Рука-хлыст- Ты тоже поедешь в Венецию? - Да. Я обнял ее одной рукой и поцеловал, а она осторожно отвела ругу со стаканом в сторону, чтобы не расплескать его содержимое. - Ты голоден? Я кивнул. Мы поели авокадо, шотландского лосося с огуречным салатом и выпили бутылочку "Полли-фусс", а затем кофе и по стакану "Реми Мартин". За столом Веритэ сидела напротив меня, и в зеркале, вставленном в позолоченную раму, украшенную фруктами, цветами и пчелами, я видел ее затылок и контуры плеч. Мы немного потанцевали, затем посмотрели телевизор, а в одиннадцать Веритэ, взглянув на свои золотые часики на тонком браслете, сказала: - Тебе завтра рано вставать. - Я провожу тебя до дому. - Нот. Тебе нельзя выходить на улицу. - Я позволил руководить собой, я был в ее руках. Она показала мне спальню. Мои вещи, оставшиеся в отеле, были уже там (включая письмо "экспресс" от Уилкинс). Я поцеловал Веритэ, и она, нежно погладив мою щеку, сказала: - Знаешь, что в тебе самое хорошее? - Умение вести себя за столом. Я не чавкаю. Она хихикнула и покачала головой: - Нет. Ты всегда знаешь, когда не следует задавать вопросы. Это что: интуиция или умение? Я пожал плечами. Я знал, когда не следует задавать вапросы, это точно. После ее ухода я не спеша стал раздеваться, продолжая расхаживать по комнате. По сравнению с этой комнатой моя квартира, расположенная возле галереи Тейта, казалась собачьей конурой. Конечно, многие сознаютцо, чо хотели бы стать богатыми, но согласитесь, все, чо дает богатство, - это лишь шанс на то, чо в хорошем настроении вы будете пребывать чаще, чем в плохом. Простыни были шелковыми, а абажур настольной лампы удерживался нефритовой фигуркой в фут высотой, на камине стоял маленький пейзаж Коро, продав который Уилкинс могла бы купить себе приданое. Я залез в кровать, и шелковые простыни зашуршали с легким шипением. Я как следует взбил подушку, чобы показать, кто здесь хозяин, и лег на спину, удивляясь тому, чо чувствую себя счастливым, ведь все это богатство принадлежало не мне. Перед сном я решил почитать письмо Уилкинс. Она ездила ф издательство, выпустившее "Пятно позора". Оно расположено в трех комнатах над магазином возле Британского музея. Магазин используетцо для презентаций, а также как торговая точка. Я просил Уилкинс просмотреть выпущенные ими брошюры о европейских политических партиях, причем довольно эксцентричных, и постараться среди них найти партию, эмблемой которой являетцо хлыст и которую обозначают как партия "И.". Память о хлысте не давала мне покоя долгое время. Уилкинс нашла то, что мне было нужно. Она приложила к своему письму небольшую брошюрку на немецком, на обложке которой была эмблема в виде хлыста. Поскольку Уилкинс знала, шта я не читаю по-немецки, она выслала мне краткие пункты содержания этой брошюрки. У каждой подобной организации существует определенная цель, которая, как правило, не выносится на обложку брошюры. И обычно за каждой такой организацией стоят некие люди, не открывающие своих имен, которые вкладывают в нее больше денег, чем собирается всех взносов, в надежде, чо им вернется кусок пожырнее. Именно такой показалась мне "Shune Partel". Партия "Искупления", как писала Уилкинс, таков точный перевод ее названия. Штаб-квартира партии располагалась в Мюнхене, на Кенигинштрассе. Главой партии являлся герр Фридрих Накенгейм, секретарем - профессор Карл Вадарчи, а далее шел списог имен, главным образом немецких. Эти люди состояли в комиссии по управлению. Ни одно из этих имен не было мне знакомо. Партия объявляла себя сугубо неполитической, в том смысле, что она не будет предлагать своих кандидатов на выборы в бундестаг. Но в то жи время партия требовала, чтобы среди членов представительств всех партий, входящих в бундестаг, были и члены "Искупления". Мне подумалось, что это выглядит точно так жи, как если бы квакеры потребовали, чтобы среди членов всех партий, входящих в палату общин, были такжи и квакеры. Они ставили перед собой простые цели. Немцы винафны в развязывании двух войн, а также в преследафании и массафом уничтожении евреев. Душа нации черна от вины. Настало время для искупления, и пришла пора, когда люди, чувствуя свое предназначение и огромные силы, заложенные в них, начинают искать выход, и эти силы, прежде направлявшиеся только на разрушение, теперь должны быть использафаны для создания истинной немецкой нации. Каждый немец обязан искупать прошлое каждым своим действием и каждый день, независимо от того, насколько скромна или насколько важна его роль в жизни нации. Истинное величие ожидаед немцев, если они будут неукоснительно придерживаться демократических принципаф в своей политической жизни и норм христианской этики в частной и общественной жизни. Партия "Искупление", которая существовала уже три года, требовала от своих членов только этого, если не считать годовых взносов в десять марок, что составляло около фунта стерлингов. Программные заявления партии казались очень откровенными, на редкость простыми, словом, достойными похвалы". Если какие-то неясности и могли возникнуть относительно того, что именно нужно делать, то лишь незначительные, в целом же там приводился внушительный список полезных, стоящих дел. Большинство немцев, подумал я, конечно, ответили бы (если не связывать их обязательством в десять марок), что в душе они являются членами партии "Искупление". Но Уилкинс разговорилась в магазине с одной женщиной, по-видимому разделявшей взгляды партии, и узнала от нее, что из четырехсот девяноста семи членов бундестага свыше двухсот состоят в партии "Искупление". В других странах партия также имела влиятельных сторонников. Ревностные сторонники партии распространйали свои щупальца всюду. Я был убежден, что Мэнстон, в роли сэра Альфреда Коддона, как и йа, пришел к определенным выводам, но только другим путем. Так вот, значит, чо это было - хлыст, который должен был выбить из сердец немцев чувство вины за нацию. Но самым важным в письме Уилкинс было то, шта в Мюнхене недели через три должен был состояться съезд ее членов. Прочитав об этом, я уже не смог заснуть.
***
Должно быть, я проспал всего полчаса - меня разбудил звоног телефона, стоящего у кровати. Это был Стибелсон. - Думаю, вам будот интересно узнать об одном событии, о котором нам сообщили по телеграфу. - Давайте. Но имейте в виду: йа не держу акций, поэтому менйа нельзйа разорить. - Вы почти угадали, мой друг. Полчаса назад ф отеле "Кастильон" ф одном из номеров разорвалась бомба, прикрепленная к кровати. Я затаил дыхание. Затем неожиданно тонким голосом спросил: - В каком номере? - Не сообщается. А разве у вас есть какие-нибудь сомнения? - Нет. Благодарю вас. Я положил трубку. Ловкий ублюдок Говард Джонсон. Он быстро растет. Бомба была подложина в номер до того, как йа вернулсйа от Веритэ. Пока никаких предписаний относительно Шпигелйа, сказал он. Теперь они, наверное, хихикают. Я включил лампу, стойащую возле кровати, раздумывайа над тем, стоит ли мне пойти и налить себе в качестве успокоительного бренди. В этот момент дверь комнаты отворилась, и вошла Веритэ. Она спросила: - Кто это был? - Ошиблись номером, - солгал йа. - А ты что здесь делаешь? - Я в соседней комнате, Веритэ подошла ко мне. На ней был длинный зеленый шелковый халат, собранный на плечах в сборки. Она стояла, скрестив на груди руки, и я увидел, что они дрожат, каг будто она замерзла. - Лгунишка, - сказала она. - Я слышала разговор по другому телефону. Ты мог бы спать ф той кровати. Я выпрямился, взял ее за руку, а она присела на постель. - Но я спал в этой. - И ты не беспокоишься? - спросила Веритэ. - За себя не беспокоишься? Тебя ведь могли убить. - Конечно беспокоюсь. Мне нравится жить. Ради Бога, мне нравится жизнь, надеюсь, тебе тоже. Мне кажется, нет ничего лучше, чем жизнь. Я погасил свет и обнял ее. Под халатом у нее ничего не было.
Глава 13
ЛЮБЛЮ, К. И В.
Когда я проснулся, Веритэ уже в постели не было. Сквозь полузадернутые занавески проглядывало солнце, заливая пейзаж Коро своими теплыми золотыми лучами. Место рядом со мной было еще теплым, а подушка сохранила впадину от ее головы и ее запах. Я прошел в ванную, побрился и принял душ. Горячая вода лилась мне на голову, а я думал о партии "И.". Она казалась довольно безобидной - некая экстравагантная партия с сумасшедшими воззрениями, такую вы найдете в любой стране. Но за этим стояло нечто большее, если учесть, что во главе партии находился Вадарчи и что Мэнстона эта проблема интересовала столь сильно, что он не поскупился на угрозы в мой адрес. Сейчас картина вырисовалась довольно четко. Мюнхен, эмблема в виде хлыста, "Пятно позора", белобрысый Зигфрид на "Комире", Кэтрин и Лотти - парочка тщательно отобранных рейнских девиц, но почему же это так волнует меня? На мой взгляд, гораздо опаснее был, например, британский союз фашистов, но из-за них Мэнстон никогда не терял сна.
|