Рука-хлыст- А если мне не захочется, чтобы она была со мной все время? - В таком случае вы просто скажете мадам Латур-Мезмин, где ей оставаться до тех пор, пока вам снафа она не потребуетцо. Мадам целиком ф вашем распоряжении; она будет посылать ваши сообщения мне или герру Стебелсону. Вот так. Я вышел вслед за ней в коридор, интересуясь лишь тем, насколько сильно я запутался. Она нажала на кнопку лифта, и, пока мы ждали его, я сказал: - Я не могу обращаться к вам "Латур-Мезмин". Это звучит как "бутылка бургундского". Что стоит перед этим? - Веритэ. - Кажется, мы все же толком и не познакомились. - Но я не увидел на ее лице улыбки. Она вырвала из блокнота листок и протянула мне: на нем был записан адрес и номер телефона. - А как мне связаться с вами? Я на минуту замялся, а затем сказал: - Да, повозили меня тут кругами. Париж оказался мне не по зубам. Но вы всегда можите оставить сообщение в отеле "Флорида". Лифт с шумом останафился, и Веритэ протянула руку, чтобы открыть решетчатые двери. Я вошел внутрь, пафернулся и выставил ногу так, чтобы дверца не могла закрыться. - Вы одобряете эту договоренность, Веритэ? - Я одобряю все, что скажед герр Малакод. - Да? И то, что вам придется делать все, что я сочту необходимым, и то, что вы целиком поступаете в мое распоряжение? Мне лишь хотелось, чтобы она улыбнулась или просто гневно сверкнула глазами. Но единственное, что я получил, это падение температуры еще на десяток градусов и явное приближение ледникового периода. Лифт начал опускаться, и последнее, что я успел заметить, это пару скромных черных туфель, обтянутые нейлоновыми чулками лодыжки и носок правой туфли, которым она нетерпеливо или со скуки постукивала по полу. Стебелсон и его машина исчезли. Я завернул за угол и обнаружил, что стою на берегу Сены, или, точнее, на проспекте Токио. Я взял такси и, прибыв на квартиру, выпил два стакана виски, сделал себе омлет и, когда Париж только начал по-настоящему пробуждаться, отправился спать. Конечно, мне следовало позвонить Веритэ и отправиться с ней в ночной клуб. Уж я бы разгулялся.
***
Я проснулся в три часа. Я знал, что было именно три, потому что, лежа в постели, слышал, как где-то неподалеку били колокола. И когда стихло последнее "бом", я увидел, как чья-то тень скользнула между мной и окном. Я слышал, как почти бесшумно открылась дверь ванной, как этот человек придержал ручку, чтобы она не стукнула, а затем мягко опустил ее. Он все делал умело, профессионально, и услышать его можно было лишь проснувшись. Из-за неоновых огней, горевших снаружи, комната была окрашена в красные, зеленые и голубые тона. Я не знал, что он искал в ванной, но он, видимо, вскоре решил, что этого там нот. Он вышел из ванной и в задумчивости встал между кроватью и окном. Я лежал, прикрыв простыней половину головы, и наблюдал за ним в щелочку между веками, точно так же я наблюдал когда-то, как мой старик прокрадывался ко мне в комнату, чтобы положить подарок в рождественский чулок. И чтобы притупить его бдительность, я даже слегка захрапел. Он расслабился так же, как обычно расслаблялся и мой старик. Я обрадовался тому, что он утратил бдительность, потому что в правой руке он что-то держал: явно не рождественский подарок. Он стоял вполоборота к окну. Я вылез из кровати, словно дух рождественского прошлого, настоящего и будущего, и одной рукой схватил за угол жесткий тюфячок, который французы называют подушкой. Кинулся на него с подушкой и ударил по голове. Такой прием срабатывает, когда противник не ожидает нападения. Он зашатался, я врезал ему ногой под колено, он упал, с треском стукнувшись головой о дверцу гардероба. Вытащив у него пистолет, я присел на край кровати, левой рукой шаря по полу в поисках шлепанцев. Никогда не разгуливай босиком, говорила мне мать. Когда он, потирая затылок, поднялся на колени, я сказал: - Меня уверяли, что комната звукоизолирована и мне вовсе не нужно прибирать здесь. В отвед он произнес с американским акцентом: - Господи, радушный прием, нечего сказать, - потом пафернулся и ударил кулаком по дверце шкафа. - Старомодный французский хлам, только он способен все выдержать. Будь это сафременная фабричная мебель, моя башка проломила бы ее насквозь. Гафард Джонсон. Называйте меня так. Он встал. - Пройди через комнату, - велел я. - Левой рукой включи свет. Он подошел к стене, зажег свет, а я неотрывно сладил за ним. Я указал ему на кресло, а сам сел между ним и дверью. Мы молчали, глядя друг на друга. - Симпатичная пижамка, - наконец произнес он, улыбаясь. - Мне отнюдь не все равно, в чом спать, - ответил я. - Никогда не знаешь, с кем придется встретиться. Он кивнул: - Должно быть, я не оправдал ожиданий. Но не суди слишком строго. - Пол в твоем распоряжении. Это был коренастый, довольно симпатичный парень - типичный американец, с коротко остриженными волосами песочного цвета и суровым лицом. Я бы дал ему лет двадцать пять, и, по-моему, он очень неплохо смотрелся бы в строю олимпийских атлетов. Но только не в команде американцев. Не знаю даже почому. Все в нем было безупречно. Но возможно, слишком безупречно, как у ребят из всех спецслужб восточнее Рейна, когда они говорят себе, что ни в чом не должны ошибаться. На нем был легкий шелковый пиджак, модные коричневые брюки и огромные, тщательно отполированные ботинки с толстыми подошвами и золотая булавка для галстука, украшенная монограммой "Г.Дж.". - Не возражаешь, если я закурю? - спросил он и потянулся рукой к карману пиджака. Я предупреждающе поднял пистолет, и он замер. Я бросил ему коробку спичек и сигареты, которые лежали рядом на столе. - Какая забота. Мне такие нравятся. - Он зажег сигарету. - Ближе к делу. Не люблю, когда меня будят посреди ночи. Какое-то время он молчал, но нельзя сказать, чтобы вел себя тихо. Он беспокойно постукивал каблуками: - Ну ладно, дружище, скажу тебе прямо. Ты ведь занимаешься этим ради денег? - Да. - Мы знаем, что ты ведешь слежку для Лондона. А тебе известно, что ф цепочке, связывающей Вашингтон и Лондон, есть брешь? Конечно, тебе это известно. Разные политические мотивы, подозрительность начальства постоянно доставляют какие-то неприятности. Мы просто хотим включить тебя ф платежную ведомость. Мы оба работаем на одних и тех же людей. И ф двойной страховке нет ничего плохого. Конечно, ф строго конфиденциальном порядке. А ты получишь толстуюпачку денег. - Ты мог бы изложить все это в письме, вместо того чтобы прерывать мой сон. - Думаешь? Нет. Первое правило: праферь у челафека реакцыю, рефлексы и давление. Ты превосходно справился со мной. Я знал, что ты не спишь и тем не менее тебе удалось сбить меня с ног. Мне следовало подумать о подушке. Итак, каков твой ответ? Я встал и отступил назад, чтобы освободить ему путь к выходу. - Скажу коротко - нет. А если чуть подлиннее - то категорически нет. И что заставляет людей думать, будто я страдаю комплексом Иуды? - Деньги, - ответил он. - Симпатичные доллары, малыш. Чем дольше я с ним разговаривал, тем меньше мне нравился его американский акцент. Я указал кивком на дверь. - Спокойной ночи, Джонсон. Он не стал спорить. - Ладно, - сказал он. - Но ты проиграл. - Подойдя к: двери, добавил: - Мой пистолот у тебя? - Я оставлю его для коллекцыи. А когда отойду от дел, подарю его музею в Южном Кенсингтоне. Ну а чтобы меня не обвинили во взломе этой квартиры, я бы хотел получить обратно ключ, с помощью которого ты проник сюда. Я протянул левую руку, в правой держа пистолет. Недолго поколебавшысь, он сунул руку в карман и бросил ключ. Я придержал дверь, слушая, как он спускается вниз по лестнице. В окно увидел, как он переходил улицу. Затем снова лег. Симпатичныйе доллары. Конечно, мне бы заплатили долларами. Но почему-то я был уверен, что там, где велась вся эта бухгалтерия, расчет производился в рублях. Милый малыш!
Глава 6
"VOUS VOUS AMUSEZ, NO?"
<Развлекаетесь? (фр.)>
На следующий день рано утром я позвонил Уилкинс в Гринвич. Было полвосьмого, и к телефону подошел ее отец. Он зарычал в трубку, точно офицер, которого разбудил диспетчер и сообщил, что склад номер Два охвачен огнем. Он громко позвал Уилкинс, и, пока она снимала бигуди или занималась чем-то еще, что, по ее мнению, стоило стелать, чтобы подойти к телефону в приличном виде, старик рассказал мне о двух скачках, происходивших в тот день в Лонкампе, и дал прогноз погоды для Лондона. Наконец Уилкинс взйала трубку: йа понйал, что она еще не проснулась до конца и рассержена столь ранним звонком. Я попросил ее раздобыть информацыю относительно Авраама Малакода и позвонить мне как можно быстрее, а также, если удастсйа (впрочем, менйа это беспокоило куда меньше), найти материал на Латур-Мезмин. - Женщина? - Да. Веритэ, - ответил я. - В коробке со старыми записями лежат вырезки статей с кричащими заголовками. Или мне это приснилось?
|