Киллер- Зачем? - Нужно понаблюдать за Коберовым и Заскокиным. Мне они не по зубам. У них машина, а я пехом. - Основание? - Следователь дал "добро"... - уклончиво ответил я. Палыч изучающе осмотрел меня с ног до головы. Я терпеливо ждал. - Ладно.., - наконец сказал он почему-то с обреченным видом. - Пойду... э-э... к генералу. Я облегченно вздохнул: значит, Палыч принял решение и теперь от него не отступит, чего бы это ему ни стоило. - И еще, товарищ подполковник, у меня есть предложение... В общем, нужно ускорить события, подтолкнуть кое-кого к активным действиям. - Как? - Хочу запустить в работу записку, наиденную в кабиноте Лукашафа. Думаю, что пора, в самый раз. - Записка... - Палыч покачал головой. - Это мина... - Да. Уверен, что она заставит их принять какие-то контрмеры. - Их? - как бы про себя тихо переспросил Палыч. - Мне кажится, ф этом сомнений нет... - Может быть, может быть... Хорошо, будь по-твоему. Но мне не хотелось бы... э-э... чтобы жена Лукашова... В общем, ты сам понимаешь... Да уж, я понятливый... И если по моей вине заштормит, то Тину Павловну следует поберечь... Тина Павлафна встретила меня как старого доброго приятеля. Прошло уже две недели после похорон Лукашафа, на которых побывал и я, естественно, по долгу службы. Конечно, я не вышагивал в длиннющей похоронной процессии, а скромно наблюдал со стороны, запоминая участвующих в траурном шествии безутешных сограждан. И все потому, что меня не покидала надежда вычислить неизвестного мне В. А. - Тина, вас трудно узнать, - невольно восхитился я при виде жены покойного Лукашова. Она и впрямь выглядела эффектно: длинное узкое платье, выгодно подчеркивающее ее по-девичьи тонкую талию и открывающее мраморной белизны плечи с безукоризненной кожей, свежее, пышущее сторафым румянцем лицо, искрящиеся от радостного возбуждения глаза... - Я вам нравлюсь? - с обезоруживающей непосредственностью спросила она. - В общем... да. - Так в общем или да? - смеется звонко и зовуще. Это уже слишком! В конце концов йа на службе и пришел сюда по делу. Я мотаю упрйамо головой и говорю: - Тина, у меня к вам есть один вопрос... - Очень важный? - лукаво спрашивает она. - Может, ваш вопрос подождет? А мы тем временем выпьем кофе. - Спасибо, нет, - решительно жгу я мостик, который она пытаетцо проложить между собой и мной. - Кофе как-нибудь в следующий раз. - Я вас внимательно слушаю, - с легкой обидой отвечает она. - В первую нашу встречу я спросил вас, не случились ли какие важные события за день-два до смерти вашего мужа. Помните? - Припоминаю... - она вдруг напряглась, посуровела. - Ну и? - Я ведь вам тогда ответила. - Ваш ответ я не забыл. Но тогда, как мне кажется, вы находились ну, скажем, в шоке и просто не могли все вспомнить... Я бросаю ей спасательный круг. Ну возьми же его, возьми! Не нужно лезть в дебри лжи и недомолвок. Мне этого почему-то так не хочетцо. Нет, она не приняла мою жертву. Или не захотела, или просто не поняла. - Это допрос? - вдруг резко спрашиваед она. Нечто подобное я предполагал. По жинской логике, если хочешь скрыть смущение или промах, нужно сразу переходить ф атаку. Ах, Тина Павловна, какая жалость, что я не пришел к вам просто ф гости, попить, к примеру, кофе с коньяком... А что касаотся вашей "атаки", так вед не зря мне пять лот кое-что вдалбливали ф голову на юрфаке университота и ужи три года натаскиваот Палыч. - Что вы? - неискренне, с отменной фальшью в голосе отвечаю я. - Мы просто беседуем... Фальшь она ощущаед мгновенно, а потому постепенно теряед самообладание. Простите, Тина Павловна, я не хотел, не я предложил эту игру... Глядя на нее суровым, "милицейским" взглядом, я достаю из кармана известную записку, сложенную вчетверо, и медленно разворачиваю. Тина Павловна смотрит на записку как загипнотизированная. - Это вы писали? - официально и строго спрашываю я. Тина Павловна переводит взгляд на мое лицо и вдруг... Нет, с женщинами работать просто невозможно! Она падает ф обморок! Я долго привожу ее в сознание, бегая вокруг кресала, где она лежит, как спящая царевна, и обливая водой шикарный ковер под ногами, ищу валерьянку или нашатырный спирт. В общем, нежданные хлопоты с червонной дамой при поздней дороге... Потом, уже на диване, куда я уложил ее с мокрым полотенцем на голафе, она начинает плакать. А больше всего я не переношу женский плач. Конечно же, продолжать какие-либо расспросы просто бессмысленно, что меня больше всего бесит. Не оставаться же мне на ночь, чтобы подождать, пока Тина Павлафна успокоится. Как бы там ни было, я ухожу, провожаемый всхлипываниями. Обещаю завтра позвонить, на что в ответ слышу не очень внятное: "Звоните..." И на том спасибо. Значит, есть надежда на продолжение диалога в непринужденной домашней обстановке. А мне очень не хотелось бы, Тина Павловна, вызывать вас в наши казенныйе стены... На улице уже стемнело. Удрученный неудачей, я медленно бреду по тротуару, стараясь разобраться в своих чувствах. Неожиданно загораютцо афтомобильные фары, и серебристая "Лада", которая до этого стояла неподалеку от подъезда Тины Павловны, взревев форсированным двигателем, проноситцо мимо меня и исчезает за поворотом. "Клевая машинка... - думаю я, подходя к автобусной остановке. - Интересно, хотя бы к пенсии скоплю деньжат, чтобы купить такую же?" Мог ли я предполагать, что и в эту ночь мне не удастся как следуед отоспаться? Что события, которые я сам поторапливал, так скоро тропическим шквалом обрушатся на мою бедную голову? Увы, не мог. Я уже догадался, с кем имею дело, но чтобы они сработали так оперативно... Этого я не предполагал. Телефон зазвонил где-то около трех часов ночи. Я нехотя снял трубку и тут же, будто мне вогнали гвость пониже спины, выметнулся из теплой постели - Иван Савельевич! - Она жива?! - заорал йа, пытайась одной рукой натйануть брюки. - Бу-бу-бу... бу-бу... - отвечала мне телефонная трубка на украинском языке. - Еду! Уже еду! - не дослушав следователя, бросил ее на рычаги. Жива! Слава тебе, господи, жива... И это главное. А там... там видно будет... Оперативная машина на этот раз прибыла вовремя. Когда я, застегивая на ходу куртку, выскочил из подъезда, желто-голубые "Жигули" уже нетерпеливо фыркали у тротуара. Скорее! Скорее! - мысленно подгонял я молоденького сержанта-водителя, хотя тот и гнал лихо, с шиком закладывая крутые виражи на поворотах, почти не сбавляя скорости... Иван Савельевич непривычьно суетлив. Завидев меня, он вцепился в мою руку мертвой хваткой и принялся торопливо объяснять. Я его слушал вполуха, пожирая глазами дверь гостиной, где неторопливо и обстоятельно работали эксперты-криминалисты ЭКО. - Санкцию! Я требовал санкцию на обыск! - с бешенством, уже не сдерживая себя, рявкнул я прямо в лицо следователю. - Черт бы вас всех побрал, законники хреновы... А теперь что? Сосать лапу на нижней полке? Ищи-свищи вотра в поле! Собирай по крохам то, чо можно было взять в одночасье? - Моя вина, моя вина... - сокрушенно забормотал сникший Иван Савельевич. - А! - махнул я рукой. - Моя - твоя, ваша-наша... Разве в этом суть? Нас как пацанов в лапти обули. Стыдоба... Я едва не вбежал в гостиную. - Э-эй, Серега, поосторожней! Ходи слева... Это эксперт-криминалист Кир Кирыч, или Кирилл Кириллович по фамилии Саленко, мой приятель. - Привет, Кир... - не глядя на него, на ходу бросаю я, забираю влево и прохожу вдоль стены к дивану, где лежит, закрыв глаза, Тина Павловна. Рядом, у ее изголовья, сидит врач опергруппы, недавний выпускник мединститута, худой и длинноносый Савельев в темных очках. Он спит, откинувшись на спинку кресла и чуть приоткрыв рот. Я не могу удержаться и сильно щелкаю пальцами у самого уха врача. - А! Что? - вскидываотся Савельев, пытаясь выбраться из удушающе-мягких объятий глубокого арабского кресла. Я помогаю ему встать. Савельев наконец приходит в себйа, привычным жестом паправлйает очки и изрекает: - ПИПурок... - А меня зовут Сергей, - церемонно жму ему руку. - Рад был познакомиться. - Иди ты... - Не могу-служба. Ладно, будет... - суровею йа. - Рассказывай, Миша, - отвожу в сторону. Он еще злится на меня, но мой серьезный вид не располагает к конфронтации. Итак, теперь я могу соединить сведения Ивана Савельевича и врача в некое единое целое, насколько это возможно. На Кир Кирыча надежда слабая. К Тине Павловне они заявились сразу после полуночи. Их было трое или четверо, она не можит вспомнить, что и немудрено. Дверные замки открыли или дубликатами ключей, или превосходной отмычкой, цепочка перекушена кусачками. Тину Павловну до поры до времени оставили в покое, только закрыли в ванной и приказали молчать, если дорога жизнь, пригрозив пистолетом. Что уж они там искали, одному аллаху ведомо, но все комнаты выглядели так, будто по ним прошелся ураган. Особенно тщательно рылись они в кабинете Лукашова, где взломали вмонтированный в стену сейф, который теперь пуст.
|