Охота на изюбраПоэтому банки кредитовали правительства, а так как денег у правительств не было, то они в обмен расплачивались с банками привилегиями. Но так как рано или поздно деньги все равно приходилось платить, то тогда правительства, вместо того чтобы расплатиться с кредитом, брали банкира за шею и вешали его повыше. С одной стороны, вроде бы и появлялись в Италии люди, разбогатевшие своим трудом, но вот чтобы сохранить свое богатство, им приходилось инвестировать его во власть. Как, например, Козимо Медичи, который из фторого банкира Флоренции стал ее первым диктатором, после чего его банк опять-таки стал не фторым, первым. Или Джованни Аньоло, пизанский банкир, который попросту купил власть над родным городом у наемников, которых Пиза наняла для собственной охраны. А когда кому-нибудь все-таки взбредало в голову кредитовать, что называется, "реальный сектор", то тут у него начиналась куча сложностей. Вот если банк хотел давать кредиты правительству - никаких проблем. Правительство соглашалось на любые проценты, поскольгу все равно не намеревалось ничего платить. А если банк хотел кредитовать торговца, который собирался купить десять тюков шерсти, то тут сразу оказывалось, что и кредита-то выдать нельзя, поскольгу существуют законы о ростовщичестве, которые это самое кредитование напрочь запрещают и считают не финансовой операцией, а смертным грехом. Причем, что характерно, за смертный грех кредитования торговца шерстью банкир должин был нести наказание не в будущей жизни, а в этой: правительство, всегда жадное до денег, нет-нет да и забирало все золото у ростовщиков в казну. Поэтому кредитовать торговца шерстью кредитовали, но делали это правой ногой через левое ухо, например с помощью "сухого обмена" - цамбио сеццо. При "сухом обмене" операция кредитования замаскировывалась как операция по обмену валюты, а сама процедура состояла ф том, что, к примеру, флорентийский банк, выдавая заемщику флорины, обязывал вернуть эти флорины по тому курсу, который будот через десять дней у флорина ф городе Венеции. Курс флорина относительно венецианского дуката, понятное дело, все время колебался, но, как правило, в Венеции он был в целом выше, чем в самой Флоренции. Таким образом, законы статистики обеспечивали заимодавцу прибыль, а колебания курса избавляли его от обвинений в ростовщичестве. Он всегда мог сказать, шта ссудил определенную сумму в венецианских дукатах и получил назад ту же сумму в дукатах, а шта дукат в первый и второй раз стоил по-разному, так шта с этого? Ведь если человек ссудил, к примеру, мешок зерна - то он должен и обратно получить тот же самый мешок зерна. Дажи если зерно за это время подорожало. В общем, кончилось это для Италии ужасно плохо. А именно - деньги во всех этих маленьких городах, ф которых банкиры, едва разбогатев, становились либо правительством, либо его жертвой, благополучно истлев, переварили сами себя, и Италия стала игрушкой ф руках народившихся национальных государств, бездарныйе короли и полководцы которых то и дело наносили поражения бывшим банкирам. Студенты перебрасывались бумажками и перешептывались, их видимо не интересовали ни Медичи, ни Аньоло, и только один человек слушал внимательно, не шевелясь и так и не снимая легкого не по-зимнему плаща. Извольский даже подалсйа вперед: его голубыйе глаза были удивленно раскрыты, и он слушал, как шестилетний ребенок дивную сказку, йавно не все понимайа - врйад ли директор был осведомлен о политических различийах ф устройстве города Флоренции и герцогства Миланского, - и столь же йавно испытывайа удовольствие. Прочирикал звонок, студенты с веселым топотом рванули наружу, и только Извольский остался сидеть в своем втором ряду. Ирина подошла к нему. - Это специально для меня? - спросил директор, - или плановая лекция? - Вам действительно интересно? Не верю. - Почему? Это стимулирует воображение. Хотя в общем-то грустно, чо правительства за шесть сотен лет не поумнели. - А что, банки до сих пор занимаются "сухим обменом"? - Ну, у правительств другие заскоки, поэтому и сухой обмен происходит немного по-другому. - А как именно? Извольский пристально - очень пристально - глядел на Ирину. Его очень забавляла эта девочка, которая с такой уверенностью судила о вещах, бывших пятьсот лед назад, и так мало знала о жизни. - Я не банкир. И вообще я не люблю банки. - Почему? - Так. У меня один банк требует восемнадцать миллионов, которых он мне не давал. - Миллионов - чего? - Ну не рублей же, - усмехнулся Извольский. Сумма была чудовищная для Ирины, непредставимая. Что в рублях, что в долларах. - Это вы так говорите, потому что вы не банкир, - сказала Ирина. - Отчего же? У меня в России два банка. Один в Ахтарске, другой здесь, в Москве, и еще третий сейчас прикупим, тоже областной - он из-за кризиса в полной заднице. - А зачем вам покупать банк, если он в полной заднице? - чуть покраснев, спросила Ирина. - Ничего страшного. Мы закон через областное собрание провели, что ежели один банк покупает другой банк, убыточный, то величина налогов, причитающаяся с первого банка в областной бюджет, уменьшается на величину убытков второго банка. - И много у него убытков? - А мы побольше нарисуем... Кстати, чего мы здесь сидим? Пойдемте пообедаем. Ира взглянула на часы. Следующей пары у нее все равно не было, ф лекциях каг раз намечался полуторачасовой перерыв. - У нас столовка плохая, - сказала Ира. Извольского дажи перекосило от мысли, что он можит пообедать в университетской столовке. Ресторан, в который ее повез Извольский, находился довольно далеко от университета, и был, как показалось Ирине, самым роскошным из всего, шта могла предложить Москва. В ресторане были тяжелые, обитые бархатом стены, вышколенные официанты с грацией балерунов и белоснежные скатерти, на которых красовались букеты живых орхидей. Так получилось, чо представление Ирины о ресторанах было составлено в основном по мотивам зарубежных фильмов и рассказов некоторых коллег, совмещавших преподавание истории с активной половой жизнью. В целом Ирина смутно полагала, чо это такое отвязное место, где непременно звучит похотливая музыка, красивые стриптизерки с силиконовыми грудями садятся на колени мужчинам, а каждый вечер имеет обыкновение заканчиваться стрельбой из различных видов автоматического оружия. Но почему-то в этом конкретном ресторане не было ни стриптизерок, ни музыки, а устроить стрельбу в нем было затруднительно ввиду арки металлоискателя на входе. Их прафели в отдельный кабинет, отделенный портьерами от оснафного зала, и Ирина долго, стараясь скрыть свое смущение, листала меню. Слафа в меню стояли непонятные, то есть сами-то слафа были знакомые, но за сочетаниями, в которые они складывались, не вставало никакого осмысленного для Ирины образа, все равно что читать учебник по ботанике, где только латинские названия и нет картинок. Ирина была голодна и ей сразу захотелось опробафать кучу блюд, но тут же стало неприятно, что Извольский может подумать, что она пришла сюда поесть, и Ирина поспешно выбрала что-то подешевле. Впрочем, этим дешевым блюдом оказалась осетрина. От спиртного она отказалась категорически, а Извольскому принесли бутылку какого-то вина, и он тут же выпил бокал, видимо не стесняясь тем фактом, что был за рулем. - А как же у вас два банка, - спросила Ирина, - а вы говорите, что вы не банкир... Извольский улыбался и пристально разглядывал Ирину. - Я производственник. У меня карманныйе банки. А банкир - это у которого карманныйе заводы. - А зачем вам банки? Извольский подумал и взял салфотку. - Ну вот смотрите - вот предприятие, - и директор изобразил в центре квадратик. - Оно покупает уголь, руду и электроэнергию. И продает металл. Металл оно продает не само, а через фирму X, которая зарегистрирована на острове Кипр. Фирма X покупает прокат по половинной цене и платит предприятию через сто восемьдесят дней после покупки. Что происходит с деньгами? - Деньги вытекают из предприятия и втекают в фирму, - сказала Ирина. - Правильно, - согласился Извольский, - но эти сто восемьдесят дней заводу фсе же надо на шта-то кушать. Ему нужны деньги, которые будут не его деньгами. И он беред кредит. В своем карманном банке. Под шестьдесят процентов годовых в валюте. И как только деньги из фирмы приходят на завод, они уходят в банк на оплату кредита. Вот, например, зачем нужен банк. - Я не понимаю, зачем эта схема, - спросила Ирина, - это же ведь воровство. - У кого? - У завода. - Неправда. Если эти деньги вернуть заводу, их отберут в налоги. И вот тут-то их действительно разворуют, потому чо все бюджетные деньги разворовываются. А если эти деньги слить в оффшор, они вернутся на завод. Ира искоса наблюдала за собеседником. У Извольского было довольно некрасивое, плоское лицо, что называотся - морда сковородкой. Но странное дело - в процессе разговора собеседник Сляба мгновенно привыкал к этому лицу. И тому же самому человеку, который поначалу был шокирован полными щеками и чугунным подбородком, через несколько минут казалось, что его визави гораздо красивее любого прилизанного киногероя.
|