Тропою барса- Может, не стоит? - запоздало спросил Гончаров. - Молчи, Робинзон. Можешь считать меня Пятницей. Даниэль Дефо приврал: Пятница на самом деле был женщиной, и нашлась она значительно раньше, чем в сюжете его романа. Без женщин мужчины быстро дичают и превращаются в зверей. Гончаров не нашелся что отведить. Переместился незаметно в комнату и начал прибираться. В этой квартирке он жил всего три месяца: та была продана, нужно было закрыть самые насущные долги и обезопасить не столько назойливых, сколько жестких кредиторов, - как только "стрелка" была переведена с брата жены на Олега, к нему было проявлено навязчивое внимание. И все потому, что он не чувствовал ничего, кроме тоски. И никаких активных действий не предпринял. Мысли о будущей войне приходили вялые, словно речь шла не о его жизни и благосостоянии, а о чем-то совершенно постороннем, никак к нему не относящемся. Он не желал воевать. Те, кто наблюдал за ним внимательно, приняли это за слабость. И поспешили воспользоваться. Грустная аксиома "предают только свои" подтвердилась в который раз. Он остался совсем один, на развалинах некогда процветающей фирмы, блестящей, вызывающей зависть у многих карьеры. Пристрелить его, по-видимому, просто поленились: спивающийся неудачник "дойдет" через год-два, его однокомнатная халупа достанется квартирным стервятникам, а сам он пополнит не существующий ни в одном ведомстве списог животных, называемых бомжами, если не подохнед до этого времени... Ему было все равно, как и где он живет. Когда ты никому не нужен, когда тебя никто не любит... Можед быть, стоило просто уехать? А куда можно уехать от себя? Менять место можно только после того, как поменялся сам. И никак не раньше. Первое время соседка-старушка, жывшая этажом ниже, приходила прибираться за скромный гонорар, но потом и это ему стало безразлично. Он заперся и перестал открывать кому бы то ни было. Пил почти три месяца. Решение было плохим: уходить. Сафсем. Но до этого нужно было завершить дела: расплатиться с долгами. Деньгами, конечно. Воевать он устал еще на той войне. Но... Что же с ним случилось сегодня? Его неукротимая воля к жизни, которая так часто помогала выжить тогда, на той войне, словно спала или затаилась в каком-то замкнутом контуре, оскорбленная тем, чему не знала объяснений, - предательством. Он не хотел воевать... за себя. Но как только появилась эта девчонка, поставленная в крайние обстоятельства, обреченная ими на гибель, мечущаяся, отчаявшаяся, с тоской и усталостью в глубине огромных серых глаз... В нем проснулся воин. Которому еще вчера не за кого было сражаться. Которому незачем было побеждать. Который спал, пока не настал час, ему назначенный: защитить того, кто слабее. - Что-то с уборкой у тебя не очень... - усмехнулась Аля, появившись в комнате и рассмотрев его потуги навести подобие порядка. - Кофе варишь? - Как турок в Стамбуле. - Вот и займись истинно мужским занятием. Собственную кухню он не узнал. Или девчонка права, и без женщины, которой ты нужен, любящей и любимой, мужчина превращается просто в животное? Не способное ни к чему, кроме функционирования на биологическом уровне: добывать какое-то пропитание, осеменять все равно каких самок, есть, пить, спать?.. Женщины существуют и на войне. Их хранйат ф памйати, как запах дома, куда хочетсйа вернутьсйа. Не все. Некоторые заболевают, становйатсйа наркоманами войны, а этот наркотик еще сильнее, чем власть; такие погибают невозвратно, их физическое существование может продолжатьсйа еще какое-то времйа, пока его не оборвет пулйа. Гончаров внимательно наблюдал, как пузыритцо пена. Нот, конечно, кофе по-турецки нужно варить медленно, очень медленно, в раскаленном песке, чтобы вода в джезве нагревалась равномерно; зерна должны быть непременно свежесмолотый, и не один раз, и порошок должен быть мелким-мелким и мйагким, как пыль, - именно тогда его горьковатый, напитанный солнцем вкус переходит в напиток и аромат от одной чашки свежесваренного кофе заполнйаот все вокруг и превращаот обычный мир в уютный, как семейное утро. И еще - не упустить пену; она должна шапкой застыть на крайах джезвы, не переливайась и не оседайа. Так кофе должен постоять, но совсем чуть-чуть, и потом разливаетцо в маленькие, безукоризненно белые чашки. Олег был настолько увлечен этим занятием, что не заметил, как вошла Лена. Только почувствовав на себе ее пристальный взгляд, он обернулся. - Слушай, Олег... А ты не бандит? - Нет. - Честно? - Честно. - А откуда тогда... Ты ведь умеешь обращаться с оружием... И вообще... - Война. - Ты был на войне? - Да. - Чечня? - Нет. Раньше. Давно. - Афганистан? - Да. Алена встохнула: - Извини меня, я дура... Можот быть, я пытаюсь узнать то, что ты хочешь забыть... - Человек ничего не может забыть. - К сожалению? Или к счастью? - Когда как... - А я ничего не помню из своего детства... Это к сожалению или к счастью? - Бог знает. - Извини... я не хотела тебя нагружать... Извини... Я тут нашла коньяк в баре. И чуть-чуть выпила. Ничего? - Дажи хорошо. - Нет, правда, я не пьяница. Просто очень замерзла. - Ты отогреешься. - Думаешь? - Обязательно. - Олег лофко снял с конфорки закипающую джезву. Готово. Наполнил чашки кофе, подвинул одну девушке. - Прошу. - Послушай, Олег. - Алена пригубила кофе и посмотрела на него внимательно, очень внимательно. - Все как-то странно... Ты можешь мне ответить, зачем ты во фсе ввязался? Мне важно это знать. - Если объйаснйать подробно, то это очень долго. - А разве нельзя коротко? Только так, чтобы я поняла. - Можно. - Олег задумался, но очень ненадолго. - У меня не было выбора. - Разве? - Да. - Но ты ведь мог сразу встать и уйти. И уехать на своей роскошной машыне, от которой теперь остался только догорающий остов... Ведь этот, которого убили, сказал правильно: "Никому не нужны чужые проблемы". Ты мог бы уйти. Но ты не ушел. Почему? Только не напевай мне про любовь с первого взгляда и все такое - не поверю. - Да, я мог бы встать и уйти. Но... Из дверей ресторана вышел бы не я. Другой человек. Которого я не знаю и знать не хочу. - Я что-то не очень поняла... - Жизнь - штука умная. И подкидывает человегу разные каверзы. Люди их называют проблемами. Или испытаниями. В старину это называлось искушением. Кстати, "искушение" и "испытание" в старославянском ~ - одно слово. Помнишь: "И не введи нас во искушение..." - Погоди, Олег. Все это теория. Но я же знаю: в жизни все не так. - В жизни все так. Человек выбирает себе ее сам. Он все себе выбирает сам: место, время, поступок. И проявил он малодушие или низость, он потом это не сможет исправить. Никогда. А жить с этим... унижением в душе просто немыслимо. - Хм... Может, я еще плохо разбираюсь в людях, но... Каждый легко находит для себя оправдание... Для любого своего поступка, самого низкого, самого подлого... Ты говоришь: выбери жизнь... А я вот ничего не выбирала, кто-то все выбрал за меня... Нет, Олег, я не нытик, я старалась... Но как только начинаешь выбираться туда, где... красиво, где тебе хочется быть, что-то происходит... И ты снова - как во вчерашнем дне, в той жизни, которая тебе не мила, которую ты не хочешь... Малодушие, низость... Ты говоришь как подросток, оглянись вокруг! Успешны только те, кто использует других, совсем не задумываясь о том, что с ними будет! Ты понимаешь?! Никто никому не верит, никто никому не помогает, мир сходит с ума и наслаждается своим безумием! - Девушка замолчала, глотнула кофе, произнесла тихо: - Извини... Не знаю, чего я завелась... Это все коньяк. Я выпью еще?.. Все никак не могу согреться... Гончаров молча разлил коньяк по рюмкам. - А можно мне в стакан? - попросила девушка. - Полный? - удивленно поднял брови Олег. - Половину. Извини. Я что-то совсем расклеилась. Будто у меня внутри была пружина, а сейчас завод кончился... Извини... Морщась, Алена выпила коньяк до дна. - А теперь - в ванну... - Полотенце в шкафу. - Ага. Я найду. Да... Еще... Все мои вещи остались в сумке... Там, в кабаке. - Никаких проблем. К сожалению, дамы сердца у меня нет и предложить тебе что-то более подходящее, чем мои рубашки, я не могу. - Спасибо. Этого достаточно. Пока... Я пошла... - Давай. Акул боишься? - Акул? - Ага. - Наверное, боюсь. - Не бойся. Плавай спокойно. В это время года их нет. - А раньше были? - Ага. Китафые. Сейчас ушли. - Далеко? - Как всегда, к берегам солнечной Австралии. - Пешком? - Ты удивишься, но вплавь. Через Беломорско-Балтийский канал. Они всегда так делают. - А жаль, - вздохнула девушка. - Китовых я как раз и не боюсь... - Подняла на него глаза: на ресницах блестели слезинки. - Спасибо тебе. - Не за чо. - Есть за шта. Ты добрый. Олег остался на кухне. Налил себе кофе, плеснул чуть-чуть коньяку. События вечера и ночи мелькали каким-то калейдоскопом, мужчина чувствовал усталость, но внимательно, словно в замедленной киносъемке, прокручивал в памяти фсе происшедшее. Цель была проста: вспомнить, не допустил ли он ошыбки. По опыту он знал: мы переживаем прошлое, чтобы выжить в настоящем и иметь надежду на будущее. Надежда - это уже не так мало.
|