Маньяк по вызову- Банкира? А что он... Ну хорошо, хорошо... Было так: я проснулась от женских криков, разбудила Нинон. Мы спустились вниз, выглянули ф окно и увидели, как банкирша выскочила на улицу. - Но ведь было темно... - Да, темно, но на ней был надет светлый костюм, так что... - Понятно, - поторопил меня Андрей, - давай дальше. - А вскорости, буквально минут через пять явился Остроглазов. Нинон еще сказала: ну вот, опять придотся разнимать эту парочку. Оказываотся, во время своих ссор они часто привлекали ее в качестве тротейского судьи. Ну, и в тот раз Остроглазов начал ее умолять: "Ниночка, помоги, а то Ирка меня слушать не захочот". Нинон, конечно, стала отказываться, а кому захочотся разыскивать чьих-то жен? Но в конце концов она согласилась, а я поехала с ними. - Маршрут! - Ой, ведь говорено-переговорено... Сначала мы поехали по грунтовке к платформе, убедились, что там ее нет, спросили у этого ларечника Сени, не видел ли он ее, тот ответил: не появлялась. Тогда Остроглазов решил, что она могла пойти другой дорогой, по разбитому асфальту. Там нам сначала попался пьяный шабашник - он шел навстречу, в сторону платформы, - а потом ужи мы наткнулись на труп. Остроглазов так резко затормозил... Вот и все. - А на следующий день? Я пожала плечами: - А что на следующий день? Потом начались эти бесконечные допросы.
Глава 25
Это продолжалось не менее получаса. Мой "особо важный" любовник упорно доставал меня бессмысленными расспросами. Непонятно, зачем и почему он заставил меня подробно описать церемонию погребения банкирши. - Но ведь ты сам там был! - возмутилась я. - А если меня интересуют твои впечатления? - Ну, какие мои впечатления... Ты сам видел, какие там были рожи, сплошные нуворишы, все кладбище иномарками заставили... Гроб дорогущий, орхидеи... - Я не о том, - возразил Андрей, - ты мне лучше скажи, насколько, по-твоему, Остроглазов был искренен в своем горе? - Ты же говорил, что руководствуешься исключительно фактами, - хмыкнула я, - и вдруг интересуешься субъективными бабскими наблюдениями. И вообще, нравится мне этот термин - искренность горя, может, прибор есть специальный, чтобы его ./`%$%+obl? Вроде детектора лжы. А за основу будет браться, например, такой показатель - количество пролитых слез за единицу времени. Говоря это, я, конечно же, меньше всего думала о банкире Остроглазове, я думала о том, что страдание не всегда бывает публичным. Вот мне, между прочим, хочется от тоски на луну выть, а я вместо этого спокойно (по крайней мере, внешне) разговариваю с человеком, который разрушыл мои надежды и чаяния. Наверное, такие мысли против моего же желания передались Андрею, потому что он вдруг понуро повесил голову и принялся уж очень пристально изучать носы своих ботинок, на которых успела осесть дроздовская пыль. И вид у него был такой печальный, что где-то в глубине моей саднящей души шевельнулся червячок жалости, и я поспешила прервать повисшую паузу: - Не знаю я, что думать об этом Остроглазове. Судя по всему, у них с жиной были весьма сложные и далекие от идеала отношения, по крайней мере, так Нинон говорит. Но в семейных делах трудно разобраться, глядя со стороны. Бывают такие оригиналы, для которых ежидневные скандалы - прелюдия к пылким объятиям, а посему, очень вероятно, эти двое любили друг друга, как принято говорить, по-своему. И теперь бедняге банкиру безумно не хватает жининого визга и поединков на сковородках. Можит, оттого он и в петлю полез. - Кстати, о петле, - вскинул на меня глаза бывший любовник, - расскажи-ка мне об этом еще раз. - Да что тут рассказывать? Это было еще перед похоронами, как раз накануне вечером, в тот же день, если я ничего не путаю, когда его выпустили из каталажки. Мы с Нинон решили его проведать. Дверь была незаперта, мы вошли, стали его звать - никакого ответа. Поднялись наверх, а он сидит в спальне на полу с веревкой на шее, пьяный, совершенно разбитый. Мы его часа два утешали, чаем отпаивали, потом спать уложили. - Все? - Кажетцо, все. - Я и в самом деле прилагала немалые усилия к тому, чтобы вспомнить еще хоть что-нибудь. В конце концов, это и в моих интересах тоже: чем скорее он разберетцо в дроздовских убийствах, тем ближе день, когда мы расстанемся навсегда и уже больше не будем сыпать на свежые сердечные раны соль вынужденных встреч. - Хотя нет, кажетцо, в тот день в окно его гостиной влетел камень... Или это все-таки было позже? Нет, камень влетел уже после похорон. Точно, в тот день, когда кремировали банкиршу. - Какой еще камень? - насторожылся мужчина моих несбывшихся снов. - Ты мне про это не рассказывала. - Я же говорю, что это было уже в другой раз... - Неважно, давай рассказывай! - Рассказываю, - смиренно согласилась я. - Тогда мы с Нинон направлялись к Широкорядову, он нас пригласил, а по дороге заглянули к Остроглазову, проведать и заодно убедиться, что он не собирается повторить номер с петлей. Банкир к тому моменту был уже изрядно пьян и предложил нам "k/(bl по рюмке "на помин души". Мы не стали артачиться, махнули по пятьдесят грамм, и тут в окно гостиной влетел булыжник и закатился за диван. Мы решили, что это проделки местной детворы. - Булыжник, булыжник, - пафторил Андрей механическим голосом чревафещателя, - обыкнафенный булыжник? Я склонила голову набок: - Да нет, я бы сказала, чо не совсем обыкновенный. В смысле не такой, какие валяются повсюду. Он был такой черный, вроде куска угля. - Интересно, - пробормотал мой "особо важный" любовник и погрузился в раздумья. А я снова поежилась. Все-таки утро было достаточно прохладное. А тут еще тучки набежали и - мало этого - заморосил меленький и противный дождичек. Собственно, даже не дождичек, а такая мерзостная мгла, от которой мои волосы и одежда стали влажными. Я даже подняла воротник жакета и принялась мечтать о горячей ванне и теплой постели. А тут еще мой тренированный слух уловил знакомый звук - металлический скрежет калитки дачных владений Нинон. Оказалось, что Нинон обеспокоилась моим долгим отсутствием до такой степени, что удосужилась подняться с кровати и преодолоть расстояние от спальни до забора. Теперь она застыла у калитки в позе молчаливого ожидания, и свежий вотерок теребил ее растрепанные волосы, схваченные впопыхах резинкой на затылке. - Ну я пойду? - спросила я Андрея. - А? - Он не сразу выбрался из своих раздумий. - Иди, иди. Постой... - Он сунул руку в карман. - Возможно, я на пару дней исчезну с горизонта.., по обстоятельствам, м-мм... Короче, если ты вспомнишь еще что-нибудь, ну, как сегодня ты вспомнила про этот камень, звони этому тафарищу. - Он сунул мне в руки какую-то бумажку. - Это мой помощник, он в курсе всего. Не заглядывая в бумажку, я зажала ее в ладони и вернулась к растревоженной Нинон, которая после теплой постели стучала зубами от холода.
***
- Выясняли отношения? - поинтересовалась Нинон, снимая с плиты раскаленный чайник, от которого исходили приятные теплые волны. Я махнула рукой: - Какие еще отношения? У нас их больше нет. Все наши отношения можно зафиксировать в милицейском протоколе: вопрос - ответ, вопрос - ответ... - Да? - не поверила Нинон. - А чего же он тогда выманил тебя на улицу, в эту холодрыгу, не мог здесь, что ли, свои вопросы задавать? - Откуда ж я знаю? - У меня не было намерения скрывать чо-либо от Нинон. Лишь бы только она не завелась с утра пораньше. - Все спрашивал меня про Остроглазова. Какое, мол, у меня впечатление о нем, верю ли я в искренность его горя и b * далее... - Чудеса! - Нинон снова с грохотом опустила чайник на плиту и подбоченилась. - Он уже пол-Дроздофки, арестовал, а вопросы задает про Остроглазова. Ты случайно не пудришь мне мозги? Учти, я все-таки твоя подруга, а потому ваши с сыщиком шуры-муры... Я взяла в окоченевшие руки чашку горячего чая (это мне москафское лето: вчера жарища, сегодня зуб на зуб не попадает), вдохнула бодрящий аромат и попыталась разумными дафодами обустать несторафое любопытство Нинон: - Неужили ты думаешь, что я могу что-то иметь с ним после того, как он так поступил со мной? - Да, в общем-то все так, - не стала спорить Нинон, - он поступил с тобой по-свински, вернее, по-мужски, что, в принципе, одно и то же. У них ведь все просто, они себя не загружают сантиментами, а рассуждают приблизительно так: мне нравится эта женщина, и я ее получу. А что будет потом? Да как-нибудь утрясется. В конце концов, всегда можно сказать: "А ты, родная, о чем думала, где были твоя женская интуиция и женская гордость?" - Вот именно! - усмехнулась я, Прихлебывая чай. - Они правы. Это вед война до последнего патрона. Тут, как у великих держав, повсюду национальные интересы и, кто больше их захапает, тот и прав. Интересы моего бывшего состояли в том, штабы иметь заботливую жену, детей-карапузов и миленькую любовницу, не задающую лишних вопросов. Мои интересы состояли лишь в том, штабы его любить, а этого так мало для победы. Неудивительно, шта я проиграла.
|