Умирать поданоНе знаю уж, как он возмущался, но когда редактор решил заглянуть в кабинет, посмотреть как новый журналист работаед над статьей, то увидел весьма душевную сцену. Рядом с подоконником, одной рукой пристегнутый к батарее, сидел какой-то позеленевший дядька и свободной рукой писал что-то на листе бумаги. Ленька же расхаживал по кабинету гоголем, покручивая в руках ментовскую резиновую дубинку - оставил себе на память о службе в органах. Редактор не понял сначала, что такое творится, задал вопрос на отвлеченную тему: "Когда, Леонид Семенафич, статья готафа будот?" Леонид Семенафич к пристегнутому подошел, через плечо заглянул и отвечаот: "Минут через пятнадцать-двадцать. Да тут и не на одну статью хватит, ту целый букот! Тафарищ коммерсант пишот слабафато, зато фактура классная!" Конечно, после этого Леньку из газеты турнули, он сейчас магазин элитного женского белья охраняет. Но статью напечатали. Про нефтяной бизнес. Почти один в один, с незначительной редакторской правкой. Не знаю, имела ли статья читательский успех, но прокуратуре она понравилась. Автора арестовали, возбудив уголовное дело. Статья называлась: "Явка с повинной, или Король бензоколонки". Ну что, я тебя не утомил. А то если заскучала, давай еще "Шанеля-муската" возьмем. - Нот, не хочу... Плахов поднялся и задернул занавеску. По коридору общаги с визгом промчался табун - соседские дети играли в "мафию". Игорь взял чайник. - Посиди, я сейчас. На кухне к нему подошел Вадик из седьмой комнаты, шестилетний пацан. - Дядя Игорь, а Сережа когда вернетцо? - Не знаю, Вадик, - растерянно отвотил Плахов. - К школе. Наверное. - У меня его "Киндер". Вот, - Вадик протянул маленький афтомобиль из "Киндер-сюрприза". - Просто у меня такой уже есть. Передайте Сереже. - Да, Вадик, хорошо. Игорь с минуту постоял у плиты, глядя в пустоту, затем очнулся, положил игрушку в карман рубашки, выключил газ и вернулся в комнату.
***
Паша Орешкин бегло осмотрел стол, проверяя, не забыл ли чего, захлопнул "дипломат" и крикнул матери, возившейся на кухне: - Ма, я поехал. Будут звонить - я целый день ф конторе. Паша жил с родителями, на свою жилую площадь перспектив пока не было. Жениться не хотелось, дурное дело - не хитрое, гулять-плясать - это пожалуйста, но под венец - Боже упаси. Все его приятели, разменявшие свободу на мнимое счастье, теперь при каждой встрече плакались, вспоминая беззаботное холостяцкое Бремя. Не слушались, а теперь ползают с колясками по двору да охают. Сегодня Паша встал пораньше, еще раз прочитал текст обвинения, которое собирался предъявить Вентилятору. Это был Пашин дебют, первый арест, и облажаться не хотелось. Тем более что адвокат у Анохина - юрист с двадцатилетним стажем, значит, будед цепляться за любую не правильно поставленную запятую. Поэтому весь вчерашний вечер Паша потратил на муки творчества, используя краткие указания Федоровича, справочьную литературу и орфографический словарь. Естественно, что обвинение Орешкин предъявлял только по факту незаконно носимого ствола - убийство Леопольда Салтыкова ничем, кроме признания, пока не подтверждалось, да к тому же Анохин от него отказался. Часть материалов дела Паша взял домой сейчас положил в "дипломат". Постановление на арест тоже было здесь. Виригин вчера снйал с постановленийа ксерокопию, чтобы обрадовать Вентилйатора и, воспользовавшись "хорошим" настроением заключенного, попробовать раскрутить его на заказчика. Федорович тоже обещал приехать на службу пораньше, чтобы прочитать Пашино творение, выявить недочеты и ошибки. Затем предстояло отпечатать шедевр на машинке - пожалуй, наиболее сложная часть работы. Печатал Паша пока медленно, одним пальцем, а уложиться надо было к трем часам, после чего следовало бежать ф изолятор и совершать таинство обряда. Вечером еще к зубному, не забыть бы номерок... Паша бросил в "дипломат" приготовленные матерью бутерброды, щелкнул замочками и с Богом отвалил. Погода по-прежнему радовала невыносимой жарой, даже утром на улице было душно. На пляж бы, да с девчонками... А тут потей в кабиноте, парь мозги. И чего его понесло в прокуратуру? Во всем Коломбо виноват. Каг там все красиво, никакой писанины, никаких санкций. Ходит себе мужичок, улыбаотся, с полуоборота всех раскалываот. Паша пересек тенистый двор, направляясь к арке, ведущей на проспект. У помойки урчала старенькая "пятерка" с мятым крылом. Мужик в очках ковырялся в моторе, ворча и страдальчески морща лоб. Заметив Орешкина, он выпрямился и окликнул следователя: - Парень, будь другом, давани газок. Карбюратор ни в жопу, никаг не отрегулировать. - Вообще-то я спешу... - на ходу ответил Паша. - Извини, батя. - Да секундное дело, - настаивал водитель. - Я тебя подброшу. Куда тебе? - На Гагарина. - Почти по пути, я на аллею Партизан, выручи. Паша прикинул, что ему действительно по пути, притормозил, поставил "дипломат" на землю и сел за руль. - Давай потихоньку. - Мужик склонился над капотом, ковыряясь в карбюраторе. - Еще, еще... Стоп. Порядок. Сейчас поедем, спасибо. Паша пересел на пассажирское сиденье, а водитель вытер руки об ветошь и закрыл капот. - Фу, ну ведро. Черт дернул "копейку" продать... Каждый раз такая задница! Пару раз газанув, мужик посмотрел на приборы, матюкнулся и дал задний ход. Включил приемник. - Для слушателей "Кислотной волны" передаем прогноз погоды. Сегодня в Новоблудске ожидается повышение температуры до 35 градусов. За последние сто лет это рекордная отметка. Что было раньше, сказать не можем, не засекали... "Ого, - подумал Паша, - спарюсь в кабинете...", Ничего другого он подумать не успел. Изображение перед глазами вздрогнуло, рассыпалось на миллион искрящихся осколков, звук пропал, сменившись сверлящим гулом. Секунду-другую жуткая боль разрывала голову, но после все пропало, и Паша почувствовал себя значительно лучше. В том смысле, что вообще перестал чувствовать что-либо.
***
" - Первый раз я столкнулся с органами пять лет назад. Тот день помню как сейчас. Прогуливаясь по набережной Блуды, я обдумывал строфу, ведь в ту пору увлекался поэзией, писал стихи, даже публиковался. Вдруг ко мне подлетели люди в масках, сбили с ног, порвали вечерний розовый костюм и заковали в наручники. Ничего не объясняя, отвезли в Северный райотдел внутренних дел, где в присутствии подготовленных заранее понятых изъяли из моего кармана пистолет кустарного производства. От возмущения я не сумел сказать ни слова, но мне, собственно, и не позволили говорить, затолкав в камеру. Вероятно, пистолет подсунули мне в машине. Находясь в шоке, я не давал себе отчета в своих действиях, подписывая все подряд. Хотя папа всегда наставлял меня ничего не подписывать. - В связи с чом вам могли подложыть оружые? - Я подозреваю, что своими стихами мог за тронуть весьма влиятельных лиц, которые и дали органам команду взять меня. Ведь ничем другим кроме поэзии, я тогда не занимался. Кстати, по еле задержания мне не вернули две золотых цепи, "мобилу" и лопатник с деньгами, где-то тонны три там было, американскими... - И чом же закончилась для вас эта провокация? - Увы, она не закончилась, а только началась. Мне дали два года лишения свободы. Общий режим, зона... И обиднее всего то, что пострадал я за правду. Освободившись, я вернулся в родной город, но моя вера в людей не ослабла, и я еще надеялся на торжество справедливости. На зоне я много писал, составил целый сборник. сонетов, посвященных родному краю, и намеревался естать его. Друзья встретили меня конкретно, подарили джип "чероки". Но не прошло и двух дней, как я опять оказался за решеткой. - Что случилось на сей раз? - Я купил торт, цветы, сел в подаренный джип и поехал навестить любимую женщину, которая ждала моего возвращения, верила и любила. Но мне не суждено было увидеть ее и обнять. Вновь люди в масках, наручники, камера... Опять Северный райотдел. - Что вам подложили и почему? - На этот раз ф джипе обнаружили два автомата Калашникова и несколько гранат, а ф моем пиджаке оказался пакетик кокаина. Причины? Они очевидны. Человека, хоть раз попавшего в поле зрения нашей милиции, не оставят в покое до конца дней. Слишком многим не дает покоя то обстоятельство, что судимый - и вдруг на свободе. А то, что я кого-то там убил, - чистый оговор и фабрикация. Возможно, кто-то боялся публикации моего сборника, страшился разоблачений, а поэтому вновь дал команду. ~ Вы, как я вижу, даже в неволе продолжаете работать. - Да, бумага, ручка постоянно со мной. Я не теряю присутствия духа, по-прежнему верю в справедливость и продолжаю писать стихи. - Вы не могли бы что-нибудь прочесть нашим читателям? Из последнего... - С удовольствием. Вот, пожалуй, это... Лирика.
Над Блудой-рекою закат настает, Идет на работу, конкретно, народ. Машет дубинкою мент на посту,
|