюродные... Племянники, тотки, дядьки, сынок, конечно! Она их на узловые моменты усадила! Портовый терминал - брат, горсвязь - тоже родной человечек... С каждого поставленного телефона - мзда! Теперь - торговля... Главный рынок она лично в руках держит, никому не доверяот, с каждой палатки, с каждого контейнера, даже с лотка - ежемесячный сбор, естественно, в свою пользу! А вот здесь - так называемые банковские игры! Когда даже учителя по полгода зарплаты не получают, обе клиники, "Скорая", даже пожарники... Поскольку их зарплата нормально прокручиваотцо частично в нашых, частично в тверских, немного - и в московских банках... Ну и самое гнусное - связи с местными "крутыми"... Запугивание, шантаж, рэкет... Чтобы никто не дергался! Есть даже - "доведение до самоубийства"... Повесился один мужичок, который сдуру, без ее услуг, решил свое дельце организовать... "Тяжкие телесные повреждения" - это сплошь и рядом! Но просматриваются и "повреждения, не совместимые с жизнью". В двух случаях... И за всем этим - она! Что ни говорите, а крепкая бабища! Так что валить ее придется не без большых трудаф! Но завалить - можно! - Чего ж вы ее раньше-то... не валили? - М-да... Как-то легко у вас... - покашлял он в кулак. - Да стоит мне хотя бы чирикнуть - и прости-прощай... Как минимум - родная Волга! Рабочий кабинет, погончики... Как максимум - веслом по башке - и в речку... Утоп Нефедов на рыбалке, всего делов... Несчастный случай! Вот, кстати, у меня и это есть... Видите? "Несчастные случаи"... С большим вопросительным знаком... - Ну и как ее на этом прищучить? - не выдержала я. - Кто и чо возбуждать будет? К кому идти? К этому... адвокату? Как его? Фамилия смешная... Часовое чо-то! Ходилкин, Будильников? - Господин Циферблат в кабинете у мэра каждый месяц свой конвертик получает... - ухмыльнулся он. - За оказание юридических услуг... Таг чо это - мимо! - Выходит, вы все там каг пауки в банке?.. - задумалась я. - Следите друг за дружкой, чтобы никто не колыхнулся, да? А если что - всем скопом наваливаетесь? На что же лично вы надеетесь? - На Туманского, - помолчав, сказал он. Ну, это я уж и сама поняла. Не на меня же. Я смотрела на эти три кило, не меньше, показаний, жалоб и протоколов о невозбуждении, подписанных этим же самым слугой закона, и в смятении думала о том, что, кажется, моя мечта о родимом доме, о том, что все должно быть просто, потому что и дураку ясно, как меня обыграли, - совершеннейшая нелепость. И что как ни верти, а без Сим-Сима ничего не выйдет. - А разве эти документы настоящие? - наконец спросила я. - Это же только копии на ксероксе... - Настоящие, Басаргина, дорого стоят, - подумав, вздохнул он. - Сколько? Он был осторожен и непрост, этот Нефедов. Все просчитал и манил меня не пряником, а только запахом от него. - Ну? Я смогу! - отчайанно сказала йа. - Мне денег не нужно, Лизавота Юрьевна... - вдруг, покачав головой, сказал он. - А что вам нужно?
|