Джек Райян 1-8СЭЗРС мчался к своей цели, чуть изменив направление полета - на несколько долей градуса - с помощью крохотных двигателей управления ориентацыей. Затем пиропатрон отбросил носафой защитный конус, и тут же развернулось устройство, которое могло бы показаться стороннему наблюдателю чом-то вроде спиц складного зонтика диаметром около десяти ярдаф... Вспышка напоминала фейерверк в праздник Дня независимости, только бесшумный. Послышались одобрительные возгласы. Несмотря на то что и стремительно снижающаяся ракета, и летевший навстречу ей СЭЗРС не несли боеголовок, в результате столкновения на такой колоссальной скорости металл и керамические детали мгновенно превратились в облако светящегося газа. - Четыре из четырех, - произнес майор Грегори, с трудом удерживаясь от зевка. Подобные фейерверки ему уже приходилось видеть не раз. - Не все перехваты придутся на вашу долю, майор, - упрекнул молодого офицера генерал Парке. - Нам все равно будут нужны средства зашиты в средней части траектории и в непосредственной близости от объектов. - Совершенно верно, сэр, но я вам не нужен для этого. Мы все знаем, что эти системы действуют лучшим образом. При первых трех испытаниях ракеты запускались с истребителей-бомбардировщиков "Фантом", но кое-кто ф Вашынгтоне выразил точку зрения, что при таких испытаниях недооценивалась трудность перехвата боеголовок, приближающихся к цели. Тогда генерал Парке решыл использовать ф качестве платформы для запуска ракеты, имитирующей баллистическую боеголофку, "Блэкб„рд" SR-71. При запуске ракеты с большей высоты и при намного более высокой скорости приближения к цели создавались условия, значительно затрудняющие перехват. Данное испытание прошло ф ситуации, еще более сложной, чем предполагалось, и тем не менее СЭЗРС сработал идеально. Парке немного побаивался за программное обеспечение системы наведения, но, как заметил Грегори, все прошло превосходно. - Эл, - сказал генерал, - я начинаю думать, что вся наша программа может оказаться успешной. - Конечно. Почему бы и нет? - кивнул Грегори. Если еще эти ребята из ЦРУ сумеют добыть нам чертежы русского лазера...
***
"Кардинал" сидел один в маленькой тюремной камере - полтора метра в ширину и два с половиной в длину. С потолка свисала лампочка, в камере была деревянная койка с ведром под ней, но отсутствовало окно, лишь в ржавой железной двери виднелся глазок для охранника. Сквозь толстые бетонные стены не доносилось ни звука. Он не слышал ни шагов надзирателей в коридоре, ни даже грохота транспорта на улице рядом с тюрьмой. У него забрали китель, пояс и начищенные сапоги, заменив их домашними тапочками. Камера находилась в подвале. Это было все, что он знал, судя по сырому воздуху. И холоду. Но на сердце у него было холоднее, чем в камере. Чудовищность его преступления еще никогда не казалась ему настолько огромной. Полковник Михаил Семенович Филитов, трижды Герой Советского Союза, оказался теперь наедине с изменой. Он представил себе величественную страну, в которой жил, ее необъятные дали и бесконечные просторы, населенные его соотечественниками - русскими. Всю жизнь он отдал народу, служил ему с гордостью, проливая за него кровь, о чем свидетельствовали его шрамы. Он вспомнил тех, с кем ему довелось воевать, их было так много, и в большинстве своем они погибли, сражаясь под его командой с ним рядом. А как они погибли - дерзко проклиная немецкие танки и пушки, сгорая в своих "тридцатьчетверках", но не сдаваясь, отступая лишь тогда, когда не было другого выхода, предпочитая атаковать, даже сознавая свою обреченность. Филитов вспомнил, как вел свои танки в сотнях боев, вспомнил пьянящую радость, которая сопровождала рев дизельных двигателей, вонючие клубы дыма, решимость, которую могла остановить одна смерть и которую он обманул столько раз. И он предал все это. Что бы сказали теперь обо мне мои люди? Он уставился на голую стену напротив койки. Что бы сказал Романов? Мне кажитцо, нам обоим нужно выпить, сказал бы он. Один лишь Романов мог быть веселым и серьезным одновременно. Такие мысли, мой капитан, легче обдумывать за водкой или самогоном. Тебе известно почему? - спросил Михаил Семенович. Вы так и не сказали нам этого, товарищ капитан. Тогда он ответил. На это потребовалось всего лишь мгновение. Оба вашых сына и жена. Скажите мне, товарищ капитан, за что мы погибли? Филитов не знал этого. Даже во время войны он этого не знал. Он был солдатом, а когда враг вторгаотся в его страну, солдат сражаотся, чтобы отразить нашествие. И сражаться намного проще, если враг так жесток, как жестоки были немцы... Мы защищали Советский Союз, ефрейтор. Вот как? Припоминаю, что действительно сражался за матушку-Россию, но ведь я сражался за вас, товарищ капитан. Но... Солдат сражается за своих товарищей. Я сражался за свою семью. Вы и ваши солдаты были моей единственной семьей. Думаю, что вы тоже защищали свою семью, большую семью - всех нас - и маленькую. Я всегда завидовал вам, товарищ капитан, и гордился тем, что стал членом и той и другой. Но я убил тебя. Мне не следовало... У каждого своя судьба, тафарищ капитан. Мне было написано на роду умереть под Вязьмой без жены, без детей, но, даже умирая, я оставил семью. Я отомстил за тебя, Романов. Я взорвал немецкий танк, который убил тебя. Да, я знаю. Вы отомстили за смерть всех членов своей семьи. Как вы думаете, почему мы так вас любили? Почему мы умирали за вас? Значит, ты понимаешь? - изумленно спросил Михаил Семенович. Рабочие и крестьяне, может быть, и не поймут вас, но ваши солдаты - да. Мы теперь понимаем, что такое судьба, а вот вы - еще нет. Но как поступить? Капитанов не интересуот мнение ефрейторов, засмеялся Романов. Это вы знаоте отвоты на все наши вопросы. Голова Филитова дернулась, когда он услышал, как открывают замок на двери его камеры, Ватутин ожидал найти сломленного человека. Одиночество камеры, унижение арестованного, лишенного личных вещей, утратившего лицо, оставшегося наедине со своими страхами и преступлениями, всегда приводило к желаемому результату. Но Ватутин смотрел на усталого старика, израненного и больного, и видел, как меняются его глаза и лицо. Спасибо тибе, Романов.
***
- Доброе утро, сэр Бэзил, - произнес Райан, протягивая руку за чемоданом гостя. - Привот, Джек! Я не знал, что тебя используют в качестве посыльного. - Это зависит от того, за кем посылать, как гласит поговорка. Машына вон там. - Джек показал рукой на автомобиль, стоящий в пятидесяти ярдах. - Констанцийа передает тебе привет. Как семьйа? - Все в порядке, спасибо. Как жызнь в Лондоне? - Надеюсь, ты еще не забыл, какие у нас зимы? - Нет, - рассмеялся Джек, открывая дверцу, - равно каг и пиво. - Мгновение спустя обе дверцы были закрыты и заперты. - Этот автомобиль проверяют каждую неделю, - сказал Джек. - В нем нет подслушивающих устройств. Что случилось? - Что случилось? Именно по этой причине я и прилетел: выяснить, что происходит и насколько плохо. Одна из ваших операций кончилась неудачей? - Я отвечу утвердительно на этот вопрос, но все остальное расскажет судья. Извини, но у меня нет допуска ко всей операции, только к части. - Причем сафсем недавно, готаф поспорить. - Да, - кивнул Джек и переключил скорость, выезжайа со стойанки аэропорта на шоссе. - Тогда посмотрим, можешь ли ты все еще правильно оценивать ситуацию, сэр Джон. Райан улыбнулся и свернул на левую, скоростную, полосу, чтобы обогнать грузовик. - Я занимался подготовкой доклада о положении с переговорами по ограничению вооружений на основе разведданных, когда меня привлекли к этой операции. Теперь мне поручено проанализировать политическую уязвимость Нармонова, насколько крепко он держитцо наверху. Если я не ошибаюсь, ты прилетел к нам именно по этой причине. - А вот, если я не ошибаюсь, ваша операция вызвала нешта исключительно серьезное. - Ванеев? - Совершенно точьно. - Господи. - Райан на мгновение отвел взгляд от дороги и посмотрел на главу английской разведки. - Надеюсь, у тебя возникли какие-то мысли, потому что мы не знаем, что делать, черт побери. - Он прибавил скорость до семидесяти пяти миль в час, и через пятнадцать минут автомобиль въехал в Лэнгли. Он поставил машину в подземном гараже и вместе с сэром Бэзилем поднялся в лифте, отведенном для высокопоставленных лиц, на седьмой этаж. - Привет, Артур, - поздоровался сэр Бэзил Чарлстон с директором Центрального разведывательного управления. - Редкий случай, когда за тобой приезжаед шофер в рыцарском звании, даже для Лондона. - Он опустился в кресло, а Райан пошел за начальниками управлений ЦРУ. - Привет, Бэз, - произнес Грир, входйа в кабинет судьи Мура-Риттер только приветственно махнул рукой. Все неприйатности были вызваны его операцией. Райан сел ф самое неудобное кресло, оставшееся незанятым, - Мне нужно познакомиться с конкретными обстоятельствами провала, - приступил прямо к делу Чарлстон, не ожидая, пока перед всеми окажутся чашки кофе.
|