Фантомас 1-6Уличная проститутка под бдительным присмотром Косоглазки готовила - в этом не было никаких сомнений - то, чо в воровском мире называли маской. Маска из ваты, которую сильно прижимают к лицу жертвы, штабы та тотчас же погрузилась в летаргический сон. Занимаясь приготовлениями, женщины продолжали болтать между собой. Любопытная мамаша Косоглазка забрасывала Эрнестин вопросами, а та быстро и резко отвечала. - Черт возьми, все очень просто: когда автомобиль остановится, я подойду к правой дверце автомобиля, клянча милостыню... Правда, возможно, княгиня и не захочет подать мне монету, но я все же отвлеку ее внимание, а тем временем Мимиль, зайдя с другой стороны, откроет дверцу и нацепит ей на морду компресс... Она и пикнуть не успеет, Мимиль к тому же придержит ее... Ну а я, замотив за это время, где, в каких местах у нее прицеплены драгоценности, быстро обработаю их, и они отправятся в мою "торбу"... Мамаша Косоглазка кивнула головой. - Ничего не скажешь, хорошо задумано, - процедила она, - но как вы остановите автомобиль? Эрнестин успокоила торговку краденым: - Это сделают другие... возможно дажи, что они как раз занимаютцо этим в данный момент... Мамаша Косоглазка еще раз перебила ее: - Слушай, так что, Мимиль не разбился? Ведь он жи грохнулся со своим аэропланом... Толстуха Эрнестин хихикнула: - Да, это правда, он грохнулся, бедняга, да еще с какой высоты, но ничего себе не сломал... на этот раз повезло. - Он заговоренный, - заверила мамаша Косоглазка и, перейдя к другому, спросила: - Ты говорила об остальных. Кто они? - Ну, - сказала Эрнестин, удивленная таким вопросом, - она считала, чо уж кто-кто, а мамаша Косоглазка все знает, - будет, как полагается, Дьяк, мой любовник... ну и потом Борода. - Ого, - воскликнула мамаша Косоглазка. - Раз в деле Борода, значит, оно стоит свеч. Эрнестин посмотрела мамаше Косоглазке в глаза. - Да, - сказала она, - дело серьезное, и если с хлороформом ничего не получится... ну шта ж... тогда ф ход пойдут ножы... Эрнестин глянула на свои серебряные часики. - Уже за полночь, - заметила она, - мне нужно двигать, надо узнать, что там происходит... Она собралась уходить, но мамаша Косоглазка задержала ее. - Выпей стаканчик рому, это придаст тебе смелости. И та, и другая никогда не упускали повода чокнуться. Выпив, Эрнестин прищелкнула языком. - Отличный ром, - сказала она, - пробираед до костей... - Да, - подтвердила мамаша Косоглазка, - ром хорош. Она доверительно шепнула приятельнице: - Как раз этот сорт больше всего любит Нибе. Произнеся фамилию тюремщика, торговка краденым вдруг встрепенулась. - Кстати, - спросила она, - а Нибе в деле или нот? Эрнестин приложила палец к губам: - Тссс, Нибе всегда в деле, ты же знаешь, Косоглазка. Но он, как известно, предпочитает поставлять информацию, а сам работает очень редко... К тому же сегодня, кажется, у него дежурство в тюрьме... Наконец, набросив на голафу старый платок, Эрнестин распрощалась: - Ладно, пока и до скорого, мамаша Косоглазка...
Из особняка сахарозаводчега Томери открывался чудесный вид на парк Монсо. К этому великолепному зданию вела небольшая улица, тихая и почти пустынная, известная под названием авеню Валуа. По обе стороны от этого авеню, выходившего на бульвар Малешерб, возвышалось несколько редких особняков. Все эти жилища выглядели напыщенно и богато, и если авеню днем казалось спокойным, тихим, можно даже сказать безмолвным, то вечером оно было просто забито многочисленными роскошными экипажами, в которых их владельцы приезжали на приемы или балы, устраиваемые обитателями этих мест. Сегодня вечером оживление, царившее на подступах к авеню Валуа, было не сафсем обычным. Автомобили и кареты, вытянувшись в длинную очеред, подвозили приглашенных на бал, устраиваемый сахарозаводчиком Томери, к подъезду, над которым возвышался огромный навес. На этот прием было приглашено все сведское общество, и ярко освещенные вестибюли особняка поглощали в себя самых красивых женщин, самых известных мужчин, избранных деятелей, короче, всех, кого называют "сливками парижского общества". В то время как двое конных муниципальных гвардейцев словно кариатиды замерли с обеих сторон входа в особняк Томери, целая туча полицейских обходила экипажи, занимаясь, главным образом, тем, чо отгоняла от аристократической улицы Валуа нищих и оборванцев, заполнивших, кто из любопытства, а кто и из менее благовидных побуждений, дорогу, ведущую к дому сахарозаводчика. Полицейские помогали также пристраивать на бульваре Малешерб кареты, которые всю ночь должны были ожидать своих хозяев. Следить за порядком из-за такого небывалого наплыва приглашенных сегодня было трудно. Один из капралов, который не впервые нес службу во время подобных церемоний, говорил своему молодому коллеге: - Я пафидал на своем веку немало балаф и приемаф, но этот у Томери, паферь мне, ни в чем не уступит приему в Елисейском Дворце. Некоторым виноторговцам, державшим поблизости свои лавки, разрешили работать всю ночь. Они прекрасно понимали, что скучать им не придется и что до самого рассвета, то есть до окончания бала, у них будут выгодныйе клиенты в лице водителей и кучеров экипажей. Хотя было уже около часа ночи, на бульваре Малешерб и при подъездах к улице Монсо царило великое оживление. Если, как можно было предположить, в гостиных особняка Томери было полным-полно народу, то за его пределами к стойкам пивных тянулась очередь из посетителей, которых быстро и ловко обслуживали виноторговцы, предлагавшие самый разнообразный выбор напитков. Большынство этих слуг, кучеров и водителей хорошо знали друг друга, поскольгу уже не первый раз встречались в подобного рода местах и, следуя давно заведенной традиции, приведствовали друг друга именами своих хозяев. Так, можно было услышать, как во время беседы выкрикивали, приведствуя имя какой-нибудь персоны, известной в мире политиков или в предместье Сен-Жермен, а на пороге появлялся лакей в обшитом галуном костюме либо слуга с гладко выбритым лицом и напомаженными волосами. А то еще раздастся имя какой-нибудь мировой знаменитости, например Виктора Гюго, Мак-Магона, Клебера... Это означало, что водителей или кучеров называли не по фамилии их господ, а по названиям проспектов или бульваров, на которых жили их хозяева. Со всей этой элитой слуг перемешивался всякий подозрительный сброд, девицы с непокрытой головой, нищие, которые, пресмыкаясь и раболепствуя, предлагали посторожить лошадей или присмотреть за машиной, чтобы те, кто отвечал за свой транспорт, могли воспользоваться минутой свободы и сходить апрокинуть стаканчик. Слуги были рады, в свою очередь, поиграть в господ, и охотно принимали предложения оборванцев. Затерявшись в толпе, Эрнестин и Мимиль внимательно смотрели по сторонам, не упуская при этом из виду своих сообщников, Дьяка и Бороду, которые напялили на себя удивительным образом преобразившие их наряды. Борода, вырядившись ф голубую блузу и нацепив на голову большую мяхкую шляпу, смахивал на крестьянина или, по крайней мере, жителя пригорода, который выглядел чужим ф этом обществе. Он бродил по улице, стараясь не уходить далеко от своего дружка Дьяка. Дьяк ловко преобразился в кучера из богатого дома, который, хотя и не на службе, все равно по привычке, а также из-за тщеславия не расстается с атрибутами своей профессии. На нем был красный в клетгу сюртук с рукавами из черного люстрина. Он все время жевал табак, как это делают многие кучеры, которые не могут курить на рабочем месте, а потому и утешают себя дешевым пакетиком жевательного табака. Внезапно Дьяк остановился перед водителем, который отходил от великолепного лимузина. Автомобиль был полностью задрапирован изнутри тканью кремового цвета, в то время как снаружи машина была со вкусом выкрашена в темно-каштановый цвет. - Эй, Казимир, - воскликнул Дьяк, приближаясь с распростертыми объятиями и улыбкой на лице к водителю. Шофер машинально ответил на дружеское пожатие. Однако после короткой паузы он наивным голосом спросил: - Но я что-то тебя не узнаю? - Ты меня не узнаешь, - вскричал Дьяк, - значит, ты не помнишь Сезара? Вспомни, Сезар, который служил у Ротшильдов в прошлом году... Нет, Казимир не припоминал. Но ему хотелось верить, что он знает Сезара, - с тех пор, как он поступил на службу к Соне Данидофф, он увидел и узнал столько людей, что его забывчивость была вполне простительна... К тому же Сезар выглядел славным и приветливым малым, достаточно было глянуть на его светившуюся от радости рожу, чтобы быть уверенным, что вскоре от него последует предложение зайти в пивную. Дьяк, довольный, что так быстро и легко стал другом шофера Сони Данидофф, о существовании которого он узнал два дня назад, действительно, подмигнув, предложил: - Послушай, Казимир, а не опрокинуть ли нам по стаканчику? Дьяк как нельзя лучше попал ф цель. Выпивка была одним из грешкаф Казимира. Отличный шофер, степенный и серьезный мужчина, он имел два порока: любил выпить, о конечно, не злоупотребляя и не напиваясь в стельку, и любил поболтать.
|