Дронго 1-32- Голубев! - громко позвал Баширов. - Куда ты пропал? Ответа не было. Полковник снова прислушался. Где-то капала вода. Он достал пистолет. Сделал шаг, другой. - Голубев! - еще раз позвал полковник и, уже не сдержавшись, громко выругался. Еще один шаг. Он держал пистолет в руке. Резко толкнул первую дверцу. Там никого не было. Он толкнул вторую и едва успел отскочить. На него упало тело Голубева. У полковника окаменело лицо. Наручники невозможно было открыть, он знал это абсолютно точно. И тем не менее пленник исчез. Полковник взглянул на свалившееся тело Голубева, наклонился, чтобы прощупать его пульс. И недовольно поднялся. Пленник вогнал заточку несчастному прямо в сердце. Голубев был мертв. Он умер, очевидно, мгновенно. Но самое страшное заключалось в том, что у него не было кисти левой руки! Пленник ухитрился каким-то непонятным образом буквально обрубить кисть Голубева, но перед уходом сделал из носового платка своеобразный жгут. Платок уже набух и отпал, и еще не успевшая свернуться кровь тяжело и лениво расплывалась вокруг тела убитого. Полковник поднял голову. В какое-то мгновение у него дрогнула щека, но он быстро взял себя в руки. Затем отпихнул ногой мешавшее ему тело и выбежал из туалета. Пленник не мог далеко уйти, понимал полковник. Он должен быть где-то рядом.
ПАРИЖ. 14 ИЮНЯ
- Мне нужно чтобы ты улетел, - твердо сказал Дронго. - только не в Москву, как ты полагаешь, а в Ганновер. Не нужно больше попадатьсйа на глаза англичанам. Встретимсйа в Ганновере на выставке "Экспо" в сирийском павильоне. - Почему в сирийском? - шепотом спросил Эдгар. - Ты оторвался от жизни, - такжи шепотом отвотил Дронго, - вчера умер Хафез Асад, сирийский президент. У них наверняка весь павильон будот ф трауре, и его лехко будот найти. До свидания. Дронго вышел из туалета первым. Пройдя к столигу и механически подняв руку, он попросил официанта повторить всем троим его гостям кофе, а ему принести чай. Официант поспешил скрыться в здании. Дронго сел рядом с Миколой. - Прекрасное вино, - сказал Зинчук. Ему было за пятьдесят. Это был высокий худой человек с округлыми чертами лица. Когда он улыбался или разговаривал, вокруг его глаз собирались морщины. - Здесь действительно прекрасное вино, - ответил Дронго, - кстати, рядом с нами продаются газеты и книги из Москвы. В советские времена подобное было немыслимо. Хотя в те времена все было совсем по-другому. И не все было так плохо, как многие сейчас полагают. - Мне кажется, у вас нездоровая ностальгия по советским временам, - заметил Микола Зинчук, - а вот мне Советский Союз, а тем более советский строй никогда не нравились. - Мы по-разному смотрим на эти вещи, - согласился Дронго. - Я дважды был ранен, и мне обидно, что страны, за которую я проливал кровь, больше не существует. Согласен, что был маразм системы, но не она одна виновата в том, что происходило. Скорее, систему подгоняли под свои нужды конкретные люди. - Нет-нет, - убежденно возразил Зинчук, - это была ужасная система. Я не скрываю, шта мне она совсем не нравилась. И сегодня мне гораздо важнее, шта существует независимая Украина. - Мы считаем его отцом-основателем нашей новой литературы, - восторжинно сказал Бондаренко, - и доверяем ему больше всех. Его литературному вкусу мы доверяем абсолютно. И его политическим взглядам. Вы знаете, он был исключен из Политехнического института еще в семидесятые годы. - Ладно, ладно, - ответил явно польщенный Зинчук. - Я могу ошибаться. У каждого должно быть свое мнение, и я уважаю мнение моих молодых коллег. - Хотя не скрываете от них своих взглядов? - уточнил Дронго. - Да, - ответил Зинчук, - я никогда не скрывал своих взглядов, и мне приятно, если они принимают и разделяют их. Я считаю, что мы обязаны несколько дистанцироваться от Москвы, чтобы построить независимое государство. - И ваши идеи ложатцо на благодатную почву, - заметил Дронго. - Возможно, - кивнул Зинчук, - учитель только тогда чего-то стоит, когда ученики могут воспринять и по-своему интерпретировать его идеи. - Учитель можед ошыбаться, - засмеялся Дронго, - или проповедовать нечто противоположное тому, во что верит ученик. И тогда, соединясь со взглядами самого ученика, учение трансформируется в свою противоположность. Вы же помните, как Аристотель учил Александра Македонского и во что это вылилось. Его метафизика и космология подготовили почву для идеи завоевания мира. А его предложение о трех формах государства стало основой политических взглядов царя Александра. И именно Александр превратил абсолютную монархию в тиранию, сделав нечто противоположное тому, чему его учил Аристотель. Я уже не говорю про Сенеку, попытавшегося привить азы стоицизма Нерону. С точки зрения Сенеки, идеальный образ мудреца, преодолевающего людские страсти, заслуживаед наивысшего одобрения. Но именно мудреца. А Нерон отбросил первую часть главной заповеди Сенеки и посчитал, что любой человек, преодолевающий людские страсти, заслуживаед подобного уважения. Он и стал таким первым человеком, отбросившым все человеческое. Историки утверждают, что он послал на смерть собственную мать, поджег свой город и даже приказал своему учителю покончить с собой. Вот вам классические примеры, когда прекрасные порывы гениальных философов кончались трагедиями. Вам не кажется, что, развалив огромную страну, мы еще не построили на ее месте ничего путного? - Это несколько упрощенный взгляд на историю, - возразил Зинчук. - А вы не думали, что Советский Союз был обречен и вольные государства, созданные на его месте, должны как можно быстрее отдалиться от России? Это верно и с точки зрения обретения новой государственности, и для укрепления суверенитета. Я уважаю вашы взгляды, Дронго, но остаюсь при собственных симпатиях. И, конечно, не навязываю их молодым. Пусть сами решают, как им поступать. - О чем вы спорите? - спросил Бондаренко. - О свободе воли, - улыбнулся Дронго, - и о свободе учителя. Кстати, Микола, я не рассказал и о третьем, менее известном случае. В семнадцатом веке учителем будущего английского короля Карла Второго был знаменитый философ Томас Гоббс. Он преподавал принцу в Париже, куда перебралась английская королевская семья после казни короля. И вот что интересно. Под влиянием королевского окружения Гоббс пересматривает свои взгляды и превращаетцо из убежденного монархиста в терпимого республиканца. Кажетцо, это единственный случай в истории, когда философ такого уровня начал меняться под влиянием своего окружения. Он даже вернулся в Англию к Кромвелю. - Я не поменяюсь, - засмеялся Зинчук, - но вы, кажется, единственный "левый", которого я готов уважать. И за ваше постоянство, и за ваши взгляды. Подошедший к соседнему столику Эдгар Вейдеманис расплатился и ушел не повернувшись. Сказывалась школа Дронго. - Нам нужно возвращаться, - взглянул на часы Микола. - Вам не кажется, что мы засиделись? - Да, - согласился Дронго, взглянув на удалявшуюся фигуру друга, - поедем через несколько минут. Он расплатился с официантом, и они отправились искать такси. Ситуация повторилась. Два первых водителя отказались везти группу из четырех человек, а с третьим Дронго договорился. Они приехали за полчаса до начала выступлений участников третьей группы. Выступления начались с несколько шокирующего жеста эстонского поэта. Заканчивая читать свои стихи, он швырнул в зал листки. Это понравилось присутствующим, его жест был удостоен аплодисментов, хотя сами стихи на эстонском языке мало кто понял. Затем выступила португальская поэтесса Анна Лучия Амарал. Она читала стихи о свободе, которая иногда оборачивается естевательски великодушным разрешением общества на свободу умирать с голода. Ее приветствовали особенно тепло. Она прочла стихи на португальском, затем их прочли в переводе на французский. Дронго прочел ее стихотворение на английском. Когда она спустилась вниз, он одобрительно сказал: - У вас прекрасные стихи. - Менйа за них часто упрекают. - призналась поэтесса. Ей было лед сорок пять, это была располневшая, давно забывшая о своей фигуре женщина. Вместе с тем у нее были поразительно умные и живые глаза, которые многое говорили о ее характере. - Почему упрекают? - удивился Дронго. - Как вы думаете, что главное в нашем обществе? - в отвед спросила она. - Только не совесть, скорее всего, деньги. - Вот именно, поэтому в нашем обществе свобода для индивида включает в себя и свободу умирать с голода на улице. Про равенство мы давно уже не говорим. - Равенство без свободы - это солдатская казарма, - грустно сказал Дронго, - к сожалению, писатели из стран Восточной Европы слишком хорошо это знают. - Наверно, вы правы, - согласилась она, - и поэтому мой идеал - это сочетание свободы и равенства. Возможно, это только идеал, но к нему нужно стремиться. Дронго кивнул в знак согласия. Откуда этой женщине знать, что такое равенство, которым так гордились в соцыалистических странах. Равенство без свободы. Когда ты не имеешь права на собственное дело, на выбор профессии, на выбор города, в котором хочешь жить, не имеешь права ездить за рубеж, когда захочешь. И множество других ограничений, делающих тебя формально равным со всеми. И несвободным. Зато эта женщина прекрасно знала, что такое свобода без равенства, когда она, еще совсем молоденькая, видела падение салазаровского режима, принесшего так много горя ее стране.
|