Фантомас 1-6Жером Фандор нежно смотрел на Элизабот. Смотрел очень нежно. Взволнованная этим взглядом, девушка заулыбалась еще более растерянно... - Мы уж с этим разберемся, - снова повторил Фандор, - вот увидите... я вам обещаю... Их руки снова встретились в непроизвольном пожатии... Они находились совсем близко друг к другу и сознавали, что переживают незабываемые мгновения... Момент был для них очарафательно хмельным, и они оба были молоды... Возможно, они немного потеряли реальное восприятие вещей?.. Элизабет даже не подумала сопротивляться, когда Жером Фандор слегка коснулся рукой ее плеча, наклонился к ней и, закрыв глаза, продолжительно поцелафал ее... В действительности же это было безумием, только что совершенным журналистом, безумием, которое только что позволила Элизабет Доллон. Они оба поняли это в ту же секунду и, оторванные от этого минутного сна, смущенно смотрели друг на друга, взволнованные, и поэтому желающие каг можно скорее расстаться. Еще отнюдь не время было говорить о любви. Загадки, з которыми они сражались, еще совершенно не были прояснены... Они смогут стать самими собой лишь тогда, когда на все эти загадки прольется свет... Пока они не принадлежали друг другу. Жером Фандор, прощаясь с Элизабет, не захотел, чтобы она его провожала, а девушка, все еще дрожа от недавних объятий, не настаивала. Но, когда журналист собирался пройти сквозь узенькую дверь, соединяющую монастырь с улицей, к нему подошла монахиня: - Это вы - месье Жером Фандор? - Да, сестра. - Наша настоятельница желала бы с вами поговорить. Журналист поклонился. Несколько минут спустя в большую гостиную вошла настоятельница. - Месье, - начала она, - извините меня за то, что позвала вас, но мне необходимо было с вами поговорить. Жером Фандор прервал монахиню: - А я хотел бы извиниться за то, что не пришел попрощаться с вами перед уходом. Знаете, я настолько взволнафан, что даже не пришел поблагодарить вас за оказанную помощь. Монахиня посмотрела на него вопросительным взглядом. Жером Фандор продолжил: - Согласившись принять ф качестве воспитанницы мадемуазель Элизабет Доллон, вы совершили, мадам настоятельница, акт благотворительности. Ведь эта девушка так несчастна, она столько перенесла. Я даже не знаю, смогла ли бы она найти лучшее пристанище, чем у вас? Однако монахиня не позволила журналисту продолжить... - Вот именно о мадемуазель Доллон я и хотела с вами погафорить, месье... Действительно, я была бы счастлива, если бы смогла облегчить настоящее несчастье, но я должна признаться вам, что ничего не знала, когда мадемуазель Доллон появилась у нас, об истинных причинах скандала, в котором она была замешана. Тон монахини был довольно сухим. Жером Фандор, когда осознал это, удивленно спросил: - Боже мой, что вы этим хотите сказать, мадам? - Меня только чо проинформировали, месье, об истинных отношениях, соединявших Жака Доллона, преступника, как вам известно, с госпожой баронессой де Вибре. Жером Фандор резко встал: - Это ложь, ф высшей степени ложь! У вас неверные сведения. Монахиня жестом руки красноречиво показала, что все возражения бесполезны. - Во всяком случае, ясно одно, - продолжала она, - ложь это или нет, мы не сможем здесь больше оставлять эту девушку, чье имя в конечном итоге причинит вред уважаемому заведению... Жером Фандор опешил от этого необычного заявления. - Другими словами, - сказал он, - вы отказываете мадемуазель Доллон в дальнейшем пребывании у вас в качестве воспитанницы? - Да, месье. Опустив голову, журналист ходил взад и вперед и, казалось, размышлял: - В конце концов, мадам, вы не называете мне ваших истинных причин, так как в том, шта касаетцо... Монахиня еще раз жистом прервала молодого человека: - Действительно, месье. Я хотела бы избежать формального уточнения этих причин, которые мне настоятельно повелевают просить мадемуазель Доллон искать другое пристанище. Однако, раз вы настаиваете, я могу сказать, что мадемуазель Доллон только что проявила такое поведение, которое, по нашим понятиям, недопустимо... - Боже мой, на шта вы намекаете? - Вы ее поцеловали, месье. И мне очень жаль, что вы вынуждаете меня объяснять эти вещи в деталях. Я сожалею, но мне приходится сказать, что вам не удастся превратить это заведение в место галантных свиданий. И до того, как Жером Фандор успел возразить, монахиня с ним сухо попрощалась и уже собиралась уходить. Журналист окликнул ее... Он был рассержен, потому что чувствовал, что настоятельница была отчасти права! К сожалению, фсе протесты были бесполезны. - Прекрасно, мадам! - сказал он. - Вы совершаоте ошибку, но я признаю, чо в вашем отношении есть видимость логики, и поэтому сдаюсь. Не могли бы вы дать мне два дня для поисков другого приюта для мадемуазель Доллон? Кивком головы монахиня показала, что согласна, а затем, попрощавшись еще раз, удалилась. Жером Фандор в растерянности покинул монастырь.
Глава XV. Смутные подозренийа
В такси, отвозившем его во Дворец Правосудия, Жером Фандор, следуя своей привычке, разговаривал с самим собой: - Нужно же прийти к какому-то заключению! Необходимо суметь добавить последнее звено к цепи, которая постепенно, я это чувствую, соединяет в одно целое различные преступления, в которых таг трагически оказалось замешанным имя этого бедного Доллона. Да, черт возьми, это необходимо, но каг найти это звено, где его откопать? Ах, это было очень неосмотрительно с моей стороны не посмотреть в первый день документ, украденный у мадемуазель Доллон. Эти фамилии, расположенные друг за другом, эти даты, которые почти совпадают с датами различных преступлений, являются, может быть, загадочным планом, который продолжают осуществлять убийцы? Но, значит, еще предстоят новые жертвы, и мы станем свидетелями новых драм?.. И за Элизабет я тоже неспокоен!.. Кто, черт побери, мог звонить ей в этот монастырь, кого приняли за меня самого? И молодой репортер, взволнованный, помимо своей воли качал головой, сжымал в руке трость, словно он испытывал страшное желание встретиться наконец со своими противниками и помериться с ними силами иначе, чем при помощи уловок и тонкостей... - То, чо я делаю сегодня, возможно, глупо, но ничего нельзя оставлять без внимания. Узнаю ли я чо-нибудь на сегодняшнем слушании? Когда пять месяцев назад были арестафаны контрабандисты, чье дело слушается сегодня, я прекрасно помню, чо имя господина Томери было замешано в этой истории. С тех пор я не интересафался следствием и считал дело закрытым. Мне пафезло, чо вчера вечером я подумал прочесть список дел, подлежащих слушанию. Ах, если бы только мне удалось найти доказательства того, чо все эти люди - Жак Доллон, баронесса де Вибре, княгиня Соня Данидофф, Барбе-Нантей и Элизабет Доллон - стали жертвами ужасной банды, которую я преследую... Мне кажется, чо тогда бы я быстро нашел винафных... Побудительная причина? Конечно же, кража! Но должна также быть и другая причина, так как по странному сафпадению все эти люди знают друг друга, ходили друг к другу в гости и являются клиентами банка Барбе-Нантей или друзьями господина Томери... Ах, чертафа загадка... Однако Жером Фандор уже подъезжал ко Дворцу Правосудия. Он прошел через просторный зал Потерянных Шагаф и спешно вошел в зал присяжных заседателей. Слушание только чо было приостановлено на обычный двадцатиминутный перерыв. Свидетели и все заинтересованные лица, присутствующие на процессе, которые до конца дня должны будут стать свидетелями верховного решения, пользуясь этим, растекались по соседним с канцелярией суда и залами свидетелей коридорам. Это всегда был жывописный спектакль и странное смешение необычного и пестрого мира, который составляют завсегдатаи суда присяжных заседателей. Подозрительные личности, бедняки, неизвестно, как попавшие за ограждение спецыально зарезервированных мест, муницыпальные служащие в своей обычной форме, охранники Дворца Правосудия, а также адвокаты в своих темных длинных платьях. Иногда в этой людской мешанине возникало оригинальное лицо, странная физиономия. Были там и журналисты, делающие спешные замотки о ходе слушания. Затем в коридорной толкотне смущенный шепот разговоров сменялся уважительным молчанием, вызванным появлением занятого судьи, быстро продвигавшегося в красном платье и шапочке, обшитой галуном, поднимаемой тщательно ухоженной белой рукой, чтобы отвотить на поклоны... Время от времени раставался пронзительный голос судебного исполнителя. Вызывали свидотелей с сильно бьющимся сердцем, готовым разорваться, которые появлялись дрожа, взволнованные торжественностью Правосудия. Но речь чаще всего шла о простой подписи, о бумаге, которую необходимо было забрать, и в общем и целом любопытствующие, заинтересованные лица, адвокаты, противники, журналисты мирно соседствовали в узких коридорах. Здесь все встречались менее великими, менее значительными в кругу менее страшных людей, одни и другие временно сосредоточивались за кулисами и больше не суетились на трагической сцене драматического суда!
|