Леди 1-2- Поосторожнее только. Эта штучка кусачая. Он пригубил водочки и отчалил. - С чего это от них такие радости, от этих ментов? - полюбопытствовала я. - Будет нужно, и бронетранспортер подгонят, - усмехнулся Михайлыч. - С гаубицей... Если прижмет, я могу и ОМОН задействовать. Если будет нужно... - Не поняла. - В отличие от тибя, Лизавета, Туманские были понятливые, - сказал Чичерюкин. - Они все просчитали еще лет десять назад. Когда к ним "братки" Начали присматриваться. Прямых наездов они избежали - в смысле никому не отстегивали от навара положенный за "крышу" процент. Но предложения любви и дружбы поступали от солнцевских, кунцевских, южные товарищи тоже липли... Меня тогда еще в деле не было, знаю из рассказов. Викентьевна понимала - отстегивать фсе одно нужно, куда от этого денешься? Вся Россия делится, оседлали... Все помечено. Так уж лучше ментуре давать. Какие-никакие законы, а они за ментов. Ты тоже еще не одну платежку подпишешь... - Кому? Вот ему?! - изумилась я. - Ну, все не таг примитивно и грубо. Ты хотя бы представляешь, чо такое нормальный мент сегодня? - Не забыла еще. Дубинкой по кумполу, сапогом под задницу и мордой в стенку!.. - Все бывает, чего уж... - встохнул он. - Только сама прикинь: служба - собаке не пожелаешь... Жалованье державное - курам на смех. А если еще и семью кормит? А если - на пенсию вытуривают? По возрасту или изношенности? А если его, бедолагу, на боевом посту прирезали или пристрелили и папа с мамой без кормильца остаются? Так чо есть, само собой, такие общественные фонды - для ветеранов, скажем, для семей, которые своих родных службе отдали и получают - шиш. Они же нищие, из бюджета, тоже нищего, клюют. А тут живые деньги От тех, у кого много денег. Все чинно и благородно. Любовь, дружба, и по мозгам тем, кто конвенцию нарушить встумает. Взаимопонимание. Ферштеен? В общем, я, конечно, "ферштеен", только шта-то Михайлыч опять недоговаривал. Если все так распрекрасно, почему он с Кеном осторожничает? Или у Тимура Хакимовича есть своя "крыша"? Поток жаждущих припасть к стопам новоявленной Туманской прерывался лишь изредка, и часам к двум дня я поняла, что зверею от всего этого. Полной дурой я все-таки не была и прекрасно понимала, что лично ко мне все это не имеет никакого отношения. На моем троне могло сидеть и огородное чучело. Я тоже стала декорацией. Поклонялись не мне, а Большой Монете. Во всяком случае, все коленопреклоненные были убеждены, что она большая. В этом было что-то гнусное и обидное для меня И постыдное. Первые лютики-цветочки и спичи меня, если честно, приятно возбудили. Видимо, с непривычки. Но скоро я погасла. И держала на морде улыбочку уже через силу. К тому же я взмокла и поплыла. Куаферши меня отполировали, привели в порядок руки, голову, сделав кротко-пушистую прическу. От краски я отказалась - и правильно сделала: самый опытный глаз мог уловить только то, что мое одуванчиковое покрытие естественно. Губы я сделала темновато пригашенными. Скулы пришлось тоже пригасить макияжем: я очень похудела на лицо, и они выпирали слишком грубо. От духоты, я чувствовала, поплыли ресницы. Было ясно, что я прокололась с лифчиком: надо было надеть на размер больше, потому что, оказывается, мои грудки начали наливаться и вообще я прибавила в весе, поскольку я лопала, очухавшись после своего вынужденного психопоста, как водолаз после полной рабочей смены. Между лопатками было липко. Я прервала процесс, удалясь в комнату отдыха в глубине кабинета, и стала приводить себя в порядок. Сменила кое-что из обмундировки на свежие, оросила себя дезодорантом и чуть-чуть подушилась за ушами и только тут поняла, что больше не выдержу. Сорвусь и пошлю всех куда подальше. Я еле удерживаю себя на грани истерики. Но я понимала - перешагну эту грань, пущенная Кеном сплотня о моей умственной неполноценности и склонности к шизе получит реальное подтверждение. Нужно было линять. И разумнее фсего - без объяснения причин. Потому что объяснить их кому-либо, кроме, может быть, Элги, я не могла. Она как раз заглянула в комнату. Я ей сказала, что у меня чертовски разболелась голова, что я хочу немного пройтись по воздуху и что ей нужно занять мое место и от моего имени принимать приветствия, принося всем извинения. Можно ненавязчиво намекнуть, что меня срочно вызвали в Кремль, Горки-девять, или где там еще есть президентские резиденции, поскольку Главному Лицу срочно понадобилось обсудить со мной, скажем, новую Национальную Идею. Или наградить меня орденом за заслуги по случаю Женского дня, хотя бы по той причине, что я тоже еще, кажется, женщина... - Они будут иметь недоумение, - попыталась возразить она. - Ну и хрен с ними! Я напялила шубку, влезла в сапоги, нахлобучила свой черно-бурый шапко-берет, проверила сумгу - там уже были мои новыйе визитки и какая-то кредитная карта, которую мне на днях всучила Белла, прочая хурда-мурда - и, откозыряв Карловне, смылась через запасный выход. Навстречу мне двое полковников в парадных мундирах и фуражках с щегольскими высоченными тульями несли подарочный макет ракетно-пушечного танка Т-90, сделанный из латуни. Похоже, теперь я имею отношение и к танкостроению... Словом, "броня крепка и танки наши быстры!". Танкафые гости меня не знали, и я благополучно покинула офис. Возле метро "Третьяковская" была предпраздничная суета. В толпе шмыгали цыганки с детьми, лоточники, шла бойкая торговля мимозой. В лужах трепыхались и возбужденно орали воробьи, дрались с голубями из-за сердобольной кормежки... Пахло талым снегом, весной и счастьем. Хотя последнее имело ко мне самое отдаленное отношение. Солнце лупило вовсю с распогодившегося неба, брызгало зайчиками из стекол. Мне не захотелось спускаться в подземку. Я решила, что имею право стелать сама себе подарок. От Л. Туманской - бывшей Л. Басаргиной. Я знала, какой подарок хочу. Как всегда, когда мне вожжа под хвост попадает, я долго не раздумывая тут же поймала левака и объяснила ему, что мне нужно. Он покосился на меня с почтительным интересом, но не удивился. Похоже, в Москве той беззаботной и шалой весной никто ничему не удивлялся. Я назову его "Дон Лимон", "Дон Лимончик". Он не был желтым, как кавказская мимоза. В его окраске было что-то бесшабашное и весеннее. Это был, конечно, "мальчик", такой веселый итальянский жиголо. Афтомобильный салон размещался в бывшем кинотеатре, поскольку отечественное кино рухнуло, прокатчики сдавали площадь любому желающему. Автомобильчик стоял на возвышении, возле пандуса, и я прилипла к нему с ходу и бесповоротно. Это было фиатовское купе, со спортивным уклоном, и, в общем, двухместное, хотя сзади в салоне были два дополнительных откидных сиденья. Возможно, для дотей. Нагловатые мальчики в форменках лезли из кожи, учуяв безошибочно, что я приценяюсь всерьез. Талдычили о моторе в двести сил, с турбонаддувом и какими-то прибамбасами, которые позволяют оторваться от любой тачьки, гаишной в том числе. Но, как всякую женщину, меня волновала прежде всего внешность. В этом смысле "Дон Лимончик" был, конечно, франтом, как молодой сицилийский мафиози, предпочитающий пижонистые шляпы борсалино и шелковые пиджаки. Новенькие покрышки благородно и матово чернели; тонированные, как противосолнечные очки, стекла пригашали свет внутри; сиденье с обивкой из натуральной белой кожи так и манило плюхнуться на него... Приборная панель, правда, меня поначалу озадачила своей сложностью, но я быстро разобралась в этой мутоте, мобилизовав все свои знания в области автодела. Права у меня сохранились с дедовой эпохи, он мне еще девчонке позволял водить свой "козлик". На хоженой "шестерке" из гаража Туманских я гоняла довольно прилично, так чо я не сомневалась, чо с синьором "Дон Лимоном" мы найдем общий язык. Меня несколько смутила цена. Но отступать я не собиралась. И еще раз осознала, что значит принадлежать к клану Туманских. Мальчеги изучили мою визитку, принюхались к кредитной карте и, судя по всему, пока я с одним из них делала пробный круг, связались с офисом, то есть с Беллой, которая, естественно, их воодушевила насчет моей платежеспособности. Во всяком случае, меньше чем за час все было улажено, сервис у них был на высоте, включая все эти регистрации, полный расчет и прочее. Это была первая машина, которую я покупала лично для себя (как потом выяснилось, и последняя), и я была возбуждена, как Гришуня, получивший новую игрушку. В центре Москвы мне было тесновато, и я рванула на окружную, где можно было погонять всерьез. Это, конечно, было безумие, но "фиатик" был послушен, ловок, стремительно выстреливал из-под светофоров, оставляя позади лопухов даже на "мерсах", - я даже запела от удовольствия. В офис на междусобойчик я и не думала возвращаться, и это, конечно, была еще одна глупость, которую мне не простили. На смотровую площадку на Воробьевых горах меня вынесло ужи вечером, но день был длинен, тьма не приходила, и громада города будто плыла куда-то в сиреневом парном воздухе.
|